Единорог 2
Обычный мужчина, малость поношен, как старый пиджак…
Троллейбус ехал себе и ехал, один толчок сменял другой, я сидела, повернувшись к мутному стеклу, и видела проталкивающиеся мимо дома, заснеженные деревья, белую снежную дымку. А потом, мельком обернувшись, я вдруг увидела, что он смотрит на меня, этот мужчина.
К него было узкое смуглое лицо с длинным хрящеватым носом и тонким ртом. И глаза чёрные и пустые, словно у змеи. Из-под сбитой на затылок шапки свисала короткая прядь жестких чёрных волос. На вид ему было лет сорок, он казался полупьяным, но в чёрных, странных, змеиных глазах не было хмеля. Дублёнка на груди была расстегнута, и виднелся серый самосвязанный шарф, а под ним зелёный мутный джемпер с выложенным поверх воротником чёрной рубашки. Мужчина смотрел на меня в упор.
Сначала я подумала, что он пьян. Отвернулась к окну, но не выдержала, покосилась – он смотрел. Я снова повернулась к нему. И чем дольше я смотрела на этого мужчину, тем больший страх меня охватывал. Сейчас я даже не могу сказать, что меня напугало. Просто странность происходящего, наверное. И ещё этот взгляд пустых, черных глаз.
Не просто, Лера, нет, совсем не просто. В глазах его не было угрозы. В них не было ничего. Такой взгляд встречается лишь у плюшевых игрушек. И тем дольше я смотрела, тем страшнее мне становилось. Этот равнодушный пустой взгляд словно прибил меня к креслу, я оцепенела, будто кролик перед удавом. И странно: в страхе, , что я испытывала, было что-то знакомое. И я ведь не за себя боялась, я боялась не так как боятся, как боятся кусачею собаку, - так страшатся неведомого. А потом я вдруг поняла, то чего страх этот мне кажется знакомым. Это, наверно, очень странно, но иногда… У мамы иногда случался именно такой же пустой и странный, равнодушный взгляд, только глаза у неё были светлые, смутные, а у этого мужчины – черные т твердые, словно пуговицы.
Я не могу это объяснить. Только сейчас я по настоящему поняла, что временами я боялась её. Не так, как боятся кусачую собаку. Меня пугало то неведомое, которое таилось в ней и иногда выглядывало из её глаз. Странно, раньше я никогда не задумывалась об этом. Родители бывают очень разные, и отношения с родителями бывают очень разные. Мама всегда была очень далёкой. И очень красивой. Словно произведение исскуства: оно может быть рядом, но оно неподвластно тебе. И я всегда почему то знала, что иногда к ней лучше не подходить, ибо она слишком отдаляется от мира.
На рынке в тролейбус набилась куча народу, все бабки с какими-то авоськами. Мужчина отвернулся, да я его почти не видела за пассажирами. Остановки через две людей поубавилось, и я снова увидела его. Он стоял боком и в профиль уже не казался пьяным или странным. Лицо у него было строгое и немного усталое. И вдруг я узнала его. Я уже видела этого мужчину, и не один раз. Так иногда случается с людьми в транспорте – многие ездят одним и тем же маршрутом, в дин и тот же час, и со временем начинаешь узнавать их. И я видела его. Иногда в транспорте. Возле университета. И внутри. И в республиканской библиотеке. Он сидел за два стола от меня, я ещё подумала – что такой мужчина делает в библиотеке? Бог мой, он крутится вокруг меня уже, наверное, вторую неделю.
Он сошел на моей остановке, но за мной не пошел, а свернул к универмагу. И пока я дошла до дома, я уже успела уверить себя в том, что я параноидальная дура. Что мне просто почудилось. А когда поднималась по лестнице на свой дурацкий четвертый этаж, мне вдруг пришло в голову, что тогда же, когда я впервые увидела его, именно тогда и начались эти телефонные звонки по ночам. Звонят и молчат в трубку. Каждую ночь. Перед тем, как папа и мама умерли , было тоже самое. Так же звонил телефон. Мама снимала трубку и сердилась. Опять, говорила она, какие-то хулиганы. Или квартиру проверяют. Это было год назад. И вот этот телефон снова звони т звонит. Я пробовала отключать его га ночь, но так мне ещё страшнее. Я всегда думаю, може, заговорят и скажут, что им нужно от меня.
Так этот мужчина и звонки начались одновременно. Одновременно! Вот тут-то я испугалась по-настоящему.
Продолжение следует…
Троллейбус ехал себе и ехал, один толчок сменял другой, я сидела, повернувшись к мутному стеклу, и видела проталкивающиеся мимо дома, заснеженные деревья, белую снежную дымку. А потом, мельком обернувшись, я вдруг увидела, что он смотрит на меня, этот мужчина.
К него было узкое смуглое лицо с длинным хрящеватым носом и тонким ртом. И глаза чёрные и пустые, словно у змеи. Из-под сбитой на затылок шапки свисала короткая прядь жестких чёрных волос. На вид ему было лет сорок, он казался полупьяным, но в чёрных, странных, змеиных глазах не было хмеля. Дублёнка на груди была расстегнута, и виднелся серый самосвязанный шарф, а под ним зелёный мутный джемпер с выложенным поверх воротником чёрной рубашки. Мужчина смотрел на меня в упор.
Сначала я подумала, что он пьян. Отвернулась к окну, но не выдержала, покосилась – он смотрел. Я снова повернулась к нему. И чем дольше я смотрела на этого мужчину, тем больший страх меня охватывал. Сейчас я даже не могу сказать, что меня напугало. Просто странность происходящего, наверное. И ещё этот взгляд пустых, черных глаз.
Не просто, Лера, нет, совсем не просто. В глазах его не было угрозы. В них не было ничего. Такой взгляд встречается лишь у плюшевых игрушек. И тем дольше я смотрела, тем страшнее мне становилось. Этот равнодушный пустой взгляд словно прибил меня к креслу, я оцепенела, будто кролик перед удавом. И странно: в страхе, , что я испытывала, было что-то знакомое. И я ведь не за себя боялась, я боялась не так как боятся, как боятся кусачею собаку, - так страшатся неведомого. А потом я вдруг поняла, то чего страх этот мне кажется знакомым. Это, наверно, очень странно, но иногда… У мамы иногда случался именно такой же пустой и странный, равнодушный взгляд, только глаза у неё были светлые, смутные, а у этого мужчины – черные т твердые, словно пуговицы.
Я не могу это объяснить. Только сейчас я по настоящему поняла, что временами я боялась её. Не так, как боятся кусачую собаку. Меня пугало то неведомое, которое таилось в ней и иногда выглядывало из её глаз. Странно, раньше я никогда не задумывалась об этом. Родители бывают очень разные, и отношения с родителями бывают очень разные. Мама всегда была очень далёкой. И очень красивой. Словно произведение исскуства: оно может быть рядом, но оно неподвластно тебе. И я всегда почему то знала, что иногда к ней лучше не подходить, ибо она слишком отдаляется от мира.
На рынке в тролейбус набилась куча народу, все бабки с какими-то авоськами. Мужчина отвернулся, да я его почти не видела за пассажирами. Остановки через две людей поубавилось, и я снова увидела его. Он стоял боком и в профиль уже не казался пьяным или странным. Лицо у него было строгое и немного усталое. И вдруг я узнала его. Я уже видела этого мужчину, и не один раз. Так иногда случается с людьми в транспорте – многие ездят одним и тем же маршрутом, в дин и тот же час, и со временем начинаешь узнавать их. И я видела его. Иногда в транспорте. Возле университета. И внутри. И в республиканской библиотеке. Он сидел за два стола от меня, я ещё подумала – что такой мужчина делает в библиотеке? Бог мой, он крутится вокруг меня уже, наверное, вторую неделю.
Он сошел на моей остановке, но за мной не пошел, а свернул к универмагу. И пока я дошла до дома, я уже успела уверить себя в том, что я параноидальная дура. Что мне просто почудилось. А когда поднималась по лестнице на свой дурацкий четвертый этаж, мне вдруг пришло в голову, что тогда же, когда я впервые увидела его, именно тогда и начались эти телефонные звонки по ночам. Звонят и молчат в трубку. Каждую ночь. Перед тем, как папа и мама умерли , было тоже самое. Так же звонил телефон. Мама снимала трубку и сердилась. Опять, говорила она, какие-то хулиганы. Или квартиру проверяют. Это было год назад. И вот этот телефон снова звони т звонит. Я пробовала отключать его га ночь, но так мне ещё страшнее. Я всегда думаю, може, заговорят и скажут, что им нужно от меня.
Так этот мужчина и звонки начались одновременно. Одновременно! Вот тут-то я испугалась по-настоящему.
Продолжение следует…
05 июня 2007
мне нравится
Смотри ещё:
