На грани. Продолжение

Разошлись они только под утро.
А в двенадцать часов дня пришёл Глеб Игнатьевич. Сначала он побеседовал с каждым, а потом собрал всех в гостиной и объявил:
- Я почти закончил. Понимаю всю безнадёжность своего вопроса, но всё же задам его. Итак, никто не хочет мне ни в чём признаться? К примеру, никто больше ничего не утаил от меня? – повисло молчание. – Так, - кивнул Глеб. – А убийца не хочет себя открыть? – ребята переглянулись, но никто не произнёс ни слова. – Именно этого я и ожидал, - Глеб ничуть не расстроился. – Что ж, - вздохнул он, - думаю, к завтрашнему дню я назову имя убийцы. А сейчас я бы хотел упорядочить мои сведения об этом деле. Как было установлено, госпожа Иренко скончалась в промежуток времени между 3:45 и 4:00 часами. Последней, по вашим словам, её видела Щкония Хафаровна. Это было в половину четвёртого. Сама Щкония Хафаровна утверждает, что без двадцати четыре она уже была в своей кровати. Это что касается времени. Теперь мотив. Он был почти у каждого из вас. Гражданин Чернышёв, Щкония Хафаровна и Трухин Анатолий имели общий мотив – ревность. У Маргаритки мотив был тоже не слабый – ненависть. Следовательно, в стороне у нас остаются Александровна и Рэм. С чем вас и поздравляю. Но со счетов я вас всё равно не сбрасываю, - Глеб внимательно посмотрел сначала на Рэма, потом на Лялю. Потом кивнул, развернулся и ушёл.
- Какие у него манеры, - протянула Майя. – Ни здравствуйте, ни до свидания!
- А что, у него есть какие-то соображения? Насчёт того, кто убил? – дрожащим голосом поинтересовалась Марго.
- Он же только что сказал! – раздражённо ответил Лох-несс.
- Ни хрена он не сказал! – рявкнул Череп. – У него есть идеи, он назовёт убийцу к завтрашнему дню, время, мотивы… Одна вода. И ничего по существу! Он над нами просто издевается!
- Может, он просто не хочет обнародовать имеющуюся у него информацию, - пожала плечами Ляля. – Ведь один из нас всё-таки убийца.
- И ты в это веришь? – повернулся к ней Толик.
- Во что?
- В то, что один из нас убил Лидку.
- Ты уже спрашивал, - поморщилась девушка.
- И что она ответила? – заинтересовалась Маргарита.
- Сказала, что да, - мрачно ответил Череп.
- Крыса, - презрительно бросила блондинка.
- Попридержи язык! – напряглась Майя. – Ты что, думаешь, Лиди сама себя зарезала?
- Всё может быть, - враждебно пожала плечами Марго.
- Мечтай, мечтай, - скривилась Майя. – Если ты такая трусиха, что не признаёшь правду, то хоть не обвиняй других в присутствии смелости! Завидовать нехорошо, я думала, этому ещё в школе учат!
- Да разве она усвоит! – вдруг высказался Чернышёв. – Она же на двойки училась всегда! Никогда в жизни не видел такой тугодумки! И если ты на что-то надеешься, я имею в виду Рэма, то забудь об этом! Ему умные девушки нравятся!
- Рэм! – взвизгнула Марго. – Ты так и будешь всем позволять меня оскорблять?! В конце концов, ты мне предложил выйти за тебя замуж! Вот и защищай теперь свою невесту! Или ты пошутил? – Марго разозлилась не на шутку.
- Ты предложение ей сделал? – вылупились на Рэма Майя и Череп. – Рэм, ты в своём уме? – продолжил последний. – Она же дура! – он сказал это с такой искренностью, что Ляля прыснула. Рэм, казалось, тоже был на грани.
- Ах, вот как? – в глазах Маргариты блеснули слёзы. – Значит, вот что ты обо мне думаешь! А сам-то! Я не дура! Я всё вижу! И знаю, почему смерть Лиди расследует не милиция, а этот бугай! Потому что её убили вовсе не из ревности или ненависти, а из-за денег!
В гостиной повисло молчание.
- Из-за каких денег? – начала было Майя, но Лох-несс её перебил: - Нет, ты точно дура! Других слов просто нет! Идиотка!
- Марго, - тихо сказал Рэм, но все сразу замолчали. – Ты соображаешь, что говоришь? Мне не важно, откуда ты это узнала, я хочу понять другое: ты правда клиническая дура или прикидываешься? Кто же во всеуслышанье говорит об обладании им такой убийственной информации? Ты что, хочешь, чтобы в этой квартире обнаружили ещё один труп? Твой?
Маргарита заморгала, из её глаз полились слёзы. Она хлюпнула носом и жалобно протянула:
- Ну, за что ты меня так не любишь?
Это было последней каплей. Ляля больше не могла слушать этот идиотский разговор. Она встала и вышла из комнаты.
- Убегаешь? – послышался ей вслед хриплый от плача голос Марго.
Ляля ничего не ответила.

***
Через два месяца, за которые девушки почти не общались, Ода собрала родителей на кухне и объявила:
- Я уезжаю.
- Куда? – нахмурилась мама.
- В другой город. Я поступила на бесплатное отделение университета экономики и финансов города Красноярска.
- Что? – охнула мама, а папа поинтересовался: - Давно?
- Вчера пришёл ответ. Я зачислена.
- А почему ты нам ничего не сказала?
- Я не хотела говорить, чтоб не сглазить.
- Но с чего вдруг? – закудахтала мама. – Что-то случилось? Почему ты решила уехать? Даже нам ничего не сказала! Нет, я тебя не отпущу!
- Я совершеннолетняя, - холодно ответила Ода. – Ты не имеешь права меня не отпустить.
Мама побагровела, но отец пресёк её попытки начать скандал. Он понял, что это бесполезно – их дочь всё равно уедет.
Конечно, мама пыталась её остановить, но Ода стояла на своём твёрдо. Она не могла жить там, где её предала её лучшая и единственная подруга, где она загубила три невинных жизни. Она не хотела оставаться. Она боялась, что однажды не выдержит, придёт к Вере и скажет, что всё ей простила. Ода боялась признаться себе, что, несмотря ни на что, она всё ещё любит предательницу и убийцу, любит больше всего на свете.
Через несколько дней новость облетела весь институт, и все, кому было хоть чуть-чуть интересно, спрашивали Оду, почему она так решила. Высказывались невероятные предположения, вроде того, что в Красноярске у Оды жених и она от него залетела, поэтому решила уехать жить к любимому. Наоборот, что она залетела здесь, а приятель её бросил, и Ода в безумном горе решила уехать куда подальше. Было даже предположение, что её родители – приёмные, а в Красноярске живут настоящие, и Ода уезжает к ним. Но только один человек знал правду.
В один из дней Вера подошла к Оде и сказала:
- Нам надо поговорить.
Ода согласилась. Девушки уединились за столиком в кафе и надолго замолчали. Вера не могла начать, хотя Ода подозревала, что подруга имела многое сказать ей. Принесли заказ, обе девушки расправились с ним, но так и не произнесли ни слова.
Когда молчание стало совсем невыносимым, Ода начала.
- Зачем? Неужели тебе их было не жалко? – вышло как-то глупо и жалобно.
- А тебе меня не жалко было?! – вскинула глаза Вера, и Ода покачнулась на стуле. Ей вспомнилась строчка из книги Ремарка «Три товарища». «Столько обнажённой боли, муки и любви было в его глазах». В глазах Веры Ода увидела то же самое, что увидел Робби в глазах у Альфонса. - Почему я должна всех жалеть? А кто пожалеет меня? – Вера сжала зубы, чтобы не заплакать. У Оды внутри всё перевернулось от этого вопроса. Но всё же она ответила:
- Я думала, ты не нуждаешься в жалости. Ты сама это говорила не один раз.
В глазах Веры мелькнуло удивление пополам с возмущением и беспомощным чувством, что её не поняли.
- Это ещё не значит, что мне можно делать больно! - произнесла она дрожащими губами, но всё-таки справилась с рыданиями. «Действительно, - подумала Ода, - если человек сильный, мудрый и умный, как Вера, то это не значит, что он не умеет страдать и переживать. Мы привыкли думать, что у сильных и мудрых всегда всё хорошо, потому что они не обременяют никого своими проблемами и всегда помогают другим. Но ведь это не значит, что у них самих проблем нет. Сильные и мудрые тоже умеют страдать. И часто глубже и сильнее, чем все остальные».
- Я не знала… - жалко сказала Ода, понимая, что, что бы она ни сказала, всё будет фальшью.
- Ты ничего не знала! – с внезапной злостью воскликнула Вера. – Ты просто не хотела знать! Потому что ты маленькая лживая эгоистка, - смакуя каждое слово, бросила Оде в лицо подруга. – Я так любила тебя! – слёзы, которые Вера так долго сдерживала, всё-таки пролились. – Я готова была за тебя всё отдать, даже жизнь, ты вспомни! – выкрикнула она и откинулась на стуле, часто-часто дыша. В её голосе послышались интонации маленького обиженного ребёнка.
Ода вспомнила. Как-то они гуляли по пляжу и вышли к месту, где речка превращалась в узкий, но очень бурный ручеёк, дно которого было сплошь усеяно мелкими острыми камнями. Оде понравился какой-то листочек странной формы, росший на кусте рядом с ручьём. Листок нависал прямо над водой. Ода попыталась сорвать его, но не смогла, зато уронила в воду мамино золотое колечко, которое мама, буквально отрывая от сердца, разрешила ей надеть на прогулку за то, что Ода хорошо закончила учебный год. Колечко запрыгало по камням.
- Блин! – завопила Ода. – Меня мама убьёт! Она больше не выпустит меня гулять до конца лета! – девочка чуть не плакала.
- Олька, не дрейфь! – видя, что подруга на грани истерики, Вера вняла её вечной просьбе называть Оду по имени, а не по инициалам. Правда, только на тот момент, да и ещё в нескольких острых ситуациях. – Где наша не пропадала! - с этими словами Вера, без лишних раздумий, прыгнула в ручей.
- Сумасшедшая! – испугалась Ода. – Вылезай, фиг с ним, с кольцом, не убьёт же меня мама. Ну, подумаешь, гулять не буду! Вера! Вера!
Но Вера её не слышала. Она поскользнулась и бухнулась в ручей. Течением её несло вперёд. Обезумевшая от страха Ода бежала за ней. Скоро Веру вынесло на тот участок ручья, где течения не было. Вся в порезах, нахлебавшаяся воды, плачущая от страха Вера вылезла на берег. Она улыбалась сквозь слёзы и сжимала в руке кольцо Олиной мамы. Ода без сил бухнулась на землю. После этой истории (о том, что на самом деле произошло, так никто и не узнал, хотя девочек долго допрашивали их родители) у Веры остался шрам на правом колене.
- И чем отплатила мне ты? – горько констатировала Вера и с надрывом прошептала: - Я тебе верила! Верила!
- Я тебе тоже! – выкрикнула Ода в бессильной ярости на весь мир, на Веру, на Мишу Ордынцева, на себя… - Я считала тебя сильной! А ты оказалась слабой! – «Не то, я говорю не то! – мысленно прокричала себе Оля. – Я же люблю её! Но как она могла такое сделать?! Почему я не замечала, что Вере неуютно в больших компаниях, что её любят меньше, чем меня? Да потому, что остальные мне были безразличны, - ответила она сама себе. – Потому что меня всегда волновала любовь только одного человека – Веры. А она мучилась…» Но Ода не могла остановиться. – Месть – это слабость. Самая большая слабость.
- Возможно, - не стала спорить Вера. – Возможно, месть – это слабость. Но и побег – тоже слабость, - в её глазах мелькнуло садистское наслаждение. – Так что мы с тобой одной крови – ты и я, - она улыбнулась и облокотилась на спинку стула.
Ода вспомнила визг тормозов, тела девочек и женщины, распластанные на асфальте, маниакальную улыбку Веры, её слова о том, что она готовила убийство, просто ожидала убить не детей, а взрослого человека… Раньше, услышав от Веры слова «Мы с тобой одной крови», Ода пришла бы в восторг и тут же согласилась. Но сейчас её передёрнуло от отвращения, и девушка порывисто воскликнула:
- Нет. Это неправда.
- Правда, - ещё шире улыбнулась Вера.
- Я тебе не верю больше, - замотала Ода головой.
- И не надо, - улыбка Веры погасла. На лице проступали следы усталости, следы бессонных ночей. – Ты поймёшь это сама, - грустно произнесла она, как будто только что не улыбалась, радуясь, что Оде сейчас плохо и что она ничем не лучше её, Веры. – А когда поймёшь, - тебе будет в сто раз больнее, чем было мне, - она вздохнула. – Я тебя знаю. Вот тогда будет справедливо, - темноволосая девушка говорила так, будто ей уже было всё равно, что станет с ней, с Одой. Будто она уже ничего не хотела.
- Помнишь, мы читали? – не обращая внимания на слёзы, струящиеся по щекам, обратилась к Вере Ода. – Не бывает мести благородной. Месть бывает либо подлая, либо жалкая. И весь вопрос в том, на какую месть ты способен.
- И на какую же месть способна я? – посмотрела ей прямо в глаза Вера.
- Только на подлую, - не отводя взгляд, ответила Ода.
Вера грустно улыбнулась и заметила:
- Значит, ты – тоже. Я – это ты, а ты – это я, - она говорила почти неслышным шёпотом, с интонацией человека, который вдруг понял, что в этом мире нет ничего святого, и никто никому не нужен. Да так и было на самом деле.
- Нет! – воскликнула Ода.
- Да, - одними губами сказала Вера, но Ольге показалось, что сидящая напротив девушка кричит. Она вскочила, опрокинула стул и вылетела из кафе. Ей казалось, что ей вслед издевательски смеётся Вера. Но высокая тёмно-русая кареглазая девушка не смеялась. Она уронила голову на сложенные на столе руки и заплакала: громко, горько, навзрыд, как ребёнок, которого заперли в комнате тёплым летним днём и запретили выходить на улицу, где играют и веселятся его товарищи. Она повторяла одну и ту же фразу: «Не хочу, не хочу, не хочу…» Официанты смотрели на неё удивлённо и не знали, что по улице бежит ещё одна девушка, она тоже плачет и тоже повторяет эту же самую фразу. И ничто на свете не могло остановить рыдания двух самых близких людей, которые предали друг друга, и не смогли этого простить, но которые любили друг друга так сильно, как никого не любили в этом мире.
***
- Ляля! – Ляля почувствовала толчок и проснулась.
- Ну, ты даёшь, - покачала головой Майя, разбудившая её, - в доме такие страсти, а ты спать улеглась. От проблем подальше, что ли?
- Да иди ты! – Ляля простонала и закрыла глаза.
- Эй! – не отстала Майя. – Не спи, замёрзнешь!
- Да что случилось-то? – нехотя поднялась Ляля.
- Череп и Лох-несс с Марго собачатся!
- Аааа, - протянула Ляля. – Тоже мне, новость. Как будто в первый раз.
- Ууу, - покачала головой Майя, - у тебя приступ меланхолии?
- У меня приступ человеконенавистничества, - ответила Ляля. – Так что лучше не попадаться сейчас мне на глаза.
- Ну и фиг с тобой, - ничуть не обиделась Майя и вышла из комнаты.
Ляля перевернулась на другой бок и вздохнула. Что-то её мучило. Из большой комнаты послышался голос Рэма, и Ляля поняла, что. Марго сказала вчера, что Лиди убили из-за денег. Рэм, Череп и Лох-несс насторожились, а последний даже обозвал Маргариту кретинкой, сказал, что она не заботится о своём здоровье. Значит, правда из-за денег. Только вот из-за каких?.. «Король, - внезапно поняла Ляля. – Он же местный мафиози. И Рэм с парнями на него работает. Этим объясняется то, что при виде мёртвой девушки они не стали звонить в милицию, то, что приехал этот Глеб и позволяет себе вести себя, как прокурор. Значит, у Короля пропали какие-то деньги. Или Рэм потерял эти деньги. Или что-нибудь ещё в этом роде. Но кто в таком случае убил Лиди? Король? Глеб? Кто-то неизвестный? Кто-то из нас? Рэм?..» Ляля решила поговорить с ним. На часах было девять вечера. Девушка проспала всё царствие небесное. «Побеседую с ним ближе к ночи, - подумала Ляля». Встала, накинула футболку и вышла из комнаты.
Рэм и Марго уже закончили ругаться. Девушка сидела в кресле и обиженным взглядом уставилась в окно. Рэм смотрел телевизор. На его лице не было и следа недовольства, но Ляля чувствовала, что парень взбешён. Ему явно не нравилась догадливость и в то же время глупость Марго.
Последняя повернула голову в Лялину сторону.
- Что, пришла посмотреть на представление? – презрительно бросила она. – Опоздала, дорогая. Оно уже закончено. Хотя теперь ты можешь поучаствовать за главную героиню, а я посмотрю. Давай, доставь мне такое удовольствие?
- Заткнись, - раздражённо сказал Рэм.
- Не хочешь? – не обращая на него внимания, продолжала Марго. – Боишься? Ну, тогда иди вон отсюда, сучка!
Рэм встал, подошёл к Маргарите и, коротко размахнувшись, ударил кулаком в стену рядом с ней. Марго, зажмурившаяся, осторожно приоткрыла один глаз. Рэм стоял над ней с каменным лицом, глядя на ссадину на кулаке.
- Давай, я промою, - пискнула Марго.
- Не надо, - мотнул головой парень и сел обратно в своё кресло.
- А вдруг инфекция, - тихим просительным голоском произнесла девушка.
- Иди лучше… - Рэм осёкся, и закончил почти неслышно, - мозги промой.
- Что? – переспросила Маргарита.
- Ничего, скройся с глаз моих! – цыкнул парень. Марго шмыгнула носом и вылетела из комнаты.
- Здесь только один телевизор? – спросила Ляля.
- Тебе чего-то не хватает? – вскинул брови Рэм.
- А какие деньги пропали?
Рэм резко обернулся, встал, подошёл к девушке и, приблизив своё лицо к Лялиному так, что они коснулись друг друга лбами, угрожающе прошептал:
- Ты что, хочешь оказаться рядом с Лидкой?
- Не хочу, - отодвинулась от него Ляля. – Потому и спрашиваю.
- Иди в комнату, - Рэм отвернулся и опять сел.
Ляля поплотнее закрыла дверь и подошла к нему.
- Пропали деньги Короля, да? Их украли?
Рэм вскочил на ноги. В его глазах горели ярость и страх; оба чувства были сильны, и первый раз он не смог сдержаться.
- Ты с ума сошла! Ты знаешь, что бывает за такие слова? Ты хоть представляешь себе? Это же информация, это убийственная информация, скажи ты это кому-нибудь другому – и ты бы уже лежала с дыркой во лбу!
- Поэтому я и сказала тебе.
- Я не могу постоянно тебя защищать и покрывать! Не могу, понимаешь! Когда-нибудь, когда ты в очередной раз решишь сунуть свой нос в эти дела, не зная наверняка ничего, а только догадываясь кое о чём, меня не окажется рядом! И тогда – всё, каюк! Ты даже пискнуть не успеешь, как окажешься на кладбище! А я? Что тогда буду делать я?
- А что тебе до этого? – с внезапной горечью выкрикнула Ляля.
- Я люблю тебя, дура!
Девушке показалось, что ей на голову свалился потолок. Она подняла глаза на Рэма, но тот отвёл взгляд.
- Уходи, - его голос звучал глухо. – Уходи отсюда.
Ляля судорожно вздохнула и выскочила из комнаты.
Влетев в свою спальню, она плюхнулась на кровать и замерла. Дело принимало неожиданный и, что было во сто крат хуже, нежелательный поворот. Когда она ехала в эту поездку, она твёрдо знала, зачем едет: заработать денег. И любви в этой схеме места не было. Этому чувству вообще не было места в Лялиной душе с недавнего времени. Но Рэм… Девушка успела за тот короткий срок, что была с ним знакома, очень хорошо понять его. И то, что Рэм сказал ей о своей любви, значило… Значило именно то, что он сказал. Он её любит. Хуже того, Ляля тоже его любила. Девушка не хотела себе в этом признаваться, но теперь прятаться не было смысла. Да, Ляля действительно полюбила Рэма. Он был жестоким человеком. Он преступал закон. Он уже успел сломать жизни нескольких людей, Ляля была просто уверена в этом. Но она ничего не могла с собой поделать.
- Я не хочу, - прошептала Ляля в пустоту. – Я хочу домой.
Ночью Ляля осталась в комнате одна. Девушка не могла уснуть. Она встала с кровати, подошла к окну и отдёрнула штору. Мальчик-инвалид тоже не спал. Он смотрел прямо на неё. На нём была майка цвета хаки и чёрные джинсы, всё потрепанное, грязное, в нескольких местах даже рваное. Лицо было тоже чёрным от грязи и мокрым от слёз. Казалось, будто он только что вернулся с войны, где растерял всех друзей. Ляля отпрянула от окна. Штора заколыхалась, то пропуская лунный свет, то оставляя спальню в кромешной тьме. Девушка сглотнула и решила выйти на кухню попить воды.
В кухне шторы были плотно задёрнуты. Ляля попыталась наощупь найти банку с холодным кипятком и услышала голос Рэма:
- Воды нет.
Она вздрогнула и замерла, не шевелясь.
- Налей из-под крана, - как ни в чём небывало посоветовал Рэм.
Ляля не ответила и не двинулась с места.
- Не бери в голову, - Рэм повернулся к ней и улыбнулся. Девушка не видела, но она это чувствовала. – Я просто хотел тебя как-то остановить. Наверное, я придумал идиотский способ. Прости, если так. Но я тебя не люблю.
Ляля улыбнулась в ответ и вздохнула с облегчением. Она вдруг поняла, что что бы ни случилось, Рэм всегда будет рядом с ней. Он единственный на этом свете понимает её до конца. И принимает такой, какая она есть. Но он не мириться с её недостатками и чёрными чертами, нет. Они ему нужны. И Ляля ему нужна именно такая. И никакая другая.
Рэм врал. Он любил её. И Ляля это знала. Но она ожидала сейчас услышать от него именно эти слова. Они были нужны ей как воздух. Эти четыре слова: «Я тебя не люблю». Рэм понимал, что он не обманет её. Но он не мог поступить иначе. Как раз за это Ляля его и любила. За то, что он всегда рядом. За то, что он делает то, чего хочет Ляля, и хочет этого сам. За то, что принимает её. И за то, что любит.
- Я тебя тоже, - ответила девушка. Рэм отвернулся обратно к окну. Ляля подошла и села на стул.
- Расскажи, - попросила она.
- Нет, - жёстко сказал Рэм. Его голос вмиг сделался чужим. Далёким и безжалостным. И это тоже было нужно Ляле.
- Тогда я, - произнесла она. Парень не двинулся.
- Ваша компания работает в этом городке на Короля. Мужская её часть, я имела в виду. Вы посещаете этот город наездами и выполняете его поручения. Уже не один год. Поручения эти связаны с деньгами. Но вот, некоторое время назад, деньги начали пропадать. Их кто-то крал – понемногу, и очень умно. Подозрения пали на вас. Обоснованные подозрения. Наступил цейтнот. На вас наехали, что называется, и ваши и наши. Нужно было в срочном порядке выяснить, чьих это рук дело. Тебе это было особенно важно, потому что больше всех подозревали тебя. Ты договорился с Королём, что устроишь своим ребятам психологическую баню, и виновный найдётся сам собой. И ты запустил дезу: ты сказал, что Лиди знает, кто из вас крадёт деньги. Не в прямом смысле сказал, конечно. Намекнул, дал понять. Без слов. И привёз всех сюда. Чтобы почувствовали трагизм ситуации, так сказать. И Лиди была убита. Но кем – вот загадка. Убийца себя не обнаружил. И ты заволновался. Надо что-то делать, ведь ты опять на подозрении, ты же был вместе со всеми. И появился Глеб. Он здесь для антуража, только страху нагоняет. И ты ждёшь, когда у убийцы и вора сдадут нервы. А время-то идёт. И Король недоволен, что виновный ещё не обнаружен. Поэтому ты сделал одну забавную штуку. Рассказал всё Маргарите. – Ляля замолчала, усмехнулась и тихо закончила: - Теперь попытаются убить её.
Рэм смотрел на неё и молчал.
- Ты очень умная, - сказал он наконец. – Я даже не могу понять, плохо это или хорошо.
- Это – никак. – Ляля перевела взгляд с Рэма на стену. У неё был выбор. На языке вертелись нужные слова. Она хотела их произнести. Рэм ждал их. Но почему-то Ляля не могла разомкнуть губы. Ей что-то мешало. В голове внезапно, как набат, зазвучало стихотворение в прозе Тургенева «Порог»:
« Я вижу громадное здание.
В передней стене узкая дверь раскрыта настежь; за дверью – угрюмая мгла. Перед высоким порогом стоит девушка… Русская девушка.
Морозом дышит та непроглядная мгла; и вместе с леденящей струёй выносится из глубины здания медлительный, глухой голос.
- О ты, что желаешь переступить этот порог, - знаешь ли ты, что тебя ожидает?
- Знаю, - отвечает девушка.
- Холод, голод, ненависть, насмешка, презрение, обида, тюрьма, болезнь и самая смерть?»
Ляля вздрогнула.
«- Знаю.
- Отчуждение полное, одиночество?
- Знаю… Я готова. Я перенесу все страдания, все удары.
- Не только от врагов – но и от родных, от друзей?»
У девушки перед глазами поплыли фиолетовые круги, стало трудно дышать.
«- Да… и от них.
- Хорошо. Ты готова на жертву?
- Да.
- На безымянную жертву? Ты погибнешь – и никто… Никто не будет даже знать, чью память почтить!..»
Ляля не могла понять, почему так болят глаза.
«- Мне не нужно ни благодарности, ни сожаления. Мне не нужно имени.
- Готова ли ты на преступление?»
Ляле бросились в лицо, как будто диафильм, где кадры сменяют друг друга, новенькая красная «шестёрка», пустая дорога, женщина с детьми, послышался визг тормозов, крики… Кровь на капоте, на фарах, на лобовом стекле… На асфальте. Институт в родном городе, лес, речка, кафе. И темно-русая, высокая, словно окутанная тайной и ореолом неприкосновенности девушка с карими глазами. Глазами, в которых было столько боли, ненависти… и любви.
«Девушка потупила голову…
- И на преступление готова.
Голос не тотчас возобновил свои вопросы.
- Знаешь ли ты, - заговорил он наконец, - что ты можешь разувериться в том, чему ты веришь теперь, можешь понять, что обманулась и даром погубила свою молодую жизнь?»
У Ляли заломило виски. Она хотела вскочить, но её как будто пригвоздило к стулу.
« - Я тебе верила! Верила!
- Я тебе тоже!»
ВЕРА…
Ляля поняла, почему так щипало глаза. Это были слёзы. Она уже забыла, что это такое. И едва сдерживала их. Она подняла глаза на Рэма и встретилась с ним взглядом. На кухне словно вспыхнул яркий свет. Он ответил ей долгим, прямым взглядом. Впустил её в себя. У него больше не было секретов от неё. Ляля боялась пошевелиться. Она моргнула, и первая слезинка за много месяцев скатилась по её щеке.
«- Знаю и это. И всё-таки я хочу войти.
Девушка перешагнула порог – и тяжёлая завеса упала за нею».
- Возьми меня с собой, - попросила Ляля.
- Ты понимаешь, о чём ты просишь? – голос Рэма сорвался.
- Я же прошу…
- Ты хочешь поехать со мной? – кажется, он не мог поверить, хотя давно уже всё понял.
- Я прошу… - повторила Ляля.
- Оля, - прошептал он. Погладил её по щеке и повторил: - Оленька.
Ляля всхлипнула.
«- Дура, - проскрежетал кто-то сзади.
- Святая, - принеслось откуда-то в ответ».
И тут грохнул выстрел.