Всем привет!!! Это моя первая попытка написать роман) Жду ваших отзывов. И благодарю за все ваши теплые слова)))
И у Золушки бывают проблемы
ГЛАВА I.
Я со скучающим видом осмотрелась вокруг и повертела в руках бокал из тонкого стекла. На пальце сверкнуло солидное обручальное колечко с брюликом каратов в пятнадцать. Подошедший в этот момент официант старательно поклонился, вручив мне меню, а я в свою очередь одарила его той снисходительной улыбкой, которую мой муж Марк называет «для прислуги». Надо сказать, что, прожив полтора года в Штатах, я уже привыкла не смущаться, когда в ресторане метрдотель, уважительно посмотрев на мои дорогие побрякушки, предлагает лучший столик для VIP-персон, когда швейцар, оценив стоимость шикарного «ламборгини», на котором я приехала, смотрит на меня так, словно собирается запеть «Святая Дева Мария Матерь Божья!». Сначала мне, обыкновенной девушке из России, было дико ощущать себя сказочно богатой американкой, но жизнь делает свое дело, и теперь я пользуюсь тем, что она мне подарила.
Черт, уже четверть девятого, а Джинни еще нет. Джинни, а полностью – Джорджина-Элизабет Коннор, жена родного брата моего мужа и моя лучшая подруга. Она коренная американка и совершенно сногсшибательная женщина. Нам обеим по двадцать три года, а у Джинни уже пятилетняя дочь Рейчел. Наверно можно не объяснять, как она стала членом семьи Коннор, но ее муж Роджер, если не любит ее, то уж точно обожает дочку. Хотя Джинни никогда ни в чем не знает отказа и получает все, что только душа пожелает, нельзя назвать ее уж очень счастливой. Мать Джинни умерла от рака, когда девочке было всего семь лет, и воспитание взял на себя отец, очень категоричный и холодный человек. Она училась в дорогих закрытых школах, брала уроки игры на пианино и изучала языки, но никогда не чувствовала отцовской любви и нежности. Ей запрещалось все на свете, и к восемнадцати годам она стала бы монашкой, если бы не ее мятежная натура. Поступив в университет, на одной из вечеринок, она встретила Роджера Коннора, двадцатисемилетнего сына владельца крупной сети универмагов в Штатах, который пригласил ее провести на его яхте уик-энд. А через два месяца крошка Джинни благополучно вышла за него замуж, освободившись, таким образом, от опеки отца.
Отец Джинни был известным нью-йоркским адвокатом, поэтому ее появлению родители Коннор были рады намного больше, чем моему. Единственными людьми в этой семье, кто не смотрел на меня свысока, были Джинни и Марк. Сначала это угнетало, расстраивало, потом бесило и, наконец, мне стало совершенно все равно, как относятся ко мне люди, которых я вижу только по праздникам, и то недолго. Зато с Джинни мы стали настоящими подругами и проводили вместе много времени, болтая обо всем на свете. Я каждый раз мысленно благодарила Бога за то, что закончила именно МГИМО и говорю на английском, как на родном языке.
Поначалу семейная жизнь нравилась мне, Марк был заботлив и внимателен, мы ходили с ним в рестораны, театры, на светские рауты, но скоро мой муж начал все чаще задерживаться на работе, уезжать в длительные командировки. Когда приезжал, сразу тащил меня в постель, а наутро дарил очередное колье или выписывал солидный чек со словами: «Купи себе что-нибудь, развлекись, съезди куда-нибудь с Джинни …» Я бесилась, плакала, выясняла отношения, а потом привыкла и стала следовать его советам. Мы с Джинни ходили в рестораны и клубы, целыми днями слонялись по магазинам, забивая машины дорогими шмотками, ходили в оперу, на концерты, в общем, отлично проводили время. И, когда мы редкий раз посещали с Марком светские вечеринки, я чувствовала себя дорогой и красивой игрушкой, к которой все относятся как к безмозглой кукле. Марк настоял, чтобы я научилась водить машину, и шикарный «ламборгини» полностью перешел в мое пользование. Правда для этого мне пришлось полтора месяца таскаться на дурацкие курсы вождения, где нас учил какой-то плешивый старикан, всё своё внимание концентрирующий не на предмете, а на моей попе. Если бы мы были в России, Марк мог бы просто купить мне эти чёртовы права… (Да простит мне моё отечество). Джинни говорила, что Роджер ведет себя точно так же, и она уже давно предоставлена самой себе, но мне от этого не становилось легче. В Россию не хотелось, с родителями мы перезванивались почти каждую неделю, и я говорила им, как у меня все хорошо, как я довольна семейной жизнью…
Пол года назад Джинни завела себе любовника, какого-то горнолыжника с фигурой Аполлона и мозгами Пиноккио, и постоянно твердила мне, чтобы я последовала ее примеру, но я не могла. Не хотела осложнений: вдруг Марк обо всем узнает, я любила его, хотя в глубине души была уже близка к этому. Он совсем перестал замечать меня, а когда я начинала заговаривать о ребенке, менял тему. Так шло время, а сегодня утром подруга позвонила мне и сказала, что у нее для меня большой сюрприз. Мы договорились встретиться в уютном китайском ресторанчике неподалеку от моего дома и поговорить, но она как всегда опаздывала.
Я уже допивала второй бокал вина, когда Джинни, запыхавшаяся и веселая, влетела в полутемный зальчик:
- Привет! – и она плюхнулась в кресло, заботливо подставленное для нее молоденьким официантом, - Классно выглядишь, - довольно улыбнулась она, оглядывая мое зеленое кашемировое платье с заниженной талией и скромным декольте и, уложенные улиткой, светлые от природы волосы.
- Пунктуальность – твой конёк, – пошутила я, - Давай, выкладывай свой сюрприз.
Джинни сверкнула глазами, тряхнула волосами и, кокетливо повертев в руках бокал вина, сказала:
- Марк и Родж улетели сегодня утром в Чикаго.
- Ты мне Америку открыла, – и я начала лениво ковырять в тарелке.
Она загадочно улыбнулась.
- Мы с тобой летим в Вегас через четыре часа!
Я поперхнулась:
- В Вегас? Но зачем?
- Мы устроим себе небольшие каникулы. Марк и Родж вернутся через пару дней, Рейчел побудет с бабушкой и дедушкой…
- Но что мы будем делать в Вегасе? – я отложила вилку и откинулась на спинку кресла.
- Пойдем на боксерский матч, - бодро ответила Джинни, терзая ножом кусок лосося, - кроме того, туда приедет Мэтт после ежегодных соревнований в Тахо.
- На бокс? Но я не люблю бокс. И тем более, не хочу мешать вам с Мэттом…
- Глупости! – осадила меня подруга, - он обожает тебя, билеты уже куплены…
- Джин, мы не знакомы! – засмеялась я.
Джинни посмотрела на меня умоляющим взглядом:
- Завтра в восемь, дерется твой соотечественник… Каверин, кажется… - она отпила глоток вина, - да, точно, Андрей Каверин. – Джинни широко улыбнулась, ожидая какой-нибудь реакции.
- Даже не знаю, - колебалась я, - хотя, конечно, хочется увидеть хоть одно русское лицо…
- Ну что, едем? Говорят, бокс – совершенно потрясающее зрелище! - и Джинни пустилась в дальнейшие рассуждения об этом виде спорта, подкрепляя их колкими шуточками в адрес известных американских и зарубежных боксеров.
Мы кое-как покончили с ужином и, повеселев немного от выпитого вина и расплатившись с симпатичным официантом, вышли на улицу. На углу звенел колокольчик Санта-Клауса, витрины магазинов переливались разноцветными огнями, на улице царило веселое предпраздничное беспокойство.
- Скоро Рождество, - мечтательно произнесла Джинни, - люблю я все это! – и она подняла руки к темному небу, с которого опускались легчайшие хлопья снега.
Мне вдруг стало ужасно тоскливо: это будет мое второе Рождество в Америке, вдали от дома, от Родины. В прошлом году мы встречали его вдвоем с Марком, когда он еще любил меня… А дома сейчас наверное наряжают елку, покупают деликатесы к Новому году, из магнитофона тихонько поет «Фристайл» - любимая мамина группа… И, поддавшись внезапному порыву, я взяла Джинни за руку и сказала: «Давай как-нибудь поедем в Россию? Я покажу тебе Москву, Воробьевы горы и Кремль!» Она как-то странно посмотрела на меня и, улыбнувшись, сказала: «Давай». Я тут же представила нас, гуляющих по Арбату, по аллее Звезд, по Третьяковке. Мне вдруг расхотелось ехать в Вегас, а захотелось пойти домой, нарядить елку, чтоб смеялась и безобразничала Рейчел, чтоб Джинни шутила и пела рождественские песенки, которые так любят американцы, чтоб Марк был дома и, как раньше, учил меня готовить национальное рождественское блюдо. Я уже собиралась все это выложить Джинни, как вдруг в моей сумочке запищал мобильник. Это Марк звонил из Чикаго.
- Алло, привет! – весело пропела я в трубку.
- Привет, - послышался натянутый голос мужа, - Нэт, детка, у меня появились неотложные дела, которые мне придется очень долго улаживать…
- Марк, через четыре дня Рождество! – я уже знала, что он мне скажет, - Только не говори, что ты не приедешь!
- Боюсь, что так. Наташа, послушай, я вернусь через неделю, и мы…
- С Рождеством, Марк. – и я отключила телефон.
«Домашнее» настроение куда-то испарилось, появилась злость, я посмотрела на Джинни:
- Они вернутся через неделю. Ну что, едем собираться? Иначе самолет в Вегас улетит без нас!
- Знаешь, меня это даже не расстроило, - сказала Джинни, садясь в машину, но было заметно, что ей тоже чертовски неприятно: Родж даже не предупредил ее.
Лас-Вегас поразил меня своей пестротой. После зимнего и тихого Нью-Йорка он показался мне слишком шумным и ярким. Он был сочетанием Парижа со своей Эйфелевой башней, Рима с Колизеем и Египта с его древними пирамидами. Казалось, что мы попали в огромный парк аттракционов.
Мы с Джинни сняли себе шикарные апартаменты в отеле, приняли душ и заказали пиццу. Одна комната в этом номере была похожа по размерам на нашу московскую квартиру. Я улыбнулась про себя: какая метаморфоза жизни! Пицца была восхитительна, мы выпили бутылку коньяка и захмелели. Через полчаса Джинни уснула прямо на полу, где мы устроили маленький пикник, я накрыла ее пледом и подошла к огромному, во всю стену, окну.
Передо мной лежал ночной Лас-Вегас во всей своей красе: казалось, что город горит одним волшебным пламенем. Сколько же здесь народу живет на такой же вот высоте, на которой я сейчас стою. Все сейчас чем-то заняты: готовятся к празднику, пьют коктейли, смотрят телевизор; ведут машины, спеша попасть домой, и, стоя в бесконечных пробках, читают газеты или разговаривают по телефону, совершенно не ощущая дискомфорта от того, что находятся в самом сердце мощного мегаполиса. Я осталась наедине со своими мыслями и подумала, сколько во мне невостребованной нежности и любви, которая жаждет вырваться наружу; как не хватает мне сейчас просто мужского тепла. Не знаю, сколько я простояла вот так, глядя на город. Внезапно рука Джинни легла на мое плечо, и я вернулась в реальность.
- Знаешь, я, пожалуй, пойду, а то что-то этот коньяк вывел меня из равновесия после перелета, - прошептала она, целуя меня в щеку, - до завтра.
- Пока, - ответила я, уткнувшись в ее плечо. Господи, как хорошо, что я здесь не одна. Если бы не было со мной этого замечательного человека, я бы давно сошла с ума.
Когда дверь в спальню Джинни закрылась, я сняла халат, подошла к зеркалу и начала причесываться. На меня смотрела худенькая блондинка с грустными зелеными глазами, гармонирующими с изумрудного цвета ночной сорочкой на тонких бретельках. От нечего делать, я спустила бретельки с плеч, обнажив грудь, и распустила по ним волосы: худенькая блондинка превратилась в русалку. Волосы спереди доставали почти до ребер, сзади же струились до самой талии, на которой болталась, создавая эффект рыбьего хвоста, шелковая сорочка. Я начала кривляться, изображая на лице то страсть, то обиду, то ненависть, то радость. Видимо, в моем лице пропала великая актриса!
Наконец мне все это надоело, и я улеглась в кровать, размером, наверное, с маленький бассейн. Лежать в ней одной было холодно и неуютно. Внезапно я подумала о Марке: почему моя семейная жизнь не сложилась, и ему теперь наплевать на меня? Я хотела бы, чтобы он был сейчас здесь и согрел меня, избавил от одиночества, говорил со мной… Наверное, у него есть другая женщина, и ему больше не нужна «русская красавица с белой косой», он просто будет давать ей деньги, чтобы она ничего с него не требовала, а только исполняла изредка роль радушной хозяйки перед важными гостями и служила украшением при посещении приемов. Из уголка глаза поползла слеза, и я почувствовала себя самой несчастной на свете, вдали от родных, от дома… Я вдруг вспомнила, как мама, заходя к нам с сестрой в комнату, чтобы поцеловать на ночь, улыбаясь, говорила: «Девчонки, спать!». А потом наклонялась к моей щеке, распространяя запах еле уловимых духов, и прижималась губами… Так, стоп. Хватит. Быть может, я все преувеличиваю, и мои дела не так уж и плохи. Просто Марк очень занятой человек, все-таки владелец огромной сети универмагов… Засыпала я с твердым намерением по возвращении в Нью-Йорк наладить отношения с мужем, возобновить разговор о детях и даже для верности набрала номер его мобильника. Около пяти минут из трубки доносились противные гудки. «Наверное, уже спит», - решила я и провалилась в сон.
Проснулась я поздно, с головной болью. Надев халат и собрав волосы в узел, я вышла в гостиную, где Джинни, уже полностью одетая и причесанная, сидя на диване, оживленно разговаривала с Мэттом по телефону. Она кивнула мне в знак приветствия и указала на сервировочный столик, где дымился свежий кофе и благоухали только что испеченные круассаны с маком. Я поплелась в ванную, ополоснула лицо ледяной водой и почистила зубы. Головная боль внезапно исчезла, и мое настроение слегка улучшилось. Когда я вернулась в комнату, Джинни уже разливала кофе по чашкам:
- Как спала на новом месте? – поинтересовалась она и уселась поудобнее, по своему обыкновению поджав под себя ноги. На ней был мягкий джемпер персикового цвета и белые джинсы. Коротко стриженые волосы уложены в безупречную прическу.
- Нормально, - ответила я, с наслаждением откусывая кусочек круассана, - давно встала?
- Пару часов назад, - ответила она, - Мэтт пригласил нас с тобой в ресторан, - и она осторожно отхлебнула кофе из чашки.
- Я не пойду, вам надо побыть наедине…
- Слушай, Нэт, - разозлилась Джинни, - наедине с Мэттом я остаюсь только в спальне. В остальное же время предпочитаю, чтоб был кто-нибудь еще, кто может сказать хотя бы пару умных слов!
Я рассмеялась:
- Дорогая, зачем же тебе тогда этот человек? Нашла бы какого-нибудь профессора!
- