To believe in a wonder. (1)

1. Таинственная комнатка.

Через старенькую комнатку, окна в которой заклеены газетами, стараются пробиться такие яркие, желтые солнечные лучи. Газета поначалу не пускает их, но потом, дует легенький ветерок, забираясь в комнатку сквозь маленькую неказистую форточку. Краешек газеты начинает трепетать на ветру и она немного прогибается, предоставляя возможность летнему солнышку пробраться внутрь. Солнце любопытно заглядывает сквозь старые грязные окна в комнату. Что там? Если идти с улицы - все равно ничего не увидишь. Окошко комнаты находится на третьем этаже. А вот солнцу все отлично видно. Оно может заглядывать в комнату хоть целыми днями. Но если оно бы и стало тратить каждый день по пять минут, чтобы заглянуть в таинственную комнатку, то ничего нового оно бы там не увидело. Все было одним и тем же, изо дня в день, из года в год.

Маленькая комната, оклеенная светлыми обоями, кажется темной. Странно? Ни чуть. Грязные, порванные обои свисают клоками, доставая до самого пола. Впрочем, пол выглядит не лучше. Прожженные, прогнившие доски, кое-где выступающие, а кое-где западающие внутрь. Потолок весь покрыт какими-то желтыми разводами. В этой комнате не делали ремонт около тридцати лет, если не больше.
Жмущиеся к стенам с потрепанными обоями детские кроватки выглядят жутко. Постельное белье, которое не меняли около года не выцвело, но приобрело неприятный ржавый оттенок. Подушки, порванные и не до конца набитые каким-то противным материалом, похожим на пожелтевшую вату, лежат на кровати, гордо выровненные. Краска на кроватях почти везде облупилась и выглядела жутко. Да и запах в комнате стоял не самый приятный. Солнце не могло унюхать его, но глядя на эту картину, ты понимал, что пахнет в комнате не розами...

- Калиненко! - громогласным голосом выкрикивала женщина, держа в руках толстенькую папочку, и иногда перелистывая страницы.
- Я, - робкий трясущийся голос, откуда-то из строя маленьких худеньких девочек.
- Петрова! - снова тот же грубый голос, не терпящий ни возражений, ни отрицаний.
- Я! - этот голос звучит более уверенно, хоть в нем и присутствует тот оттенок страха, который был явно виден у первой девочки.
- Астахова! - голос все такой же стальной и твердый, заставляющий детские сердца каменеть и дрожать.
Нет ответа. Вся кучка из маленьких бестелесных девочек начинает трястись, будто рука правосудия уже замахнулась и зависла над ними.
- Астахова! - женщина становится раздражительной, в ее голосе появляются истерические нотки, - Майя! Немедленно ответь!
Девочки закатывают глаза от страха. Одна из них чуть не теряет сознание, но ее тут же подхватывают под обе руки такие же бледные подруги.
- Если ты сейчас же не ответишь... - начинает громогласным голосом страшная, подвергающая панике девочек, женщина, но тут ее перебивает какой-то звонкий голосок.
- Простите, Анна Викторовна, она задержалась в своей комнате. Можно я пойду ее позову? - голос звучит бодро, но в нем не уловишь смелости. Хотя всем окружающим маленькую девочку кажется, что перебить Анну Викторовну, это просто верх наглости и дерзости.
- Да как ты смеешь меня перебивать, Лера? Да я тебе... - такое впечатление, что у женщины сейчас случится инфаркт. Да уж, того, что ее перебьют, она точно не ожидала.
- Простите, Анна Викторовна, но вы же искали Майю? Я и сказала вам где она находится, - с этими словами девочка лучезарно улыбнулась и спрятала за ухо выбившуюся из косичек рыжую прядь.
- Ладно, - голос женщины стал немного мягче, - Позови ее. Но не думай, что я спущу тебе это с рук. День в карцере и никакого обеда!
Лера только хмыкнула, но остальные девушки стали бросать на нее испуганные взгляды.

В карцер попасть не хотел никто. Комнаты, где жили бедные девочки были отвратительными, но даже они могли показаться царскими. Тараканы в комнатах не пугали. Пугали пауки в карцере. И не просто маленькие милые паучки, а большие пауки, которые лезли и лезли к тебе, как к жертве. За час там можно было сойти с ума, потому что свет пробивался только через узкое окошко вверху комнаты, а карцер находился в подвале. И пока ты сидел на мешке с песком и трясся от ужаса, казалось, перед глазами пробегала вся твоя жизнь. Никчемная, ничтожная жизнь.

Лера распахнула дверь, послышался характерный скрип. Дверь нужно было давно уже смазать, но кому до этого было хоть какое-то дело? Правильно, никому. Никому здесь не нужны были ни двери, ни дети. А и тех и других здесь было много.
- Только небу известно все о нашем сиротстве, и о боли, что связана клятвой молчанья... - пела черноволосая девушка, повернувшись лицом к окну и расчесывая свои длинные, спадающие до колен волосы. Очень неудобная штука, между прочим. Но ей нравилось. Это отделяло ее от других детей.
- Майя... - тихо позвала девушку Лера, - Майя, там сука рвет и мечет.
Очень странно было слышать такое слово из уст маленькой девочки, но иначе Анну Викторовну и не назовешь. Сука. Не человек даже. Животное. Грубое и бесчувственное. Никто не знал, что сделало Анну Викторовну такой, но факт оставался фактом. То, что у нее нету сердца, понимал каждый.
- О Боже, который час? - спохватилась Майя.
- Восемь пятнадцать, - покачала головой рыжая девочка. Она никак не могла понять, как можно пропустить время, когда нужно выходить, если в твоей комнате еще десять человек. Только Майя так могла. она абстрагировалась от всего и забывала, где она находится. Она смотрела сквозь предметы и сквозь людей, вроде бы смотря, но не видя их.
- Значит, карцер? - предположила девушка, откладывая дешевую расческу.
- Значит карцер.