ЧУЖАЯ НИКА.
По лужам... Лапы вбиты в основание.
Нельзя жалеть бордюр: бордюр ведь каменный.
Жалеть бы лапы: мокрые, дрожащие,
Такие теплые, такие настоящие.
Теория грехов в пустой корзине.
Чужие брызги из-под стершейся резины.
Но хвост трубой. А лучше - пистолетом.
Держитесь, боги. Твёрже лап на свете нету.
Прохожие косятся на витрины.
И дождь кап-кап на выгнутую спину.
Прохожим не открыть тот странный клапан,
Что стелет путь таким серьезным лапам...
Им не понять цены этой красы:
Тверды так лапы.. Но дрожат в дожде усы.
Усы подводят. Четче, лапы, это временно.
Чужие лапы, так воспетые Пелевиным.
И дождь в последний раз скользнет украдкой
К киоску - ей за новой шоколадкой.
Она проводит его взглядом, полным горести.
Чужая Ника сдохнет в конце повести.
К.А.М. Gata
Нельзя жалеть бордюр: бордюр ведь каменный.
Жалеть бы лапы: мокрые, дрожащие,
Такие теплые, такие настоящие.
Теория грехов в пустой корзине.
Чужие брызги из-под стершейся резины.
Но хвост трубой. А лучше - пистолетом.
Держитесь, боги. Твёрже лап на свете нету.
Прохожие косятся на витрины.
И дождь кап-кап на выгнутую спину.
Прохожим не открыть тот странный клапан,
Что стелет путь таким серьезным лапам...
Им не понять цены этой красы:
Тверды так лапы.. Но дрожат в дожде усы.
Усы подводят. Четче, лапы, это временно.
Чужие лапы, так воспетые Пелевиным.
И дождь в последний раз скользнет украдкой
К киоску - ей за новой шоколадкой.
Она проводит его взглядом, полным горести.
Чужая Ника сдохнет в конце повести.
К.А.М. Gata