На грани. Продолжение
Ляля вгляделась внимательно в его глаза. Они были цвета стали, и выражение в них светилось такое же: твёрдое, непоколебимое желание узнать правду, даже если она неприятная; и правду эту переварить, принять и не винить за неё. Он ждал. Он надеялся. Он пытался поверить, что всё будет хорошо. И он был готов страдать, если всё обернётся плохо. Он был собой.
- Нет, - коротко и ровно ответила Ляля. – Нет, это не я.
Рэм отвёл взгляд. Он испытал облегчение. Но он не поверил ей до конца, - Ляля это чувствовала. Но так же она понимала, что Рэм никому не верит абсолютно. Девушка позволила себе улыбнуться.
В кухне появилась Марго. Увидев почти идиллическую картину, она чуть ли не задохнулась от злости, но на удивление быстро справилась с собой.
- Рэм, - она села рядом с ним и прижалась щекой к его плечу. – Я боюсь. Мы ведь находимся в одном доме с убийцей. Откуда мы можем знать, не придёт ли ему в голову мысль ещё кого-нибудь убить? А как уберечься? Мы ведь не знаем, кто это. Это может быть кто угодно! Даже она! – Маргарита ткнула пальцем в Лялю.
- Или ты, - посмотрела на неё девушка.
- Рэм, - всхлипнула Марго, - не позволяй ей так со мной разговаривать. Почему она постоянно меня унижает?
- Она тебя? – приподнял брови Рэм.
- Ну конечно, ты на её стороне! – воскликнула Марго. – Почему? Чем я хуже?
- Я на своей стороне, - усмехнулся Рэм, резко встал и вышел из кухни. Марго помчалась за ним. Ляля вздохнула и уронила голову на сложенные руки.
- Тяжело? – спросила вошедшая в кухню Майя.
- А когда мне было легко? – усмехнулась Ляля.
***
Вера опустилась на поребрик, закрыла лицо руками и заплакала. В этом плаче были и страх, и боль, и жалость, и ненависть. Последнего, пожалуй, было больше всего.
Ода не решалась подойти к подруге. Она чувствовала, как ей больно, страшно и горько, и одна её половина хотела подскочить к Вере, обнять её, успокоить, чтоб только она больше не рыдала так страшно и так безысходно. Ради счастливой улыбки подруги Ода была готова на всё. Но это было до страшных слов «Я тебя ненавижу!» Та половина разума девушки, которая поняла эти слова, осознала и приняла, говорила, что от Веры надо держаться подальше. Вера стала не любимой подругой, а бомбой замедленного действия, которая может взорваться в любую секунду, и лучше было поскорей убежать подальше, пока взрыв не произошёл. Ода не могла отдать предпочтение ни одной из половин её разума и души. Она впала в ступор и не могла двинуться с места. Разные мысли вихрем вертелись у неё в голове, но одна была сильнее и больнее других. «Моя подруга, моя любимая, самая хорошая, самая красивая, самая остроумная, мудрая, смелая, находчивая, самая-самая лучшая, моя Вера меня ненавидит? За что? Вера!»
- За что? – спросила она.
- За что? – прошипела Вера, подняв на Оду глаза. – Ах, мы не знаем! Мы же святая невинность, простите, пофигистичность, мы ничего не замечаем, потому что не хотим замечать! Ты считаешь, что мне не за что тебя ненавидеть? Ты мне всю жизнь сломала!
- Как? – слабо спросила Ода.
- С самого детства, - вдруг спокойно, без эмоций заговорила Вера, - ты всегда считалась лучше меня. Моя мама всегда говорила: «Ой, посмотри, Оленька так красиво одета! Какое красивое платьице! А как она разговаривает! А как поёт! Какая она умненькая, да хорошенькая, да ути-пути!» В школе тебя всегда любили больше, чем меня. Все говорили, что ты такая вся из себя умная, справедливая, честная, хороший слушатель, и сочувствовать умеешь, и советом можешь помочь. И красивая ты какая была! В тебя все мальчишки из класса были влюблены. И из нашего, и из параллельных! А меня все считали плохой – хитрюгой, обманщицей, эгоисткой, трусихой! Все никак не могли понять, как ты можешь со мной такой плохой дружить. И от этого все любили тебя ещё больше! А я-то знала, кто на самом деле обманщик! Ты! Тебе на всех было наплевать с высокой колокольни. Если к тебе шли с какой-то бедой, то ты так внимательно слушала, так сочувственно кивала, а на самом деле даже не слышала, что тебе говорят. Хочешь пример? Линка Троепольская как-то прибежала в школу в слезах, в восьмом классе, помнишь? У неё все пытались узнать, что случилось, а она сказала, что расскажет только тебе. Но где ты, там и я, ведь правда? – Вера усмехнулась, и с внезапной злостью сказала: - За это некоторые называли меня Хвостом. – Её глаза наполнились слезами, из груди вырвался сдавленный вздох, но она быстро справилась с собой. – Так вот, тогда она полтора часа жаловалась тебе, на то, как бесчеловечно поступил с ней мальчик, которого она любила. Как его звали я точно не помню… Он её как-то очень обидно обозвал. И она плакалась тебе в жилетку столько времени! Из-за какой-то ерунды: какой-то придурок её обозвал. И потом она так благодарила тебя за то, что ты такая чуткая, ты её выслушала, ободрила, поняла. Мне эта уродина ничего не сказала. А на следующий день, когда я сказала тебе, что считаю эту проблему глупой и не стоящей слёз, ты даже вспомнить не смогла, по поводу чего рыдала Линка! А когда я тебе объяснила, ты что мне ответила? «Чушь какая! Сколько шума из ничего!» Зато Лина потом тебя пригласила на день рождения, а меня велела не приводить! Хотя кто из нас был к ней более внимателен – очевидно.
- Я не пошла на тот день рождения, - мрачно вспомнила Ода. Она не могла припомнить этот случай, но вполне допускала, что такое могло быть – она действительно не слушала, когда ей что-то говорили, исключением были только родители (и то не всегда) и Вера. Зато Ода хорошо помнила то приглашение. Лина была единственным человеком, который строго запретил Оде приходить на праздник с Верой. Ребята не всегда приглашали Веру, но если звали Оду, то подруга автоматически шла с ней. Но приглашение Лины Троепольской… Ода не пошла на тот праздник. Отношения с Линой стали напряжёнными, но Ода этого даже не заметила. Её волновали всегда только две вещи: собственная персона со всеми внутренними переживаниями, конфликтами, проблемами, и Вера.
- Ты не пошла, - презрительно бросила та. – А знаешь, что потом об этом сказали? Что я тебе пригрозила, ты и не пошла без меня. После этого о тебе стали думать ещё лучше, а обо мне ещё хуже. Но ты этого, конечно, не замечала, - с сарказмом улыбнулась она, глядя, как Ода пытается припомнить. Но Ода действительно такого не помнила.
- А в девятом классе к нам пришёл новенький, - голос Веры изменился. Теперь в нём смешались восхищение, боль, обида и какое-то щемящее чувство бесконечной тоски. – Его звали Миша Ордынцев. Помнишь?
Мишу Ордынцева Ода помнила. Он оказался одним из немногих, с кем ей было интересно общаться. Внешностью Бог его тоже не обидел: парень был высокий, спортивного сложения, с тёмными волосами и светлыми глазами. Когда он улыбался, в его глазах прыгали весёлые чёртики. Миша занимался всем понемногу – прыгал с парашютом, писал стихи, рисовал, участвовал в гонках на мотоциклах, играл на электрогитаре, подрабатывал в машинной мастерской, танцевал брейк-данс и бальные танцы и перечитал почти всю библиотеку, начиная от Диккенса и Шекспира и заканчивая С. Моэмом и Агатой Кристи. Все произведения он предпочитал читать в оригинале, что не составляло для него особого труда, так как Миша знал семь иностранных языков и постоянно совершенствовался. Бывали моменты, когда Ода была от него просто в восторге. Но потом, в выпускном классе что-то случилось, у Оды начались проблемы в отношениях с Верой, на общение с Мишей не хватало времени, а после одиннадцатого класса он уехал в другой город. Звал Оду с собой – она отказалась. Вера оставалась в их родном городе и Ода, естественно, не могла уехать. История с Мишей была давно забыта и Ода не могла понять, что так беспокоило Веру.
- Помнишь, помнишь, - следя за реакцией Оды на названное имя, закивала Вера. – А хочешь, я тебя удивлю? Ты ведь этого не знала, я тебе никогда не говорила, а сама ты не способна заметить что-либо дальше своего носа. Он тебя любил. Знаешь, сколько вечеров мы с ним просидели за бутылкой сока и проговорили о тебе. Он мне расписывал, какая ты. По его словам, в тебе просто не было изъянов. А он боялся признаться тебе в своих чувствах, потому что считал себя недостойным. И ты даже представить себе не можешь, сколько раз я была близка к тому, чтобы крикнуть: «Она не такая, как ты о ней думаешь! На самом деле, она просто двуличная беспринципная, чёрствая стерва, и сучка первостатейная!» А знаешь, почему? Потому что я любила его. Смешно, правда? Две лучших подруги и один парень. Он влюблён в одну, которая его не замечает, а другая влюблена в него, хотя он не обращает на неё внимания. Зачем он был тебе нужен? Зачем ты держала его около себя, а? Почему не отпустила ко мне? Ведь я так его любила, я даже перестала думать о себе. Зато постоянно думала о тебе.
- Но почему ты мне не сказала? – поразилась Ода. Она не могла себе представить, что подруга обиделась на неё из-за такой ерунды, как парень. Конечно же, узнав о чувствах Веры к Мише, Ода из кожи бы вон вылезла, но сделала бы так, чтобы они были вместе. А Вера молчала, обижалась и таила злобу. Как так могло получиться? Ведь Вера всегда была такой умной и энергичной?..
- Не сказала?! – запальчиво крикнула Вера. – Я пыталась! Я пыталась намекнуть тебе, что я люблю его. А ты, которая всегда всё понимала с полуслова, с полувздоха, вдруг враз сделалась непонятливой. Ты не хотела, чтобы у меня всё было хорошо, чтобы у меня появился кто-то, кто любил бы меня больше, чем тебя. И ты не прислушалась, не поняла. А когда Миша предложил тебе поехать в Москву поступать вместе с ним, ты сказала, что у тебя и в планах не было никуда ехать. Ну и что, что вместе с ним. Кто он тебе? После этого он вообще к тебе не подходил. И уехал. Я тоже хотела поехать. Но меня не пустили родители. И я решила, что отомщу тебе. За моё растоптанное самолюбие. За мою растоптанную гордость. И за мою растоптанную любовь. Я больше никого так сильно не любила в жизни, как ЕГО. А ты всё отняла у меня. И я подумала: пусть ты тоже помучаешься. Пусть будешь бояться заглянуть в глаза близким, знакомым, незнакомым и всем милиционерам на свете. Когда ты будешь носить такой ад в душе, если она у тебя есть, ты поймёшь, как плохо и больно все эти годы было мне. Ты почувствуешь. Но ты от этого не избавишься. Потому что это – на всю жизнь. Понятно?! Ты до конца жизни будешь мучиться, будешь знать, что ты – убийца!
Ода медленно подошла к Вере. Та встала на ноги. Девушки заглянули друг другу в глаза. В карих глазах Веры ещё вчера светились любовь и поддержка.
Сейчас же они выражали сладостную боль мести, страх и, как ни странно, всю ту же любовь. Вера любила свою подругу. Но в то же время и ненавидела. И, в конце концов, ненависть победила.
Наверное, мы все в чём-то завидуем своим друзьям. В некоторых областях друзья разбираются и проявляют свои таланты намного сильнее, чем мы сами. Но грань, где заканчивается дружеское восхищение, радость за успехи друга и маленькое досадное, но в то же время доброе «Эх, почему же я так не могу!», и где начинается злобная зависть, ненависть и желание сделать больно, потому что ты таких талантов лишён, провести очень трудно. Переход этой черты происходит незаметно. И тут всё зависит от степени доверия между друзьями. Можно поговорить, откровенно и правдиво всё высказать, поддержать друг друга. Тогда балансировка на этой тонкой грани закончится перевалом на первую сторону, на сторону дружбы и любви, и отношения между людьми станут ещё крепче. Но если держать всё в себе и вариться в собственной боли и зависти, то от падения уже никто не спасёт.
Вера упала. Очень глубоко, очень низко. Но разве в этом не было вины Оды? «Была, - сама себе ответила девушка. – Видимо, я не была настолько надежной и не внушала доверия настолько, чтобы Вера смогла довериться мне до конца. И кто же я, если я не заметила, что моя единственная, обожаемая подруга влюбилась? Кто я после этого? Я оставила Веру наедине со своими страхами и болью. Я ей не помогла. Я – кошка, которая гуляет сама по себе. И это мешает мне по-настоящему любить и видеть».
Ода не знала, что думала Вера, слишком сильные эмоции захлестнули её. И тут Вера сделала то, что раньше себе никогда не позволяла. Она размахнулась и сильно, звучно, вкладывая всю свою боль, ударила Оду по щеке. Девушке показалось, что потух свет. Щека горела. Глаза слезились. Сердце стучала слишком сильно. В висках пульсировало. Ода не знала, что делать, как реагировать. Не осознавая до конца, что с ней твориться, она занесла руку и вернула Вере её пощечину. Темноволосая девушка рухнула обратно на поребрик. Нет, Ода не слишком сильно ударила. Просто у Веры уже не осталось сил даже на то, чтобы стоять. Ода отошла к машине и облокотилась на капот. У неё в голове была только одна мысль. «Всё».
***
Ляля любила, когда идёт дождь. Она могла часами сидеть в кресле с чашкой чая с лимоном в руках и смотреть в окно. Смотреть, как бегут под косыми струями люди, спешащие в сухой и тёплый дом, как жмутся к стенам домов бездомный собаки, как играют на улице дети, и как родители не могут дозваться их домой. Как падают и падают тяжёлые капли, и этому не видно конца.
Ляля встала с кресла и подошла к окну совсем близко. Дом напротив был построен слишком близко. Девушка даже могла с трудом различить обстановку комнат, где шторы были не задёрнуты. В окне этажом ниже Ляля увидела фигуру парня. На вид он был младше неё года на три. Парень был невысокий, сгорбленный, лицо изрыто оспинами. Ляля вдруг поняла, что он не стоит, а сидит. Сидит в кресле-каталке. И смотрит ей в глаза. Девушка вздрогнула. Парень отпрянул от окна и резко задёрнул шторы.
***
- Зачем? Неужели тебе их было не жалко?
- А тебе меня не жалко было?! Почему я должна всех жалеть? А кто пожалеет меня?
- Я думала, ты не нуждаешься в жалости. Ты сама это говорила не один раз.
- Это не значит, что мне можно делать больно!
***
- Привет, - вошёл в комнату Череп. – Можно к тебе?
- Да, конечно, - кивнула Ляля, мысленно крича: «Нет! Нет! Убирайся!!»
- Дурдом какой-то, - покачал головой Череп, садясь на кровать. – Все как с цепи сорвались. Орут друг на друга, только что драться не лезут.
- А что делать-то? – вздохнула Ляля. – Страшно…
- Ты веришь, что кто-то из нас убийца? – внимательно посмотрел на неё Череп.
- Но ведь кто-то её убил, - резонно заметила Ляля.
- И ты думаешь, это был кто-то из нас? – Череп не отрывал от неё взгляда.
- А ты сам как думаешь?
- Я тебя спросил.
- Ну что ты от меня хочешь? – устало спросила Ляля. – Да, я думаю, это был кто-то из нас. Этот Геннадий… или как там его… меня убедил. И что это меняет?
- То есть ты сейчас сидишь в этой квартире в окружении пяти человек, которых ты практически не знаешь, и думаешь, что один из них – убийца?
Ляля вздохнула.
- Ну, ты сильна, подруга… - протянул Череп, резко встал и вышел из комнаты.
Ляля откинулась на подушки. Ну почему всегда так? Тебе задают провокационный вопрос и ждут, что ты ответишь. Если ты отвечаешь то, что от тебя хотели услышать, все сразу становятся такими довольными, радостными, и обсуждают с тобой проблему, высказывая не свои настоящие мысли на этот счёт, а те, которые удобней «пообсасывать». Причём, очень часто в таких беседах люди переходят на личности и стремятся оплевать обсуждаемого человека, подгоняя все его поступки под ситуации, которые могут его очернить как можно больше. После этих бесед люди начинают чувствовать себя чуть ли не лучшими друзьями, невзирая на то, что не сказали ни слова правды и не выразили ни одной своей истинной мысли.
Но если же на вопрос ты ответишь правду – кричи караул. Тебя обвинят во всех смертных грехах и в лицемерии в том числе, а потом будут долго говорить, какой ты нехороший. А всё потому, что очень часто люди просто не готовы услышать правду и принять её.
В какой-то книге Ляля почерпнула замечательную мысль: «Никогда не задавай вопрос, если не уверен, что готов услышать на него ответ». Зачем же люди всё ещё задают такие вопросы?..
Ляля повернулась на бок. «Если ещё кто-нибудь захочет со мной пообщаться, я просто умру». В ту же секунду открылась дверь, и в комнату зашла Майя.
- Тяжёлый день, - безо всякого выражения проронила она, садясь рядом с Лялей. – Спать хочется. Ты не будешь возражать, если я прилягу с тобой в одной комнате?
- А Толик? – Ляля спросила для проформы, на самом деле ей было безразлично, почему Майя решила переночевать рядом с ней.
- Толик? – удивилась Майя, и тут же вспомнила: - А-а, Череп. Да ну его! Так я прилягу?
- Давай, - махнула рукой Ляля. Майя легла рядом и почти сразу же ровно задышала – провалилась в сон. А через десять минут Ляля отбыла вслед за однокурсницей.
Утром Ляля и не ожидала избежать скандала. Если не нападёт Марго со своими вечными претензиями по поводу Лялиного посягательства на её жениха, то взъерепенится Череп, которого, видимо, глубоко задел тот факт, что Ляля не причислила его к лику святых и даже, наравне с другими, подозревает его в убийстве; или Лох-несс, имя которого девушка благополучно забыла, и который стал в последнее время очень нервным. Но чего Ляля никак не ожидала, так это того, что скандалить придётся с Рэмом. Выйдя утром на кухню, Ляля смогла лицезреть унылую картину: куча грязной посуды в раковине, пустующие полки холодильника и полное отсутствие хлеба.
- Завтрака не будет? – скорее констатировала, чем спросила, девушка.
- А кто в этом виноват? – резко ответил Рэм, находившийся на кухне в компании вездесущей Марго и Лох-несса.
- По твоему тону и взгляду можно предположить, что я, - нахмурилась Ляля. – Хотя я не совсем понимаю, почему.
- Не понимаешь? – ласково спросил Рэм. Уж лучше бы он кричал. – А я тебе объясню. Ты что себе думаешь, интересно? Что ты приехала на курорт? Что здесь тебе будут всё преподносить на блюдечке с голубой каёмкой, а ты будешь снисходительно благодарить? Не выйдет. Здесь нет для тебя ни слуг, ни придворных, так что будь добра, занимайся ведением хозяйства наравне с другими девушками. И подружке своей передай, что у нас самообслуживание. Вы не в гостинице!
- Очень мило, - покачала головой Ляля. – А твои требования распространяются только на нас с Майей? Или все остальные тоже должны всё-таки что-то делать?
- Остальные уже сделали, что могли. Теперь будет неплохо, если вы тоже внесёте ваш вклад в общее дело.
- А можно поинтересоваться, что же такого сделал ты лично, что позволяет тебе сидеть за столом на манер арабского шейха и всем указывать?
- Благодаря мне вы вообще тут сидите, а не в гостеприимной тюремной комнате у Короля! – Рэм всё же вышел из себя, правда, тут же понял, что ляпнул лишнего. Лох-несс встрепенулся и нахмурился, Маргарита с ещё большим интересом, чем раньше (если это вообще возможно) взглянула на Рэма. Но тот уже встал и вышел из кухни, пнув по дороге стул.
- Зачем ты к нам навязалась? – со слезами в голосе воскликнула Марго. – Ты только всё портишь! Не замечала? Рядом с тобой всегда случается что-то ужасное, рядом с тобой всем плохо! – и она, как всегда, выбежала вслед за Рэмом.
Ляля подошла к окну и поглядела на дом напротив. Шторы в окне, где вчера она видела паренька-инвалида, были задёрнуты, но вдруг резко раскрылись. Ляля увидела того же парня в той же кресле-каталке. На этот раз мальчик не стал прятаться от неё, хотя заметил, что Ляля на него смотрит; он сам смотрел ей прямо в глаза. Парень был облачён в новые, но уже полностью дырявые спортивные штаны болотного цвета и чёрную толстовку с белой надписью на груди. Тёмные волосы были взъерошены, на лице – никаких эмоций. Руки беспрестанно теребили ручки кресла. Парень легонько покачивал головой из стороны в сторону. Ляля улыбнулась ему. Он не ответил.
- Эй! – позвал её Лох-несс. – Эй, Ляля! Ты куда смотришь? Ау!
Ляля смотрела на надпись на толстовке парня.
- Ну, ты чего! – потряс девушку за плечи Лох-несс. – Вернись на землю.
Ляля кивнула и отошла от окна.
На кофте было написано “I`m а KILLER”.
Ляля вдруг вспомнила Костю. Ванду. Маму с папой. И ещё нескольких человек, которых она очень давно не видела, в том числе своего мужа. Она познакомилась с ним в кафе, когда только-только приехала в этот город. Серёжа был чем-то обеспокоен, и Ляля предложила купить ему леденец. Он рассмеялся и рассказал о контракте, о том, как он хочет получить эту работу, о том, какой он классный специалист и об условии, оговорённом в договоре. Рассказал, что свою девушку не любит и не хочет на ней жениться, не хочет с ней жить и постоянно обманывать, потому что, естественно, будет ей изменять. Ляле он почему-то понравился. Сергей был невероятным циником, расчётливым эгоистом, никого не любил и не щадил чувства других людей. Но он всегда говорил правду. Всегда говорил то, что думает. В Ляле взыграло озорство, и она предложила фиктивный брак. Сергей заявил, что видит в Ляле желание срубить денег. Девушке это показалось логичным, и через два дня Серёжа укатил за океан по контракту, а Ляле оставил пятьсот долларов и обручальное кольцо, которое она сунула в карман плаща и о котором напрочь забыла через десять минут. У него за границей, наверное, всё хорошо...
Ляля вернулась в комнату, где провела ночь. Майя уже проснулась.
- Нам сделали внушение, - сказала Ляля, садясь на кровать.
- Я слышала, - кивнула Майя.
- Знаешь, как расшифровывается слово «ДУХ»?
- Как?
- Домой Ужасно Хочется.
- Знаю.
- Playground, schoolbell rings again, - тихо запела Ляля.
- Что это? – Майя приподнялась на локте.
- Да так, ничего, - Ляля махнула рукой.
- Да, - покивала Майя. – У каждого есть свой зонтик-трость.
- Что? – не поняла черноволосая девушка.
- Я говорю, у каждого есть свой зонтик-трость, - громче повторила Майя.
- Не поняла.
- Это я себе придумала такой способ… м-м-м… оценки, - осторожно, словно пробуя это слово на вкус, произнесла Майя, - или даже раскраски… В общем, понимания людей.
- Расскажи, - заинтересовалась Ляля.
- Ну, смотри, - Майя села. – У тебя был зонтик-трость?
- И был и есть.
- Ну, так вот. А я себе придумала… Из чего состоит эта модель зонта? Каркас, спицы, наконечник сверху, рисунок, и чехол. И по общему образу зонтика я формирую для себя характер человека. И наоборот, разобравшись с человеке, я могу угадать, какой у него зонтик-трость.
- А если у него не трость, а просто зонтик?
Майя покачала головой.
- У каждого когда-то был зонт-трость.
- А что означает каждая составная часть? – полюбопытствовала Ляля.
- Каркас – это эмоциональное состояние человека, - пустилась в объяснения Майя. – Если каркас деревянный, значит, обладатель его – человек сдержанный, скупой на жесты и сиюминутные порывы. А если каркас – металлический, это значит, что человек – экстраверт, очень общительный, способный на широкие жесты и немного (или много) безалаберный. Такие люди подсознательно выбирают себе каркас покрепче, потому что знают, что зонту придётся побывать с ними во многих переделках и испытать не одно падение. Спицы – это показатель выпендрёжа. Человек, который любит обращать на себя внимание, считает себя пупом земли, естественно, выберет деревянные – они очень вычурны, но непрактичны. А человек, который гонится за удобством и надёжностью, а не за дешёвой показухой, выберет покрепче – железные. Дальше – наконечник. Если он металлический – то обладатель такого зонта – либо любит путешествовать, либо очень эмоционален, либо сноб. А если – деревянный, то человек, купивший зонт – обычный, немного ленивый. Рисунок – это внутренний мир человека. Тут может быть множество вариантов. Если на зонте – животные, значит этот человек – надёжный и весёлый, если пейзаж, - значит обладатель зонта – мечтателен, и так далее. Но тут очень много нюансов, в зависимости от цвета фона, от того какие животные, какой пейзаж изображены, или, может быть, что-то ещё. Ну и чехол – бывают разные. Если человек вдумчивый, скрытный – он выберет себе зонт с чехлом вроде рюкзачка. Знаешь, такие, с двумя лямками? – Ляля нетерпеливо кивнула. – А если человек не слишком дальновидный – он купит просто с чехлом. Есть такие, кто покупает зонт вообще без чехла – эти любят выпендриться, но не всегда успевают за модой, вечно опаздывают на встречи.
- А мой зонт ты можешь описать? – после паузы спросила Ляля.
- На это нужно время, - Майя задумалась. – К сегодняшнему вечеру я тебе его нарисую. Идёт?
- Хорошо, - кивнула Ляля. – Спасибо.
