...мы расстаемся навсегда...

Рано или поздно это должно было произойти… Когда-нибудь…
…Взрослые люди, мы понимаем: ничто не вечно в этом лучшем из миров… В том числе и отношения, которые мы берегли и лелеяли...
Больше всего на свете я ненавижу агонию чувств, когда всё уже из последних сил, но еще приходится сохранять на лицах вымученные улыбки. Зачем? Мы уже не подростки, верящие в то, что у них «это навсегда, до тех пор, пока смерть не разлучит нас».
Мы не романтики. Мы практики. И в этом наша боль и беда.
Уже не так бьется сердце в предвкушении встречи. Уже не так сбивчивы слова. Уже меньше тех милых глупостей.
Все стихает, исчезает, перегорает. И ветер, буйный вихрь окружающей нас действительности, подхватывает этот разноцветный пепел, унося его куда-то в прошлое, слабеющим эхом отражаясь от неприступных стен непонимания, которые мы с каждым мгновением делаем все выше и выше.
Наверное, это правильнее всего – вспыхнуть и сгореть. Но только в пламени страсти можно понять, насколько прекрасное чувство было тебе дано. Переболев и переосмыслив все заново, не тянет вернуться на заброшенное пепелище. Не мучает бессовестно-наивная надежда, выискивающая жадным бельмом хоть какие-то ростки. Все меньше лезут в голову мысли «а как могло быть, если бы…»
Да никак!
Потому что "бы" – самая мерзкая частица русской речи. Условность, параллельная история…
Прошлое дается только один раз, и это – твое собственное прошлое. То, которое не изменишь никогда.
Просто мы стали уже слишком мудры, чтобы слепо верить в глупейший «авось». Мы слишком циничны для того, чтобы заниматься самообманом. И слишком любим друг друга для того, чтобы превращать наслаждение в пытку.
И не нужно уже слов утешений. Я и без того знаю, что каждый день с любимым человеком надо переживать как последний. А когда этот день все-таки настает, я встречаю его не как катастрофу локального масштаба, а приветствую грустной улыбкой, какой обмениваются старые знакомые. В конце концов, так должно было случиться.
Рано или поздно.
Не будет лишних слов. Не будет бессмысленных жестов.
Мы изгои этого мира, где любовь разложена по полкам, а мы с тобой не вписываемся в заданные рамки. Не по правилам все у нас с тобой…
Мы с тобой не хотели играть по правилам изначально. Наша любовь была запретной. Безумной и безнадежной, но от этого такой прекрасной и великой. Потому что когда с гор сходит лавина, она не интересуется у гордой травинки мнения по поводу стихии. Лавина сносит все. Так и наше чувство смело здравый смысл и пустило его вниз по склону, сметая все на ходу.
Дни свертывались в мгновения. Часы растягивались в вечность. Пламя свечей казалось ледяным под жаром поцелуев. Солнечный свет – тусклым, при взгляде в глаза. Вечность была близкой даже нам, циникам, обожженным не одним романом.
А потом, когда ласки становились менее бурными, когда выравнивалось дыхание, и перевернутый мир снова занимал прежнее место, мы просто молчали рядом друг с другом и неотрывно смотрели друг другу в глаза. И терялись в этом пересечении расширенных зрачков.
Мы так часто говорим, что за счастье надо расплачиваться. Увы, да. Се ля ви! Но… Есть такое счастье, за которое не жалко расплачиваться. И мы с тобой даже знаем счет, который нам выставят под занавес. От нас потребуют расставания без права на возрождение! Ведь самая большая боль – это бессилие. А начать все заново мы не сможем как раз потому, что не будет у нас сил поднять эту ношу. Память рук, глаз, губ, невыплаканных слез и невысказанных слов тяжким грузом лежит на душе, и не начать нам все заново, не забыть и не простить...
Но, понимая все это, мы каждым шагом приближаем себя к пропасти. И даже балансируя на самом краю, знаем, что если и суждено нам сорваться сейчас, то пусть это падение станет последним взрывом восторга. Одним на двоих.
«И каждый раз на век прощайтесь, когда прощаетесь на миг». Хороший рецепт, право слово… Но в этот раз – не для нас.
Мы собирались проститься не на миг. Мы знали, что впервые за многие дни поступаем правильно. Пра-виль-но. Давай, скажи это раздельно, отчетливо, стараясь поймать хоть какое-то послевкусие. Нет. Не поймать. Пресное оно, это слово... Поэтому даже в эту правильность мы добавили свою щепотку специй...
… Мы встречаемся на станции метро. И подходим к условленному месту минута в минуту. Опоздать - не имеем права. Прийти раньше не позволяет гордость. И встретившись, долго-долго смотрим друг другу в глаза. Смотрим понимающе. Влюблено. Нежно.
– У меня была дурацкая идея купить цветы… - и ты вытаскиваешь из-за спины роскошный букет.
– Ага, у меня тоже...
Мы заливисто хохочем, ловя на себе недоуменные взгляды окружающих. Да уж… На расстающуюся парочку мы совсем не смахиваем. И это хорошо. Даже если сквозь смех слышен стоящий в горле комок.
– Очаровательно бы выглядели. Обмен любезностями, ха!
– Нет, ну почему же. Цветок можно в горшке купить.
– Точно. И в случае чего сразу надеть на голову!
– Прекрати.
Мы снова серьезны. Идем по аллее, пиная опавшее осеннее золото. Холодный ветер доносит до нас запах горящей листвы. Запах скорби. Запах, предвещающий зиму, когда мороз сковывает льдом не только воду. Есть холод куда страшнее того, что отмечает ртутный столбик в термометре за окном.
Мы молчим. Зачем нужны слова там, где и так все понятно? Бессмысленное сотрясение воздуха не даст ничего, а только сделает боль осязаемее.
Только от одного мы никак не можем отказаться. Потому что требование тела сливается с требованием души, и мы целуемся горячо, ожесточенно, кусая губы, впитывая друг друга до донышка… И в какой-то момент понимаем, что наше желание сильнее любого рационализма.
– Пойдем ко мне…
Мы не идем, мы почти что бежим, расталкивая прохожих, навстречу охватившей нас страсти, пока здравый смысл не подал свой голос.
Плоть к плоти. Безумие к безумию. Боль к боли. Наши объятия отчаянны, наши поцелуи горьки, наша нагота бесстыдна. Наши голоса подстегивают бешеный танец, самый вечный танец на этой земле, самое сладкое соперничество. Мы живем и умираем в одно мгновение. Каждое из которых – каждое! – последнее. И мы знаем это.
В последний раз мы чувствуем друг друга так близко.
В последний раз наши губы так горячи.
В последний раз мы шепчем друг другу слова любви.
Обжигающие волны перекатываются через наши разгоряченные тела, и нас кружит, кружит, кружит вихрь, поднимающийся из потаенных глубин.
И когда одновременный полет внезапно обрывается на самой высокой ноте, когда вся вселенная помещается в одной-единственной секунде максимального наслаждения, когда освобожденный огонь страсти жадно уничтожает время и пространство, мы понимаем, что все кончено…
Красиво и безвозвратно.
Так, как мы и хотели.
Так, как должно быть по всем правилам.
Но разве человеками пишутся законы человеческие?
Дождь… Еще один прекрасный повод задержаться в квартире ненадолго, пусть эти минуты ничего не решат. Оконное стекло плачет холодными каплями.
Мы стоим друг от друга на расстоянии вытянутой руки. Ты нервно куришь.
– Дурацкая привычка не носить с собой зонтик.
– Ничего, дождь сейчас прекратится.
Я едва ли не делаю шаг в твою сторону. Мне все еще хочется обнять тебя, прижаться крепко-крепко, зарыться в твои волосы и долго вдыхать этот смешанный запах дыма и еще не остывшей страсти. Но нельзя… Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
Жизнь человека начинается вдохом. И криком, которым он возвещает миру о своем появлении на свет. Я сейчас тоже кричу. Безмолвно.
Сердце выбивает рваный ритм не начатой мелодии. В ушах пульсирует кровь.
Это страшное слово "все" – обрыв, за которым нет моста…
И оглядываясь назад, я осознаю, что я на одном, а ты на совсем другом берегу. И пропасть легла не между нами, а в нас самих...
Завтрашний день наступит с зудящим чувством потери. И теперь всему предстоит учиться заново…