- Ты не позвонишь Ванде? – поинтересовалась Майя. – Не скажешь, как ты и где ты?
- Зачем?
- Она волнуется. Ты это знаешь.
- Нет, не позвоню, - покачала головой Ляля.
- Она – хорошая девчонка.
- Хороший человек – это не профессия, - пожала Ляля плечами.
- А как же твой парень? Как там его? Коля?
- Костя. Он не мой парень.
- Мы с Вандой учились вместе в школе. Как-то раз одна девчонка, которую Ванда считала подругой, не дала ей запасную ручку, - пожадничала. А через неделю Ванда высыпала ей в портфель целый спичечный коробок муравьёв, которых ей насобирал мальчик – её друг. А вину Ванда свалила на него. Фактически его подставила. А все остальные, кто не знал этого (а знала только я, потому что видела в окно), и не подумали даже на Ванду. Она же такая компанейская, весёлая, необидчивая девчонка. А я так никому и не сказала, - Майя усмехнулась.
- А если это я убила Лиди? – внезапно спросила Ляля.
- А если это я? – в тон ответила Майя.
Кого-то она ей напоминала.
- Ладно, я пойду посмотрю телевизор, - Майя встала и направилась к двери. – А я знаю, что ты пела, - обернувшись, сказала зеленоглазая девушка. – Это EVANESCENCE, “Hello”, - Майя мягко закрыла за собой дверь.
Ляля прилегла и продолжила песню:
- Rainclouds come to play again. Has noone told you, she`s not breathing? Hello, I`m your mind giving you someone to talk to... Hello.
Около двух часов пришёл тот самый Геннадий (которого на самом деле звали Глеб Игнатьевич) и остаток дня прошёл в расспросах, которые, конечно же, больше походили на допросы. У Ляля интересовались, как долго она знала Иренко Лидию, при каких обстоятельствах они познакомились, что Ляля думала о ней, просили описать поведение Лиди, и остальное в том же духе. Ляля добросовестно отвечала, но изобилием информации похвастаться не могла, так что вскоре Глеб-Геннадий от неё отстал, сказав с оттенком сожаления:
- На сегодня всё, Александровна, - в глазах его стояла досада на то, что ему не удалось прижать к ногтю убийцу. Ляле казалось, что Глеб Игнатьевич упорно подозревает её в убийстве Лиди.
Вечером все сидели в гостиной и смотрели по телевизору какой-то нудный фильм, который, казалось, шёл уже сто лет и не собирался подходить к логическому концу.
- А этот Глеб – ничего себе. Такой высокий, симпатичный, - ни к месту заметила Майя.
- Чушь какая, - как-то неуверенно отозвалась Марго, стрельнув глазами в сторону Рэма. – Обыкновенный.
- Да ну, ничего ты не понимаешь, - отмахнулась Майя. – С ним бы неплохо было завести Романчик небольшой. Так, для разрядки.
- Дура, что ли? – уставилась на неё Маргарита.
- Правда, ты думай хоть, что говоришь! – повернулся в сторону русоволосой девушки Лох-несс. – Два дня назад человека убили, а ты о флирте думаешь. Тебе не кажется, что это безнравственно?
- Ой, только не надо мне нотаций читать! – вспылила Майя. – Безнравственно – это убивать! Вот что на самом деле вне всякой морали! – на это её высказывание трое из шести человек, сидящих в комнате, отреагировали странно: опустили глаза вниз и побледнели – кто явно, а кто незаметно. – Думаешь, я не слышала, как вы с Лиди в ту ночь, когда её убили, ссорились? – продолжала Майя. - А ты не помнишь, что ты орал? Нет? Так я могу напомнить! «Ещё раз что-нибудь в таком роде выкинешь – убью!» - получилось очень похоже на говор Лох-несса. – Может, это ты её и убил! У тебя, как я погляжу, слово с делом не расходится! А теперь ты тут сидишь и читаешь мне нотации, как поступать хорошо, а как – безнравственно! На себя посмотри лучше!
- Ты что такое говоришь? – нахмурился Череп. – Ты ведь сказала, что ничего не видела и не слышала, и вообще, что ты спала во второй комнате с половины одиннадцатого!
- Ага, да ни фига! – воскликнула Майя. – Думали, я совсем дура – рассказывать этому… что я бродила по дому в то время, как Лиди убили? Кстати, когда её убили? Глеб сказал, в промежутке между тремя и четырьмя часами. А как раз в десять минут четвёртого я вышла из комнаты в туалет и хотела по дороге поискать в кухне чего-нибудь похавать…
- А откуда ты так точно время знаешь? – поинтересовался Лох-несс. – Ты что, специально на часы посмотрела, когда из комнаты вышла? Кстати, в комнате, в которой ты спала в ту ночь, часов нет!
- А вот и нет! Я посмотрела на часы, которые висят на стене в коридоре, как раз рядом с той комнатой, где Лиди нашли! Там на циферблат падал свет, и он так прикольно блестел, в темноте видно, что на нём что-то нарисовано, - Майя сбилась и мотнула головой. – Ну, я посмотрела на стекло часов, и как раз заметила время. А свет, кстати, падал из ванной, в которой, как ты нас уверяешь, ты спал с одиннадцати часов! И я услышала голоса из большой комнаты. Подхожу поближе, слышу, а это ты на Лиди орёшь!
- Это правда? – повернулась к Лох-нессу Марго. Тот, насупившись, замолчал. – Дима, это правда? – настойчивее повторила Маргарита.
- Да! – резко ответил Лох-несс. – Да, правда! Довольны?!
- А почему ты ничего Глебу не сказал? – дрожащим голосом произнесла Марго.
- Ты что, совсем чокнулась? – Дима вскочил с кресла. – Да скажи я ему, он бы тут же решил, что это я Лидку кокнул, и на ремни бы меня порезал. Без суда и следствия, другим в науку!
- Если ты не виноват, он бы разобрался, - крикнула Майя.
- Ага, как же, - нервно хохотнул Чернышёв. – Как будто ему это надо! Вон, даже вы не поверили, что я её не убивал, трясётесь все сидите, как будто ожидаете, что я сейчас и на вас с ножом прыгну! Что уж говорить об этом питекантропе! А ты не смотри на меня так! – повернулся он к Марго. – Как будто сама во всём белом! А что, если я этому Глебу расскажу, что ты тоже терпеть не могла Лидку?
- Ты что мелешь? – Маргарита постаралась изобразить удивлённый тон, но в её глазах мелькнул испуг.
- Ах, мы намерены притворяться? – издевательски проговорил Дима. – Хочешь сказать, это не ты красочно расписывала Рэму, как ты ненавидишь Лиди, и как бы ты хотела, чтобы она улетучилась из нашей компании?!
Марго растерянно замолчала и умоляюще посмотрела на Рэма. Он не отвел взгляд, но в глазах его не было ни капли сочувствия или предложения помощи. Он смотрел на неё, как учёный смотрит на новый вид насекомого: со смешанным выражением любопытства и предвкушения препарирования.
- Рэм, ты же не отрицаешь? – повернулся к парню Лох-несс.
Рэм пожал плечами.
- И что ты теперь скажешь? – Дима снова посмотрел на Марго.
- Маря, что это значит? – спросил Череп.
- Не называй меня Марей! – огрызнулась девушка.
- Это к делу не относится, - прищурился Толик. – Возмущаться будешь, когда будешь иметь на это право. А пока ты врёшь, ты такого права не имеешь.
- Ну? – насмешливо взглянул на девушку Чернышёв. – Что теперь скажешь? Когда Рэм не намерен скрывать правду.
- Сука, - бросила Майя. – Пока чувствуешь защиту, обвиняешь других, причём необоснованно, зная, что ты ничуть не лучше. А как твой защитничек кончился, так сразу и не знаешь, что сказать. А раньше-то какая разговорчивая была, всех поносила. И за спиной, оказывается, обсуждала. А в глаза сказать слабо было? – Майя с отвращением посмотрела на блондинку и поджала ноги.
- А сама-то! – в отчаянии вскричала Марго. – Думаешь, я не знаю, что ты вовсе и не спала в комнате, а ругалась с Лидкой? И при том, позже, чем Дима! Как ты сказала, он на неё в десять минут четвёртого орал? А зато ты с ней ссорилась в половину!
- Чего? – протянул Череп, обращая свой взгляд на Майю. Остальные тоже повернулись к ней.
- Да! – выкрикнула Марго. – И нечего меня обвинять! Я не спала – признаюсь! Но я хоть ни с кем не ругалась и ничего не крала!
- Что ты этим хочешь сказать? – грозно спросила Майя.
- А то! Я не спала, - начала Марго свой рассказ, - меня ужасно бесило, что меня поселили в одной комнате с этой чувырлой, - она кивнула на Лялю, - которую я терпеть не могу.
- А ты хоть кого-нибудь любишь? – перебила Майя.
- Заткнись, - впервые за вечер подал голос Рэм. Это придало Марго уверенности, и она продолжила.
- Так вот, я размышляла, - Майя саркастически хмыкнула, Череп пихнул её локтем, и девушка, поджав губы, замолчала, - о том, что ещё день, проведённый в компании этой вороны, и я сорвусь, - Ляля пригладила рукой свои волосы и волком посмотрела на Маргариту. – Я думала, что одевается она безвкусно (ну, что это такое – джинсы, майки, бесформенные спортивные штаны, олимпийки какие-то), - Ляля вытаращила глаза – спортивные штаны она одела всего раз, джинсы и майки были как раз вполне модные, а олимпиек у неё никогда в жизни не было, - и начала ворошить её вещи. – Ляля приподнялась в кресле, Майя раскрыла рот, Лох-несс покачал головой, как будто ничего другого от Марго не ожидал, а Рэм удивлённо приподнял брови. – Там у неё лежала её идиотская одежда. Ну, и я решила пойти к Лиди, поговорить об этом.
- О чём - об этом? – удивился Череп.
- Об одежде, - посмотрела на него, как на безнадёжно больного человека, Марго. Он ответил ей таким же взглядом. Эти двое явно не понимали друг друга. К слову сказать, Ляля тоже не понимала Марго. Идти среди ночи к человеку, которого ты ненавидишь, чтобы пообсирать стиль одежды человека которого ты не любишь чуть больше – это было за пределами её понимания. Лох-несс полностью выключился из обсуждения, выкрутасы Маргариты его не волновали, Майя чуть ли не крутила пальцем у виска, а Рэм оставался спокойным, но в глубине его глаз Ляля видела, что он хохочет, рискуя надорваться. – Но поговорить нам не удалось, - Марго многозначительно посмотрела на Майю. – Когда я подошла к Лидкиной комнате, там кто-то отчаянно ругался. Я посмотрела на часы, мне стало интересно, кто решил выяснять отношения ночью. Было полчетвёртого. Ну, я приоткрыла дверь и увидела, что ты, мисс Благородство, стоишь перед Лиди в позе «руки в боки» и орёшь, что ты её раскусила. – Майя покраснела. – А знаете, что раскусила наша мисс? – предвкушая триумф, воскликнула Марго. – Что Лиди спит с Черепом!
Повисла пауза. Лох-несс встрепенулся и с интересом смотрел на Толика, Толик вытаращив глаза, смотрел на стену напротив, Майя сжала зубы и уставилась в окно. Ляля взглянула на Рэма – он спокойно смотрел на Марго.
- Значит, моя девушка изменяла мне с лучшим другом, - тихо сказал Дима.
- Это было всего один раз, - глухо ответил Череп. – Месяц назад. В Сочи.
- А как ты узнала? – поинтересовался Рэм.
- Я не была уверена, - вздохнула Майя. – Но я чувствовала, как Лиди смотрела на Тольку. Это был такой взгляд… словами не объяснишь. Но так девушка смотрит на парня, если спала с ним. Я просто хотела уточнить.
- Ошизеть, - хмыкнул Чернышёв, но особой печали по этому поводу не испытывал, по крайней мере, не заметно было, чтобы он сильно переживал.
- А что ты говорила про то, что Майка – воровка? – вспомнила Ляля.
- А! Точно! – Марго хлопнула в ладони. – Я смотрю, они уже заканчивают ругаться. Эта сказала Лидке что-то вроде «Никогда бы не хотела иметь дело с такой змеёй, как ты», и бац! утянула со стола какой-то кулон! Наша честная, девственно чистая Майя! – Марго с превосходством смотрела на русоволосую девушку, а та едва сдерживала смех.
- Ты дура, - сказала она наконец. – Это был Толин кулон. Лиди взяла его себе на память после Сочей, а я решила, что это лишнее, и отдала кулон обратно Тольке.
У Марго был такой вид, как у малыша, которому обещали вкусный торт, а вместо этого он увидел на столе тарелку с манной кашей.
- И всё равно, - упрямо мотнула головой Марго. – Кто последний видел Лиди живой? Ты. И не пытайся свалить вину на Димку!
- А меня не надо защищать! – взъерепенился вдруг Чернышёв. – Тоже мне, адвокатесса нашлась! Сам разберусь, понятно? Сам! А ты не лезь!
Марго отшатнулась от длинноволосого парня и отошла к Рэму.
- Что с тобой? – удивлённо взглянула на Диму Майя.
- Ничего, - буркнул тот, погружаясь в себя.
Несколько минут все молчали. Потом заговорил Рэм.
- Ну что, други! Как выясняется, очень многие из нас не сказали Глебу всей правды. Это печально, потому как до истины он всё равно докопается, но, если вы будете себя плохо вести, ему придётся вытянуть ваше грязное бельишко на всеобщее обозрение. Это неприятно, я думаю. Так что, во избежание вышеизложенной ситуации, я убедительно вас прошу рассказать завтра Глебу всё, что вы рассказали и утаили сегодня. Если вы этого не сделаете, это сделаю я.
Рэм встал и вышел из комнаты.
- Но ведь кто-то её убил, - вдруг сказала Майя.
- Кто-то из нас, - уточнил Череп.
Ребята уставились друг на друга.
- Стоп! – воскликнула Майя, когда они уже были готовы броситься друг на друга. – Так нельзя!
- А как можно? – сердито спросила Маргарита.
- Думаю, нам лучше пойти спать, - остановила перепалку Ляля. – Иначе сейчас произойдёт ещё несколько убийств.
На ночь Ляля опять оказалась в одной комнате вместе с Майей.
- Слушай, - спросила русоволосая девушка, ложась в постель, - а ты не боишься? Ведь мы спим в одном доме с убийцей.
- Я… - начала было Ляля, но осеклась. Впервые за всё время, проведённое в этой квартире с момента убийства, она поняла, что это не шутка, это – по-настоящему. И человека, которого Ляля знала, пусть только шапочно, больше нет, и он никогда не вернётся. Потому что он мёртв. Его убили. И с Лялей может случиться то же самое. Девушку пробрал озноб. Она живо представила себе, что за соседней дверью притаился человек с ножом, который, возможно, собирается вонзить ей этот нож в сердце.
- Я боюсь, - сглотнув, сказала Ляля. – Я очень боюсь.
Утром, когда Ляля проснулась, Майи в комнате уже не было. На тумбочке белел листок. Ляля встала и взяла его в руки. На листке был нарисован зонтик-трость с деревянным каркасом, металлическими спицами и наконечником. Купол зонта был прозрачным. Рядом был нарисован прозрачный чехол с двумя лямками, как у рюкзака.
Ляля вздрогнула. На съёмной квартире, в шкафу лежал её зонтик – точно такой же. Зонтик, который она выбирала несколько дней, подходя к покупке с особой любовью…
***
- Надо что-то делать, - голос Веры звучал глухо, но страха в нём почти не было. – Надо уезжать, вдруг кто появится.
- А они? – беспомощно проговорила Ода.
- А что, ты собираешься тащить их на себе до ближайшего отделения милиции, и сдаться, сказать, здрасьте, мол, я вот тут пару человек задавила, вы что думаете по этому поводу? – Вера зло смотрела на Оду, такого взгляда черноволосая девушка у неё никогда ещё не видела.
- Но я… что же теперь делать? – Ода чувствовала себя ужасно. Она не могла просто так взять и уехать, но пойти в милицию и сделать чистосердечное признание она тоже не могла.
- Уезжать, пока нас не увидели, вот что делать! – крикнула Вера. – И не надейся пойти в милицию! Я не хочу в тюрьму!
Ода судорожно вздохнула. Вера была циничной девушкой, но Ода никогда не думала, что её подруга сможет с такой лёгкостью задавить женщину с маленькими детьми, а потом спокойно уехать. Только сейчас Ода осознала, что Вера жила по принципу «сначала я, - потом другие, в этой жизни каждый сам за себя». И Оде стало больно. Человек, которого она считала своим лучшим другом, человек, которого она любила больше всего на свете, ради которого она была готова на всё, этот человек её не любил. Вера её ненавидела и хотела сделать как можно больнее. Это было невыносимо. Ода уже не могла сопротивляться. Она молча села в машину и не произнесла больше ни слова.
Они съехали в лесок, нашли какой-то ручей, и Вера отмыла машину от крови. Потом девчонки поехали в город, но уже по другой дороге. Вера завернула к их общему знакомому Лёше.
- Это просто подарок судьбы, знакомство с Лёшкой, - говорила Вера по дороге. – Лучшей кандидатуры для алиби и не сыскать. Во-первых, он практически ни с кем не общается, а родители у него уже неделю на даче, так что никто не знает точно, в какой день и с кем он был. Во-вторых, он механик от бога, так что быстро заменит нам колёса. И в-третьих, он выпить любит. Сейчас ты его напоим, назавтра продолжим, а потом ещё и ещё. Он и не вспомнит, в какой именно день мы к нему заявились. Сегодня двенадцатое, да? Скажем ему, что мы начали пить одиннадцатого, он так и запомнит. И, если что, засвидетельствует. А раз мы одиннадцатого начали пить и продолжали дня три, то двенадцатого мы с тобой никак не могли оказаться на той дороге и сбить ту женщину.
- А колёса менять зачем? – тупо спросила Ода.
- Затем, что в них наверняка набился песок с той дороги. Мало ли кто сравнит. Существуют же всякие экспертизы.
- По-моему, ты передёргиваешь, - поморщилась Ода.
- Нужно всё предусмотреть, - сухо ответила Вера, и девушки надолго замолчали.
Всё прошло без сучка без задоринки, Лёша легко поддался внушению, Вера даже не говорила ему про колёса, сама умудрилась сменить. Лёша был к тому моменту уже в такой степени подпития, что ничего не заметил, да и Ода отвлекла его разговором. Из гаража девушки выбрались только пятнадцатого числа. Покатались по городу, «чтобы колёса не выглядели слишком новыми», как объяснила Вера, сбросили старые с моста (удалось поймать момент, когда никого не было, и никто не мог их видеть), и Вера завезла Оду домой. Девушки не попрощались.
***
- Майя, - Ляля обнаружила однокурсницу в маленькой комнате, та читала книгу, - а почему ты нарисовала именно такой зонт?
Майя подняла голову от книги и улыбнулась.
- А что, ничего общего?
- Ты сначала объясни, - уклончиво ответила Ляля.
- Пожалуйста, - Майя пожала плечами. – Про каркас и остальное я не буду, только про… мм-м… окраску, если можно так выразиться.
- Хорошо, - кивнула Ляля.
- У тебя такой характер… Сначала он кажется ясным, как день. А потом понимаешь, что это, так сказать, обман зрения. На самом-то деле, он очень смутен, и ты сама в себе до конца не разобралась. Вот потому зонт и прозрачный. Это ведь с виду он прозрачный, а за ним человек расплывается, ничего определённого не углядишь. Вот так и у тебя.
- Здорово, - покачала головой Ляля.
- Так я не угадала?
- Угадала. У меня есть такой зонт. Именно такой. Спасибо.
Ляля вернулась в «свою» комнату и посмотрела в окно. Парень в инвалидном кресле смотрел на неё и грустно улыбался. Сегодня он был облачён в черную футболку с какой-то надписью, на которой были нарисованы бумажные цветы. У Ляли в голове зазвучали стихи.
Я кричу, и сама не слышу своего крика.
Я не могу перестать – ведь я так боюсь бессонных ночей.
Я так страстно желаю уснуть,
Уйти туда, где богиня моей воображаемой страны
Освещает мне путь.
В моей воображаемой стране
Поле из бумажных цветов,
И я вижу во сне
Море из сладкой ваты облаков.
Они поют колыбельную мне,
Я часами слушаю её во сне,
И смотрю, как надо мной
Проплывает пурпурное небо.
Монстр-будильник «Пора!» зазвонил мне.
И я балансирую на грани.
Сон и реальность…
Дайте мне остаться в своей стране!
Там, где ветер что-то шепчет мне,
Там, где, медленно падая,
Говорят со мной капли дождя.
Если ты хочешь уйти из мира, где живёшь,
Просто положи голову на подушку.
И останься так лежать на время.
Но ты не запомнишь свой сон.
В реальности тебя ждёт друг или подружка.
Они хотят, чтобы ты дышал с ними в унисон.
Не говорите со мной – я недоступна
Для вашей реальности. В ней – безудержный хаос.
Я знаю, что лежит за пределами моего убежища из сна –
Ночной кошмар.
И я построила свой собственный мир.
Я убегу от вас.
Это моё поле бумажных цветов!
Это мои облака из сладкой ваты!
Это мой мир – и ты к нему не готов.
Ты слишком любишь реальность – тебе там рады.
- Что это? – послышался чей-то голос. Ляля вздрогнула и обернулась. В дверях стоял Рэм.
- Что?
- Какие бумажные цветы?
- А-а, - протянула девушка. – Я что, вслух говорила?
- Ну, да.
- Я просто… Тихо сама с собой веду беседу. Не обращай внимания. Это я так.
- Угу, - Рэм вдруг улыбнулся. – Тебя там Глеб ждёт. Постарайся отвечать на его вопросы правдиво, пожалуйста.
Что-то в его голосе насторожило Лялю. Она взглянула Рэму в глаза. «Он не сказал «отвечай правду», - поняла она. – Он сказал «отвечай правдиво». В глубине его стального цвета глаз Ляля прочла подтверждение своей догадке. В первый раз Рэм позволил ей проникнуть в его сознание чуть глубже, чем раньше. «Я за тебя очень волнуюсь, - молча признавался ей он. – Пожалуйста, не попадись на вранье. Ну, пожалуйста. Мне всё равно, ты это убила или не ты, только держись, ладно? Я хочу, чтобы тебе было хорошо, несмотря на всё зло, что ты натворила. А я знаю, что ты совершила какое-то зло. Я это вижу. Прости».
- Я… - Ляля сглотнула. – Я постараюсь.
Рэм кивнул.
Ничего нового, кроме сказанного вечером, ребята Глебу не сообщили, хотя он (да и Ляля, и всё остальные) подозревали, что имеется ещё много недосказанного. Однако всё молчали. Сегодняшним допросом Глеб остался доволен. По этой причине или по какой-то другой, в квартире царила нервная обстановка. Каждый уединился и пытался не попадаться другим на глаза. Ляля сидела на кухне. К полвторому ночи (утра) туда заглянул Рэм.
- Сегодня полнолуние, - заметил он, присаживаясь напротив Ляли.
- Да, - проронила девушка.
- Ты не веришь в волков-оборотней?
- Нет, - так же лаконично ответила Ляля.
- А я верю.
- Ты любишь дождливую погоду? – спросила она.
- Да.
- А снег?
- Да.
- А солнце?
- Нет.
- А ветер?
- Тоже нет.
- А ты любишь лето?
- Мне всё равно.
- А я ненавижу.
- Почему?
- Оно страшное.
- Не страшней меня. Тебе лучше больше никогда меня не видеть.
- Ты боишься?
- Я совсем не хочу тебя видеть, так будет правильнее, - Рэм посмотрел в окно.
- Неправда, - спокойно заметила Ляля.
- Нет, правда.
- Глеб нашёл убийцу?
- Ещё пару дней. – Рэм задумчиво покусал губу. – И всё будет кончено.
- Посмотри на меня, - попросила Ляля.
Рэм не отреагировал.
- Рэм, пожалуйста, посмотри на меня, - у девушки из глаз потекли слёзы. Рэм резко повернул голову и впился глазами в её глаза.
- Не надо, - скорее приказал, чем попросил он. Ляля мотнула головой и продолжала смотреть прямо ему в глаза.
- Ты… - Рэм не знал, что сказать. Впервые в жизни он растерялся.
- Когда я была маленькой, - сквозь слёзы улыбнулась Ляля, - папа брал меня с собой на рыбалку. Мы ставили палатку, ловили рыбу, а потом ели её. А ночью я всегда будила его и говорила, что рыба у меня в животе ещё живая, и что она что-то говорит, но я не могу разобрать, что. Папа наклонялся к моему животу и переводил мне, что говорит рыба. Я отвечала, потом он, за рыбу. Это было ужасно весело. И глупо.
- Однажды я убежал из детдома, - внезапно рассмеялся Рэм. – Я решил, что я уже достаточно взрослый, чтобы жить самостоятельно. А мне тогда было лет девять, наверное. И я… - за этой историей последовала ещё одна, потом ещё… Ляля и Рэм рассказывали друг другу историю своей жизни. И, глядя на Рэма, Ляля понимала, что это он не рассказывал больше никому. Девушка взглянула на звёздное небо, на человека, сидящего перед ней, на часы, на которых светились цифры «4:08», и поняла, что она абсолютно, безгранично счастлива. И ей больше никто не нужен. Только темноволосый парень с глазами цвета стали, грустной улыбкой и шрамом на боку. И ей стало страшно. Нельзя, чтобы один человек так зависел от другого. Потому что если этот другой исчезнет из твоей жизни, ты можешь этого не перенести. Ляля знала точно, что потерю ещё одного близкого человека она не перенесёт. Просто тихо ляжет и умрёт. Но, зная, понимая, что её жизнь сломана, что она никогда больше не сможет так радоваться, как было раньше, зная, что на свете существует предательство, ложь и лицемерие, и что это коснулось её и изменило её жизнь навсегда, даже зная это, Ляля не хотела умирать. И сознавать, что она не хотела умирать, потому что хотела ещё хоть разок увидеть парня, сидящего напротив, было вдвойне страшней.
- Нет, - коротко и ровно ответила Ляля. – Нет, это не я.
Рэм отвёл взгляд. Он испытал облегчение. Но он не поверил ей до конца, - Ляля это чувствовала. Но так же она понимала, что Рэм никому не верит абсолютно. Девушка позволила себе улыбнуться.
В кухне появилась Марго. Увидев почти идиллическую картину, она чуть ли не задохнулась от злости, но на удивление быстро справилась с собой.
- Рэм, - она села рядом с ним и прижалась щекой к его плечу. – Я боюсь. Мы ведь находимся в одном доме с убийцей. Откуда мы можем знать, не придёт ли ему в голову мысль ещё кого-нибудь убить? А как уберечься? Мы ведь не знаем, кто это. Это может быть кто угодно! Даже она! – Маргарита ткнула пальцем в Лялю.
- Или ты, - посмотрела на неё девушка.
- Рэм, - всхлипнула Марго, - не позволяй ей так со мной разговаривать. Почему она постоянно меня унижает?
- Она тебя? – приподнял брови Рэм.
- Ну конечно, ты на её стороне! – воскликнула Марго. – Почему? Чем я хуже?
- Я на своей стороне, - усмехнулся Рэм, резко встал и вышел из кухни. Марго помчалась за ним. Ляля вздохнула и уронила голову на сложенные руки.
- Тяжело? – спросила вошедшая в кухню Майя.
- А когда мне было легко? – усмехнулась Ляля.
***
Вера опустилась на поребрик, закрыла лицо руками и заплакала. В этом плаче были и страх, и боль, и жалость, и ненависть. Последнего, пожалуй, было больше всего.
Ода не решалась подойти к подруге. Она чувствовала, как ей больно, страшно и горько, и одна её половина хотела подскочить к Вере, обнять её, успокоить, чтоб только она больше не рыдала так страшно и так безысходно. Ради счастливой улыбки подруги Ода была готова на всё. Но это было до страшных слов «Я тебя ненавижу!» Та половина разума девушки, которая поняла эти слова, осознала и приняла, говорила, что от Веры надо держаться подальше. Вера стала не любимой подругой, а бомбой замедленного действия, которая может взорваться в любую секунду, и лучше было поскорей убежать подальше, пока взрыв не произошёл. Ода не могла отдать предпочтение ни одной из половин её разума и души. Она впала в ступор и не могла двинуться с места. Разные мысли вихрем вертелись у неё в голове, но одна была сильнее и больнее других. «Моя подруга, моя любимая, самая хорошая, самая красивая, самая остроумная, мудрая, смелая, находчивая, самая-самая лучшая, моя Вера меня ненавидит? За что? Вера!»
- За что? – спросила она.
- За что? – прошипела Вера, подняв на Оду глаза. – Ах, мы не знаем! Мы же святая невинность, простите, пофигистичность, мы ничего не замечаем, потому что не хотим замечать! Ты считаешь, что мне не за что тебя ненавидеть? Ты мне всю жизнь сломала!
- Как? – слабо спросила Ода.
- С самого детства, - вдруг спокойно, без эмоций заговорила Вера, - ты всегда считалась лучше меня. Моя мама всегда говорила: «Ой, посмотри, Оленька так красиво одета! Какое красивое платьице! А как она разговаривает! А как поёт! Какая она умненькая, да хорошенькая, да ути-пути!» В школе тебя всегда любили больше, чем меня. Все говорили, что ты такая вся из себя умная, справедливая, честная, хороший слушатель, и сочувствовать умеешь, и советом можешь помочь. И красивая ты какая была! В тебя все мальчишки из класса были влюблены. И из нашего, и из параллельных! А меня все считали плохой – хитрюгой, обманщицей, эгоисткой, трусихой! Все никак не могли понять, как ты можешь со мной такой плохой дружить. И от этого все любили тебя ещё больше! А я-то знала, кто на самом деле обманщик! Ты! Тебе на всех было наплевать с высокой колокольни. Если к тебе шли с какой-то бедой, то ты так внимательно слушала, так сочувственно кивала, а на самом деле даже не слышала, что тебе говорят. Хочешь пример? Линка Троепольская как-то прибежала в школу в слезах, в восьмом классе, помнишь? У неё все пытались узнать, что случилось, а она сказала, что расскажет только тебе. Но где ты, там и я, ведь правда? – Вера усмехнулась, и с внезапной злостью сказала: - За это некоторые называли меня Хвостом. – Её глаза наполнились слезами, из груди вырвался сдавленный вздох, но она быстро справилась с собой. – Так вот, тогда она полтора часа жаловалась тебе, на то, как бесчеловечно поступил с ней мальчик, которого она любила. Как его звали я точно не помню… Он её как-то очень обидно обозвал. И она плакалась тебе в жилетку столько времени! Из-за какой-то ерунды: какой-то придурок её обозвал. И потом она так благодарила тебя за то, что ты такая чуткая, ты её выслушала, ободрила, поняла. Мне эта уродина ничего не сказала. А на следующий день, когда я сказала тебе, что считаю эту проблему глупой и не стоящей слёз, ты даже вспомнить не смогла, по поводу чего рыдала Линка! А когда я тебе объяснила, ты что мне ответила? «Чушь какая! Сколько шума из ничего!» Зато Лина потом тебя пригласила на день рождения, а меня велела не приводить! Хотя кто из нас был к ней более внимателен – очевидно.
- Я не пошла на тот день рождения, - мрачно вспомнила Ода. Она не могла припомнить этот случай, но вполне допускала, что такое могло быть – она действительно не слушала, когда ей что-то говорили, исключением были только родители (и то не всегда) и Вера. Зато Ода хорошо помнила то приглашение. Лина была единственным человеком, который строго запретил Оде приходить на праздник с Верой. Ребята не всегда приглашали Веру, но если звали Оду, то подруга автоматически шла с ней. Но приглашение Лины Троепольской… Ода не пошла на тот праздник. Отношения с Линой стали напряжёнными, но Ода этого даже не заметила. Её волновали всегда только две вещи: собственная персона со всеми внутренними переживаниями, конфликтами, проблемами, и Вера.
- Ты не пошла, - презрительно бросила та. – А знаешь, что потом об этом сказали? Что я тебе пригрозила, ты и не пошла без меня. После этого о тебе стали думать ещё лучше, а обо мне ещё хуже. Но ты этого, конечно, не замечала, - с сарказмом улыбнулась она, глядя, как Ода пытается припомнить. Но Ода действительно такого не помнила.
- А в девятом классе к нам пришёл новенький, - голос Веры изменился. Теперь в нём смешались восхищение, боль, обида и какое-то щемящее чувство бесконечной тоски. – Его звали Миша Ордынцев. Помнишь?
Мишу Ордынцева Ода помнила. Он оказался одним из немногих, с кем ей было интересно общаться. Внешностью Бог его тоже не обидел: парень был высокий, спортивного сложения, с тёмными волосами и светлыми глазами. Когда он улыбался, в его глазах прыгали весёлые чёртики. Миша занимался всем понемногу – прыгал с парашютом, писал стихи, рисовал, участвовал в гонках на мотоциклах, играл на электрогитаре, подрабатывал в машинной мастерской, танцевал брейк-данс и бальные танцы и перечитал почти всю библиотеку, начиная от Диккенса и Шекспира и заканчивая С. Моэмом и Агатой Кристи. Все произведения он предпочитал читать в оригинале, что не составляло для него особого труда, так как Миша знал семь иностранных языков и постоянно совершенствовался. Бывали моменты, когда Ода была от него просто в восторге. Но потом, в выпускном классе что-то случилось, у Оды начались проблемы в отношениях с Верой, на общение с Мишей не хватало времени, а после одиннадцатого класса он уехал в другой город. Звал Оду с собой – она отказалась. Вера оставалась в их родном городе и Ода, естественно, не могла уехать. История с Мишей была давно забыта и Ода не могла понять, что так беспокоило Веру.
- Помнишь, помнишь, - следя за реакцией Оды на названное имя, закивала Вера. – А хочешь, я тебя удивлю? Ты ведь этого не знала, я тебе никогда не говорила, а сама ты не способна заметить что-либо дальше своего носа. Он тебя любил. Знаешь, сколько вечеров мы с ним просидели за бутылкой сока и проговорили о тебе. Он мне расписывал, какая ты. По его словам, в тебе просто не было изъянов. А он боялся признаться тебе в своих чувствах, потому что считал себя недостойным. И ты даже представить себе не можешь, сколько раз я была близка к тому, чтобы крикнуть: «Она не такая, как ты о ней думаешь! На самом деле, она просто двуличная беспринципная, чёрствая стерва, и сучка первостатейная!» А знаешь, почему? Потому что я любила его. Смешно, правда? Две лучших подруги и один парень. Он влюблён в одну, которая его не замечает, а другая влюблена в него, хотя он не обращает на неё внимания. Зачем он был тебе нужен? Зачем ты держала его около себя, а? Почему не отпустила ко мне? Ведь я так его любила, я даже перестала думать о себе. Зато постоянно думала о тебе.
- Но почему ты мне не сказала? – поразилась Ода. Она не могла себе представить, что подруга обиделась на неё из-за такой ерунды, как парень. Конечно же, узнав о чувствах Веры к Мише, Ода из кожи бы вон вылезла, но сделала бы так, чтобы они были вместе. А Вера молчала, обижалась и таила злобу. Как так могло получиться? Ведь Вера всегда была такой умной и энергичной?..
- Не сказала?! – запальчиво крикнула Вера. – Я пыталась! Я пыталась намекнуть тебе, что я люблю его. А ты, которая всегда всё понимала с полуслова, с полувздоха, вдруг враз сделалась непонятливой. Ты не хотела, чтобы у меня всё было хорошо, чтобы у меня появился кто-то, кто любил бы меня больше, чем тебя. И ты не прислушалась, не поняла. А когда Миша предложил тебе поехать в Москву поступать вместе с ним, ты сказала, что у тебя и в планах не было никуда ехать. Ну и что, что вместе с ним. Кто он тебе? После этого он вообще к тебе не подходил. И уехал. Я тоже хотела поехать. Но меня не пустили родители. И я решила, что отомщу тебе. За моё растоптанное самолюбие. За мою растоптанную гордость. И за мою растоптанную любовь. Я больше никого так сильно не любила в жизни, как ЕГО. А ты всё отняла у меня. И я подумала: пусть ты тоже помучаешься. Пусть будешь бояться заглянуть в глаза близким, знакомым, незнакомым и всем милиционерам на свете. Когда ты будешь носить такой ад в душе, если она у тебя есть, ты поймёшь, как плохо и больно все эти годы было мне. Ты почувствуешь. Но ты от этого не избавишься. Потому что это – на всю жизнь. Понятно?! Ты до конца жизни будешь мучиться, будешь знать, что ты – убийца!
Ода медленно подошла к Вере. Та встала на ноги. Девушки заглянули друг другу в глаза. В карих глазах Веры ещё вчера светились любовь и поддержка.
Сейчас же они выражали сладостную боль мести, страх и, как ни странно, всю ту же любовь. Вера любила свою подругу. Но в то же время и ненавидела. И, в конце концов, ненависть победила.
Наверное, мы все в чём-то завидуем своим друзьям. В некоторых областях друзья разбираются и проявляют свои таланты намного сильнее, чем мы сами. Но грань, где заканчивается дружеское восхищение, радость за успехи друга и маленькое досадное, но в то же время доброе «Эх, почему же я так не могу!», и где начинается злобная зависть, ненависть и желание сделать больно, потому что ты таких талантов лишён, провести очень трудно. Переход этой черты происходит незаметно. И тут всё зависит от степени доверия между друзьями. Можно поговорить, откровенно и правдиво всё высказать, поддержать друг друга. Тогда балансировка на этой тонкой грани закончится перевалом на первую сторону, на сторону дружбы и любви, и отношения между людьми станут ещё крепче. Но если держать всё в себе и вариться в собственной боли и зависти, то от падения уже никто не спасёт.
Вера упала. Очень глубоко, очень низко. Но разве в этом не было вины Оды? «Была, - сама себе ответила девушка. – Видимо, я не была настолько надежной и не внушала доверия настолько, чтобы Вера смогла довериться мне до конца. И кто же я, если я не заметила, что моя единственная, обожаемая подруга влюбилась? Кто я после этого? Я оставила Веру наедине со своими страхами и болью. Я ей не помогла. Я – кошка, которая гуляет сама по себе. И это мешает мне по-настоящему любить и видеть».
Ода не знала, что думала Вера, слишком сильные эмоции захлестнули её. И тут Вера сделала то, что раньше себе никогда не позволяла. Она размахнулась и сильно, звучно, вкладывая всю свою боль, ударила Оду по щеке. Девушке показалось, что потух свет. Щека горела. Глаза слезились. Сердце стучала слишком сильно. В висках пульсировало. Ода не знала, что делать, как реагировать. Не осознавая до конца, что с ней твориться, она занесла руку и вернула Вере её пощечину. Темноволосая девушка рухнула обратно на поребрик. Нет, Ода не слишком сильно ударила. Просто у Веры уже не осталось сил даже на то, чтобы стоять. Ода отошла к машине и облокотилась на капот. У неё в голове была только одна мысль. «Всё».
***
Ляля любила, когда идёт дождь. Она могла часами сидеть в кресле с чашкой чая с лимоном в руках и смотреть в окно. Смотреть, как бегут под косыми струями люди, спешащие в сухой и тёплый дом, как жмутся к стенам домов бездомный собаки, как играют на улице дети, и как родители не могут дозваться их домой. Как падают и падают тяжёлые капли, и этому не видно конца.
Ляля встала с кресла и подошла к окну совсем близко. Дом напротив был построен слишком близко. Девушка даже могла с трудом различить обстановку комнат, где шторы были не задёрнуты. В окне этажом ниже Ляля увидела фигуру парня. На вид он был младше неё года на три. Парень был невысокий, сгорбленный, лицо изрыто оспинами. Ляля вдруг поняла, что он не стоит, а сидит. Сидит в кресле-каталке. И смотрит ей в глаза. Девушка вздрогнула. Парень отпрянул от окна и резко задёрнул шторы.
***
- Зачем? Неужели тебе их было не жалко?
- А тебе меня не жалко было?! Почему я должна всех жалеть? А кто пожалеет меня?
- Я думала, ты не нуждаешься в жалости. Ты сама это говорила не один раз.
- Это не значит, что мне можно делать больно!
***
- Привет, - вошёл в комнату Череп. – Можно к тебе?
- Да, конечно, - кивнула Ляля, мысленно крича: «Нет! Нет! Убирайся!!»
- Дурдом какой-то, - покачал головой Череп, садясь на кровать. – Все как с цепи сорвались. Орут друг на друга, только что драться не лезут.
- А что делать-то? – вздохнула Ляля. – Страшно…
- Ты веришь, что кто-то из нас убийца? – внимательно посмотрел на неё Череп.
- Но ведь кто-то её убил, - резонно заметила Ляля.
- И ты думаешь, это был кто-то из нас? – Череп не отрывал от неё взгляда.
- А ты сам как думаешь?
- Я тебя спросил.
- Ну что ты от меня хочешь? – устало спросила Ляля. – Да, я думаю, это был кто-то из нас. Этот Геннадий… или как там его… меня убедил. И что это меняет?
- То есть ты сейчас сидишь в этой квартире в окружении пяти человек, которых ты практически не знаешь, и думаешь, что один из них – убийца?
Ляля вздохнула.
- Ну, ты сильна, подруга… - протянул Череп, резко встал и вышел из комнаты.
Ляля откинулась на подушки. Ну почему всегда так? Тебе задают провокационный вопрос и ждут, что ты ответишь. Если ты отвечаешь то, что от тебя хотели услышать, все сразу становятся такими довольными, радостными, и обсуждают с тобой проблему, высказывая не свои настоящие мысли на этот счёт, а те, которые удобней «пообсасывать». Причём, очень часто в таких беседах люди переходят на личности и стремятся оплевать обсуждаемого человека, подгоняя все его поступки под ситуации, которые могут его очернить как можно больше. После этих бесед люди начинают чувствовать себя чуть ли не лучшими друзьями, невзирая на то, что не сказали ни слова правды и не выразили ни одной своей истинной мысли.
Но если же на вопрос ты ответишь правду – кричи караул. Тебя обвинят во всех смертных грехах и в лицемерии в том числе, а потом будут долго говорить, какой ты нехороший. А всё потому, что очень часто люди просто не готовы услышать правду и принять её.
В какой-то книге Ляля почерпнула замечательную мысль: «Никогда не задавай вопрос, если не уверен, что готов услышать на него ответ». Зачем же люди всё ещё задают такие вопросы?..
Ляля повернулась на бок. «Если ещё кто-нибудь захочет со мной пообщаться, я просто умру». В ту же секунду открылась дверь, и в комнату зашла Майя.
- Тяжёлый день, - безо всякого выражения проронила она, садясь рядом с Лялей. – Спать хочется. Ты не будешь возражать, если я прилягу с тобой в одной комнате?
- А Толик? – Ляля спросила для проформы, на самом деле ей было безразлично, почему Майя решила переночевать рядом с ней.
- Толик? – удивилась Майя, и тут же вспомнила: - А-а, Череп. Да ну его! Так я прилягу?
- Давай, - махнула рукой Ляля. Майя легла рядом и почти сразу же ровно задышала – провалилась в сон. А через десять минут Ляля отбыла вслед за однокурсницей.
Утром Ляля и не ожидала избежать скандала. Если не нападёт Марго со своими вечными претензиями по поводу Лялиного посягательства на её жениха, то взъерепенится Череп, которого, видимо, глубоко задел тот факт, что Ляля не причислила его к лику святых и даже, наравне с другими, подозревает его в убийстве; или Лох-несс, имя которого девушка благополучно забыла, и который стал в последнее время очень нервным. Но чего Ляля никак не ожидала, так это того, что скандалить придётся с Рэмом. Выйдя утром на кухню, Ляля смогла лицезреть унылую картину: куча грязной посуды в раковине, пустующие полки холодильника и полное отсутствие хлеба.
- Завтрака не будет? – скорее констатировала, чем спросила, девушка.
- А кто в этом виноват? – резко ответил Рэм, находившийся на кухне в компании вездесущей Марго и Лох-несса.
- По твоему тону и взгляду можно предположить, что я, - нахмурилась Ляля. – Хотя я не совсем понимаю, почему.
- Не понимаешь? – ласково спросил Рэм. Уж лучше бы он кричал. – А я тебе объясню. Ты что себе думаешь, интересно? Что ты приехала на курорт? Что здесь тебе будут всё преподносить на блюдечке с голубой каёмкой, а ты будешь снисходительно благодарить? Не выйдет. Здесь нет для тебя ни слуг, ни придворных, так что будь добра, занимайся ведением хозяйства наравне с другими девушками. И подружке своей передай, что у нас самообслуживание. Вы не в гостинице!
- Очень мило, - покачала головой Ляля. – А твои требования распространяются только на нас с Майей? Или все остальные тоже должны всё-таки что-то делать?
- Остальные уже сделали, что могли. Теперь будет неплохо, если вы тоже внесёте ваш вклад в общее дело.
- А можно поинтересоваться, что же такого сделал ты лично, что позволяет тебе сидеть за столом на манер арабского шейха и всем указывать?
- Благодаря мне вы вообще тут сидите, а не в гостеприимной тюремной комнате у Короля! – Рэм всё же вышел из себя, правда, тут же понял, что ляпнул лишнего. Лох-несс встрепенулся и нахмурился, Маргарита с ещё большим интересом, чем раньше (если это вообще возможно) взглянула на Рэма. Но тот уже встал и вышел из кухни, пнув по дороге стул.
- Зачем ты к нам навязалась? – со слезами в голосе воскликнула Марго. – Ты только всё портишь! Не замечала? Рядом с тобой всегда случается что-то ужасное, рядом с тобой всем плохо! – и она, как всегда, выбежала вслед за Рэмом.
Ляля подошла к окну и поглядела на дом напротив. Шторы в окне, где вчера она видела паренька-инвалида, были задёрнуты, но вдруг резко раскрылись. Ляля увидела того же парня в той же кресле-каталке. На этот раз мальчик не стал прятаться от неё, хотя заметил, что Ляля на него смотрит; он сам смотрел ей прямо в глаза. Парень был облачён в новые, но уже полностью дырявые спортивные штаны болотного цвета и чёрную толстовку с белой надписью на груди. Тёмные волосы были взъерошены, на лице – никаких эмоций. Руки беспрестанно теребили ручки кресла. Парень легонько покачивал головой из стороны в сторону. Ляля улыбнулась ему. Он не ответил.
- Эй! – позвал её Лох-несс. – Эй, Ляля! Ты куда смотришь? Ау!
Ляля смотрела на надпись на толстовке парня.
- Ну, ты чего! – потряс девушку за плечи Лох-несс. – Вернись на землю.
Ляля кивнула и отошла от окна.
На кофте было написано “I`m а KILLER”.
Ляля вдруг вспомнила Костю. Ванду. Маму с папой. И ещё нескольких человек, которых она очень давно не видела, в том числе своего мужа. Она познакомилась с ним в кафе, когда только-только приехала в этот город. Серёжа был чем-то обеспокоен, и Ляля предложила купить ему леденец. Он рассмеялся и рассказал о контракте, о том, как он хочет получить эту работу, о том, какой он классный специалист и об условии, оговорённом в договоре. Рассказал, что свою девушку не любит и не хочет на ней жениться, не хочет с ней жить и постоянно обманывать, потому что, естественно, будет ей изменять. Ляле он почему-то понравился. Сергей был невероятным циником, расчётливым эгоистом, никого не любил и не щадил чувства других людей. Но он всегда говорил правду. Всегда говорил то, что думает. В Ляле взыграло озорство, и она предложила фиктивный брак. Сергей заявил, что видит в Ляле желание срубить денег. Девушке это показалось логичным, и через два дня Серёжа укатил за океан по контракту, а Ляле оставил пятьсот долларов и обручальное кольцо, которое она сунула в карман плаща и о котором напрочь забыла через десять минут. У него за границей, наверное, всё хорошо...
Ляля вернулась в комнату, где провела ночь. Майя уже проснулась.
- Нам сделали внушение, - сказала Ляля, садясь на кровать.
- Я слышала, - кивнула Майя.
- Знаешь, как расшифровывается слово «ДУХ»?
- Как?
- Домой Ужасно Хочется.
- Знаю.
- Playground, schoolbell rings again, - тихо запела Ляля.
- Что это? – Майя приподнялась на локте.
- Да так, ничего, - Ляля махнула рукой.
- Да, - покивала Майя. – У каждого есть свой зонтик-трость.
- Что? – не поняла черноволосая девушка.
- Я говорю, у каждого есть свой зонтик-трость, - громче повторила Майя.
- Не поняла.
- Это я себе придумала такой способ… м-м-м… оценки, - осторожно, словно пробуя это слово на вкус, произнесла Майя, - или даже раскраски… В общем, понимания людей.
- Расскажи, - заинтересовалась Ляля.
- Ну, смотри, - Майя села. – У тебя был зонтик-трость?
- И был и есть.
- Ну, так вот. А я себе придумала… Из чего состоит эта модель зонта? Каркас, спицы, наконечник сверху, рисунок, и чехол. И по общему образу зонтика я формирую для себя характер человека. И наоборот, разобравшись с человеке, я могу угадать, какой у него зонтик-трость.
- А если у него не трость, а просто зонтик?
Майя покачала головой.
- У каждого когда-то был зонт-трость.
- А что означает каждая составная часть? – полюбопытствовала Ляля.
- Каркас – это эмоциональное состояние человека, - пустилась в объяснения Майя. – Если каркас деревянный, значит, обладатель его – человек сдержанный, скупой на жесты и сиюминутные порывы. А если каркас – металлический, это значит, что человек – экстраверт, очень общительный, способный на широкие жесты и немного (или много) безалаберный. Такие люди подсознательно выбирают себе каркас покрепче, потому что знают, что зонту придётся побывать с ними во многих переделках и испытать не одно падение. Спицы – это показатель выпендрёжа. Человек, который любит обращать на себя внимание, считает себя пупом земли, естественно, выберет деревянные – они очень вычурны, но непрактичны. А человек, который гонится за удобством и надёжностью, а не за дешёвой показухой, выберет покрепче – железные. Дальше – наконечник. Если он металлический – то обладатель такого зонта – либо любит путешествовать, либо очень эмоционален, либо сноб. А если – деревянный, то человек, купивший зонт – обычный, немного ленивый. Рисунок – это внутренний мир человека. Тут может быть множество вариантов. Если на зонте – животные, значит этот человек – надёжный и весёлый, если пейзаж, - значит обладатель зонта – мечтателен, и так далее. Но тут очень много нюансов, в зависимости от цвета фона, от того какие животные, какой пейзаж изображены, или, может быть, что-то ещё. Ну и чехол – бывают разные. Если человек вдумчивый, скрытный – он выберет себе зонт с чехлом вроде рюкзачка. Знаешь, такие, с двумя лямками? – Ляля нетерпеливо кивнула. – А если человек не слишком дальновидный – он купит просто с чехлом. Есть такие, кто покупает зонт вообще без чехла – эти любят выпендриться, но не всегда успевают за модой, вечно опаздывают на встречи.
- А мой зонт ты можешь описать? – после паузы спросила Ляля.
- На это нужно время, - Майя задумалась. – К сегодняшнему вечеру я тебе его нарисую. Идёт?
- Хорошо, - кивнула Ляля. – Спасибо.
- Ты не позвонишь Ванде? – поинтересовалась Майя. – Не скажешь, как ты и где ты?
- Зачем?
- Она волнуется. Ты это знаешь.
- Нет, не позвоню, - покачала головой Ляля.
- Она – хорошая девчонка.
- Хороший человек – это не профессия, - пожала Ляля плечами.
- А как же твой парень? Как там его? Коля?
- Костя. Он не мой парень.
- Мы с Вандой учились вместе в школе. Как-то раз одна девчонка, которую Ванда считала подругой, не дала ей запасную ручку, - пожадничала. А через неделю Ванда высыпала ей в портфель целый спичечный коробок муравьёв, которых ей насобирал мальчик – её друг. А вину Ванда свалила на него. Фактически его подставила. А все остальные, кто не знал этого (а знала только я, потому что видела в окно), и не подумали даже на Ванду. Она же такая компанейская, весёлая, необидчивая девчонка. А я так никому и не сказала, - Майя усмехнулась.
- А если это я убила Лиди? – внезапно спросила Ляля.
- А если это я? – в тон ответила Майя.
Кого-то она ей напоминала.
- Ладно, я пойду посмотрю телевизор, - Майя встала и направилась к двери. – А я знаю, что ты пела, - обернувшись, сказала зеленоглазая девушка. – Это EVANESCENCE, “Hello”, - Майя мягко закрыла за собой дверь.
Ляля прилегла и продолжила песню:
- Rainclouds come to play again. Has noone told you, she`s not breathing? Hello, I`m your mind giving you someone to talk to... Hello.
Около двух часов пришёл тот самый Геннадий (которого на самом деле звали Глеб Игнатьевич) и остаток дня прошёл в расспросах, которые, конечно же, больше походили на допросы. У Ляля интересовались, как долго она знала Иренко Лидию, при каких обстоятельствах они познакомились, что Ляля думала о ней, просили описать поведение Лиди, и остальное в том же духе. Ляля добросовестно отвечала, но изобилием информации похвастаться не могла, так что вскоре Глеб-Геннадий от неё отстал, сказав с оттенком сожаления:
- На сегодня всё, Александровна, - в глазах его стояла досада на то, что ему не удалось прижать к ногтю убийцу. Ляле казалось, что Глеб Игнатьевич упорно подозревает её в убийстве Лиди.
Вечером все сидели в гостиной и смотрели по телевизору какой-то нудный фильм, который, казалось, шёл уже сто лет и не собирался подходить к логическому концу.
- А этот Глеб – ничего себе. Такой высокий, симпатичный, - ни к месту заметила Майя.
- Чушь какая, - как-то неуверенно отозвалась Марго, стрельнув глазами в сторону Рэма. – Обыкновенный.
- Да ну, ничего ты не понимаешь, - отмахнулась Майя. – С ним бы неплохо было завести Романчик небольшой. Так, для разрядки.
- Дура, что ли? – уставилась на неё Маргарита.
- Правда, ты думай хоть, что говоришь! – повернулся в сторону русоволосой девушки Лох-несс. – Два дня назад человека убили, а ты о флирте думаешь. Тебе не кажется, что это безнравственно?
- Ой, только не надо мне нотаций читать! – вспылила Майя. – Безнравственно – это убивать! Вот что на самом деле вне всякой морали! – на это её высказывание трое из шести человек, сидящих в комнате, отреагировали странно: опустили глаза вниз и побледнели – кто явно, а кто незаметно. – Думаешь, я не слышала, как вы с Лиди в ту ночь, когда её убили, ссорились? – продолжала Майя. - А ты не помнишь, что ты орал? Нет? Так я могу напомнить! «Ещё раз что-нибудь в таком роде выкинешь – убью!» - получилось очень похоже на говор Лох-несса. – Может, это ты её и убил! У тебя, как я погляжу, слово с делом не расходится! А теперь ты тут сидишь и читаешь мне нотации, как поступать хорошо, а как – безнравственно! На себя посмотри лучше!
- Ты что такое говоришь? – нахмурился Череп. – Ты ведь сказала, что ничего не видела и не слышала, и вообще, что ты спала во второй комнате с половины одиннадцатого!
- Ага, да ни фига! – воскликнула Майя. – Думали, я совсем дура – рассказывать этому… что я бродила по дому в то время, как Лиди убили? Кстати, когда её убили? Глеб сказал, в промежутке между тремя и четырьмя часами. А как раз в десять минут четвёртого я вышла из комнаты в туалет и хотела по дороге поискать в кухне чего-нибудь похавать…
- А откуда ты так точно время знаешь? – поинтересовался Лох-несс. – Ты что, специально на часы посмотрела, когда из комнаты вышла? Кстати, в комнате, в которой ты спала в ту ночь, часов нет!
- А вот и нет! Я посмотрела на часы, которые висят на стене в коридоре, как раз рядом с той комнатой, где Лиди нашли! Там на циферблат падал свет, и он так прикольно блестел, в темноте видно, что на нём что-то нарисовано, - Майя сбилась и мотнула головой. – Ну, я посмотрела на стекло часов, и как раз заметила время. А свет, кстати, падал из ванной, в которой, как ты нас уверяешь, ты спал с одиннадцати часов! И я услышала голоса из большой комнаты. Подхожу поближе, слышу, а это ты на Лиди орёшь!
- Это правда? – повернулась к Лох-нессу Марго. Тот, насупившись, замолчал. – Дима, это правда? – настойчивее повторила Маргарита.
- Да! – резко ответил Лох-несс. – Да, правда! Довольны?!
- А почему ты ничего Глебу не сказал? – дрожащим голосом произнесла Марго.
- Ты что, совсем чокнулась? – Дима вскочил с кресла. – Да скажи я ему, он бы тут же решил, что это я Лидку кокнул, и на ремни бы меня порезал. Без суда и следствия, другим в науку!
- Если ты не виноват, он бы разобрался, - крикнула Майя.
- Ага, как же, - нервно хохотнул Чернышёв. – Как будто ему это надо! Вон, даже вы не поверили, что я её не убивал, трясётесь все сидите, как будто ожидаете, что я сейчас и на вас с ножом прыгну! Что уж говорить об этом питекантропе! А ты не смотри на меня так! – повернулся он к Марго. – Как будто сама во всём белом! А что, если я этому Глебу расскажу, что ты тоже терпеть не могла Лидку?
- Ты что мелешь? – Маргарита постаралась изобразить удивлённый тон, но в её глазах мелькнул испуг.
- Ах, мы намерены притворяться? – издевательски проговорил Дима. – Хочешь сказать, это не ты красочно расписывала Рэму, как ты ненавидишь Лиди, и как бы ты хотела, чтобы она улетучилась из нашей компании?!
Марго растерянно замолчала и умоляюще посмотрела на Рэма. Он не отвел взгляд, но в глазах его не было ни капли сочувствия или предложения помощи. Он смотрел на неё, как учёный смотрит на новый вид насекомого: со смешанным выражением любопытства и предвкушения препарирования.
- Рэм, ты же не отрицаешь? – повернулся к парню Лох-несс.
Рэм пожал плечами.
- И что ты теперь скажешь? – Дима снова посмотрел на Марго.
- Маря, что это значит? – спросил Череп.
- Не называй меня Марей! – огрызнулась девушка.
- Это к делу не относится, - прищурился Толик. – Возмущаться будешь, когда будешь иметь на это право. А пока ты врёшь, ты такого права не имеешь.
- Ну? – насмешливо взглянул на девушку Чернышёв. – Что теперь скажешь? Когда Рэм не намерен скрывать правду.
- Сука, - бросила Майя. – Пока чувствуешь защиту, обвиняешь других, причём необоснованно, зная, что ты ничуть не лучше. А как твой защитничек кончился, так сразу и не знаешь, что сказать. А раньше-то какая разговорчивая была, всех поносила. И за спиной, оказывается, обсуждала. А в глаза сказать слабо было? – Майя с отвращением посмотрела на блондинку и поджала ноги.
- А сама-то! – в отчаянии вскричала Марго. – Думаешь, я не знаю, что ты вовсе и не спала в комнате, а ругалась с Лидкой? И при том, позже, чем Дима! Как ты сказала, он на неё в десять минут четвёртого орал? А зато ты с ней ссорилась в половину!
- Чего? – протянул Череп, обращая свой взгляд на Майю. Остальные тоже повернулись к ней.
- Да! – выкрикнула Марго. – И нечего меня обвинять! Я не спала – признаюсь! Но я хоть ни с кем не ругалась и ничего не крала!
- Что ты этим хочешь сказать? – грозно спросила Майя.
- А то! Я не спала, - начала Марго свой рассказ, - меня ужасно бесило, что меня поселили в одной комнате с этой чувырлой, - она кивнула на Лялю, - которую я терпеть не могу.
- А ты хоть кого-нибудь любишь? – перебила Майя.
- Заткнись, - впервые за вечер подал голос Рэм. Это придало Марго уверенности, и она продолжила.
- Так вот, я размышляла, - Майя саркастически хмыкнула, Череп пихнул её локтем, и девушка, поджав губы, замолчала, - о том, что ещё день, проведённый в компании этой вороны, и я сорвусь, - Ляля пригладила рукой свои волосы и волком посмотрела на Маргариту. – Я думала, что одевается она безвкусно (ну, что это такое – джинсы, майки, бесформенные спортивные штаны, олимпийки какие-то), - Ляля вытаращила глаза – спортивные штаны она одела всего раз, джинсы и майки были как раз вполне модные, а олимпиек у неё никогда в жизни не было, - и начала ворошить её вещи. – Ляля приподнялась в кресле, Майя раскрыла рот, Лох-несс покачал головой, как будто ничего другого от Марго не ожидал, а Рэм удивлённо приподнял брови. – Там у неё лежала её идиотская одежда. Ну, и я решила пойти к Лиди, поговорить об этом.
- О чём - об этом? – удивился Череп.
- Об одежде, - посмотрела на него, как на безнадёжно больного человека, Марго. Он ответил ей таким же взглядом. Эти двое явно не понимали друг друга. К слову сказать, Ляля тоже не понимала Марго. Идти среди ночи к человеку, которого ты ненавидишь, чтобы пообсирать стиль одежды человека которого ты не любишь чуть больше – это было за пределами её понимания. Лох-несс полностью выключился из обсуждения, выкрутасы Маргариты его не волновали, Майя чуть ли не крутила пальцем у виска, а Рэм оставался спокойным, но в глубине его глаз Ляля видела, что он хохочет, рискуя надорваться. – Но поговорить нам не удалось, - Марго многозначительно посмотрела на Майю. – Когда я подошла к Лидкиной комнате, там кто-то отчаянно ругался. Я посмотрела на часы, мне стало интересно, кто решил выяснять отношения ночью. Было полчетвёртого. Ну, я приоткрыла дверь и увидела, что ты, мисс Благородство, стоишь перед Лиди в позе «руки в боки» и орёшь, что ты её раскусила. – Майя покраснела. – А знаете, что раскусила наша мисс? – предвкушая триумф, воскликнула Марго. – Что Лиди спит с Черепом!
Повисла пауза. Лох-несс встрепенулся и с интересом смотрел на Толика, Толик вытаращив глаза, смотрел на стену напротив, Майя сжала зубы и уставилась в окно. Ляля взглянула на Рэма – он спокойно смотрел на Марго.
- Значит, моя девушка изменяла мне с лучшим другом, - тихо сказал Дима.
- Это было всего один раз, - глухо ответил Череп. – Месяц назад. В Сочи.
- А как ты узнала? – поинтересовался Рэм.
- Я не была уверена, - вздохнула Майя. – Но я чувствовала, как Лиди смотрела на Тольку. Это был такой взгляд… словами не объяснишь. Но так девушка смотрит на парня, если спала с ним. Я просто хотела уточнить.
- Ошизеть, - хмыкнул Чернышёв, но особой печали по этому поводу не испытывал, по крайней мере, не заметно было, чтобы он сильно переживал.
- А что ты говорила про то, что Майка – воровка? – вспомнила Ляля.
- А! Точно! – Марго хлопнула в ладони. – Я смотрю, они уже заканчивают ругаться. Эта сказала Лидке что-то вроде «Никогда бы не хотела иметь дело с такой змеёй, как ты», и бац! утянула со стола какой-то кулон! Наша честная, девственно чистая Майя! – Марго с превосходством смотрела на русоволосую девушку, а та едва сдерживала смех.
- Ты дура, - сказала она наконец. – Это был Толин кулон. Лиди взяла его себе на память после Сочей, а я решила, что это лишнее, и отдала кулон обратно Тольке.
У Марго был такой вид, как у малыша, которому обещали вкусный торт, а вместо этого он увидел на столе тарелку с манной кашей.
- И всё равно, - упрямо мотнула головой Марго. – Кто последний видел Лиди живой? Ты. И не пытайся свалить вину на Димку!
- А меня не надо защищать! – взъерепенился вдруг Чернышёв. – Тоже мне, адвокатесса нашлась! Сам разберусь, понятно? Сам! А ты не лезь!
Марго отшатнулась от длинноволосого парня и отошла к Рэму.
- Что с тобой? – удивлённо взглянула на Диму Майя.
- Ничего, - буркнул тот, погружаясь в себя.
Несколько минут все молчали. Потом заговорил Рэм.
- Ну что, други! Как выясняется, очень многие из нас не сказали Глебу всей правды. Это печально, потому как до истины он всё равно докопается, но, если вы будете себя плохо вести, ему придётся вытянуть ваше грязное бельишко на всеобщее обозрение. Это неприятно, я думаю. Так что, во избежание вышеизложенной ситуации, я убедительно вас прошу рассказать завтра Глебу всё, что вы рассказали и утаили сегодня. Если вы этого не сделаете, это сделаю я.
Рэм встал и вышел из комнаты.
- Но ведь кто-то её убил, - вдруг сказала Майя.
- Кто-то из нас, - уточнил Череп.
Ребята уставились друг на друга.
- Стоп! – воскликнула Майя, когда они уже были готовы броситься друг на друга. – Так нельзя!
- А как можно? – сердито спросила Маргарита.
- Думаю, нам лучше пойти спать, - остановила перепалку Ляля. – Иначе сейчас произойдёт ещё несколько убийств.
На ночь Ляля опять оказалась в одной комнате вместе с Майей.
- Слушай, - спросила русоволосая девушка, ложась в постель, - а ты не боишься? Ведь мы спим в одном доме с убийцей.
- Я… - начала было Ляля, но осеклась. Впервые за всё время, проведённое в этой квартире с момента убийства, она поняла, что это не шутка, это – по-настоящему. И человека, которого Ляля знала, пусть только шапочно, больше нет, и он никогда не вернётся. Потому что он мёртв. Его убили. И с Лялей может случиться то же самое. Девушку пробрал озноб. Она живо представила себе, что за соседней дверью притаился человек с ножом, который, возможно, собирается вонзить ей этот нож в сердце.
- Я боюсь, - сглотнув, сказала Ляля. – Я очень боюсь.
Утром, когда Ляля проснулась, Майи в комнате уже не было. На тумбочке белел листок. Ляля встала и взяла его в руки. На листке был нарисован зонтик-трость с деревянным каркасом, металлическими спицами и наконечником. Купол зонта был прозрачным. Рядом был нарисован прозрачный чехол с двумя лямками, как у рюкзака.
Ляля вздрогнула. На съёмной квартире, в шкафу лежал её зонтик – точно такой же. Зонтик, который она выбирала несколько дней, подходя к покупке с особой любовью…
***
- Надо что-то делать, - голос Веры звучал глухо, но страха в нём почти не было. – Надо уезжать, вдруг кто появится.
- А они? – беспомощно проговорила Ода.
- А что, ты собираешься тащить их на себе до ближайшего отделения милиции, и сдаться, сказать, здрасьте, мол, я вот тут пару человек задавила, вы что думаете по этому поводу? – Вера зло смотрела на Оду, такого взгляда черноволосая девушка у неё никогда ещё не видела.
- Но я… что же теперь делать? – Ода чувствовала себя ужасно. Она не могла просто так взять и уехать, но пойти в милицию и сделать чистосердечное признание она тоже не могла.
- Уезжать, пока нас не увидели, вот что делать! – крикнула Вера. – И не надейся пойти в милицию! Я не хочу в тюрьму!
Ода судорожно вздохнула. Вера была циничной девушкой, но Ода никогда не думала, что её подруга сможет с такой лёгкостью задавить женщину с маленькими детьми, а потом спокойно уехать. Только сейчас Ода осознала, что Вера жила по принципу «сначала я, - потом другие, в этой жизни каждый сам за себя». И Оде стало больно. Человек, которого она считала своим лучшим другом, человек, которого она любила больше всего на свете, ради которого она была готова на всё, этот человек её не любил. Вера её ненавидела и хотела сделать как можно больнее. Это было невыносимо. Ода уже не могла сопротивляться. Она молча села в машину и не произнесла больше ни слова.
Они съехали в лесок, нашли какой-то ручей, и Вера отмыла машину от крови. Потом девчонки поехали в город, но уже по другой дороге. Вера завернула к их общему знакомому Лёше.
- Это просто подарок судьбы, знакомство с Лёшкой, - говорила Вера по дороге. – Лучшей кандидатуры для алиби и не сыскать. Во-первых, он практически ни с кем не общается, а родители у него уже неделю на даче, так что никто не знает точно, в какой день и с кем он был. Во-вторых, он механик от бога, так что быстро заменит нам колёса. И в-третьих, он выпить любит. Сейчас ты его напоим, назавтра продолжим, а потом ещё и ещё. Он и не вспомнит, в какой именно день мы к нему заявились. Сегодня двенадцатое, да? Скажем ему, что мы начали пить одиннадцатого, он так и запомнит. И, если что, засвидетельствует. А раз мы одиннадцатого начали пить и продолжали дня три, то двенадцатого мы с тобой никак не могли оказаться на той дороге и сбить ту женщину.
- А колёса менять зачем? – тупо спросила Ода.
- Затем, что в них наверняка набился песок с той дороги. Мало ли кто сравнит. Существуют же всякие экспертизы.
- По-моему, ты передёргиваешь, - поморщилась Ода.
- Нужно всё предусмотреть, - сухо ответила Вера, и девушки надолго замолчали.
Всё прошло без сучка без задоринки, Лёша легко поддался внушению, Вера даже не говорила ему про колёса, сама умудрилась сменить. Лёша был к тому моменту уже в такой степени подпития, что ничего не заметил, да и Ода отвлекла его разговором. Из гаража девушки выбрались только пятнадцатого числа. Покатались по городу, «чтобы колёса не выглядели слишком новыми», как объяснила Вера, сбросили старые с моста (удалось поймать момент, когда никого не было, и никто не мог их видеть), и Вера завезла Оду домой. Девушки не попрощались.
***
- Майя, - Ляля обнаружила однокурсницу в маленькой комнате, та читала книгу, - а почему ты нарисовала именно такой зонт?
Майя подняла голову от книги и улыбнулась.
- А что, ничего общего?
- Ты сначала объясни, - уклончиво ответила Ляля.
- Пожалуйста, - Майя пожала плечами. – Про каркас и остальное я не буду, только про… мм-м… окраску, если можно так выразиться.
- Хорошо, - кивнула Ляля.
- У тебя такой характер… Сначала он кажется ясным, как день. А потом понимаешь, что это, так сказать, обман зрения. На самом-то деле, он очень смутен, и ты сама в себе до конца не разобралась. Вот потому зонт и прозрачный. Это ведь с виду он прозрачный, а за ним человек расплывается, ничего определённого не углядишь. Вот так и у тебя.
- Здорово, - покачала головой Ляля.
- Так я не угадала?
- Угадала. У меня есть такой зонт. Именно такой. Спасибо.
Ляля вернулась в «свою» комнату и посмотрела в окно. Парень в инвалидном кресле смотрел на неё и грустно улыбался. Сегодня он был облачён в черную футболку с какой-то надписью, на которой были нарисованы бумажные цветы. У Ляли в голове зазвучали стихи.
Я кричу, и сама не слышу своего крика.
Я не могу перестать – ведь я так боюсь бессонных ночей.
Я так страстно желаю уснуть,
Уйти туда, где богиня моей воображаемой страны
Освещает мне путь.
В моей воображаемой стране
Поле из бумажных цветов,
И я вижу во сне
Море из сладкой ваты облаков.
Они поют колыбельную мне,
Я часами слушаю её во сне,
И смотрю, как надо мной
Проплывает пурпурное небо.
Монстр-будильник «Пора!» зазвонил мне.
И я балансирую на грани.
Сон и реальность…
Дайте мне остаться в своей стране!
Там, где ветер что-то шепчет мне,
Там, где, медленно падая,
Говорят со мной капли дождя.
Если ты хочешь уйти из мира, где живёшь,
Просто положи голову на подушку.
И останься так лежать на время.
Но ты не запомнишь свой сон.
В реальности тебя ждёт друг или подружка.
Они хотят, чтобы ты дышал с ними в унисон.
Не говорите со мной – я недоступна
Для вашей реальности. В ней – безудержный хаос.
Я знаю, что лежит за пределами моего убежища из сна –
Ночной кошмар.
И я построила свой собственный мир.
Я убегу от вас.
Это моё поле бумажных цветов!
Это мои облака из сладкой ваты!
Это мой мир – и ты к нему не готов.
Ты слишком любишь реальность – тебе там рады.
- Что это? – послышался чей-то голос. Ляля вздрогнула и обернулась. В дверях стоял Рэм.
- Что?
- Какие бумажные цветы?
- А-а, - протянула девушка. – Я что, вслух говорила?
- Ну, да.
- Я просто… Тихо сама с собой веду беседу. Не обращай внимания. Это я так.
- Угу, - Рэм вдруг улыбнулся. – Тебя там Глеб ждёт. Постарайся отвечать на его вопросы правдиво, пожалуйста.
Что-то в его голосе насторожило Лялю. Она взглянула Рэму в глаза. «Он не сказал «отвечай правду», - поняла она. – Он сказал «отвечай правдиво». В глубине его стального цвета глаз Ляля прочла подтверждение своей догадке. В первый раз Рэм позволил ей проникнуть в его сознание чуть глубже, чем раньше. «Я за тебя очень волнуюсь, - молча признавался ей он. – Пожалуйста, не попадись на вранье. Ну, пожалуйста. Мне всё равно, ты это убила или не ты, только держись, ладно? Я хочу, чтобы тебе было хорошо, несмотря на всё зло, что ты натворила. А я знаю, что ты совершила какое-то зло. Я это вижу. Прости».
- Я… - Ляля сглотнула. – Я постараюсь.
Рэм кивнул.
Ничего нового, кроме сказанного вечером, ребята Глебу не сообщили, хотя он (да и Ляля, и всё остальные) подозревали, что имеется ещё много недосказанного. Однако всё молчали. Сегодняшним допросом Глеб остался доволен. По этой причине или по какой-то другой, в квартире царила нервная обстановка. Каждый уединился и пытался не попадаться другим на глаза. Ляля сидела на кухне. К полвторому ночи (утра) туда заглянул Рэм.
- Сегодня полнолуние, - заметил он, присаживаясь напротив Ляли.
- Да, - проронила девушка.
- Ты не веришь в волков-оборотней?
- Нет, - так же лаконично ответила Ляля.
- А я верю.
- Ты любишь дождливую погоду? – спросила она.
- Да.
- А снег?
- Да.
- А солнце?
- Нет.
- А ветер?
- Тоже нет.
- А ты любишь лето?
- Мне всё равно.
- А я ненавижу.
- Почему?
- Оно страшное.
- Не страшней меня. Тебе лучше больше никогда меня не видеть.
- Ты боишься?
- Я совсем не хочу тебя видеть, так будет правильнее, - Рэм посмотрел в окно.
- Неправда, - спокойно заметила Ляля.
- Нет, правда.
- Глеб нашёл убийцу?
- Ещё пару дней. – Рэм задумчиво покусал губу. – И всё будет кончено.
- Посмотри на меня, - попросила Ляля.
Рэм не отреагировал.
- Рэм, пожалуйста, посмотри на меня, - у девушки из глаз потекли слёзы. Рэм резко повернул голову и впился глазами в её глаза.
- Не надо, - скорее приказал, чем попросил он. Ляля мотнула головой и продолжала смотреть прямо ему в глаза.
- Ты… - Рэм не знал, что сказать. Впервые в жизни он растерялся.
- Когда я была маленькой, - сквозь слёзы улыбнулась Ляля, - папа брал меня с собой на рыбалку. Мы ставили палатку, ловили рыбу, а потом ели её. А ночью я всегда будила его и говорила, что рыба у меня в животе ещё живая, и что она что-то говорит, но я не могу разобрать, что. Папа наклонялся к моему животу и переводил мне, что говорит рыба. Я отвечала, потом он, за рыбу. Это было ужасно весело. И глупо.
- Однажды я убежал из детдома, - внезапно рассмеялся Рэм. – Я решил, что я уже достаточно взрослый, чтобы жить самостоятельно. А мне тогда было лет девять, наверное. И я… - за этой историей последовала ещё одна, потом ещё… Ляля и Рэм рассказывали друг другу историю своей жизни. И, глядя на Рэма, Ляля понимала, что это он не рассказывал больше никому. Девушка взглянула на звёздное небо, на человека, сидящего перед ней, на часы, на которых светились цифры «4:08», и поняла, что она абсолютно, безгранично счастлива. И ей больше никто не нужен. Только темноволосый парень с глазами цвета стали, грустной улыбкой и шрамом на боку. И ей стало страшно. Нельзя, чтобы один человек так зависел от другого. Потому что если этот другой исчезнет из твоей жизни, ты можешь этого не перенести. Ляля знала точно, что потерю ещё одного близкого человека она не перенесёт. Просто тихо ляжет и умрёт. Но, зная, понимая, что её жизнь сломана, что она никогда больше не сможет так радоваться, как было раньше, зная, что на свете существует предательство, ложь и лицемерие, и что это коснулось её и изменило её жизнь навсегда, даже зная это, Ляля не хотела умирать. И сознавать, что она не хотела умирать, потому что хотела ещё хоть разок увидеть парня, сидящего напротив, было вдвойне страшней.
23 сентября 2007
мне нравится
Смотри ещё:
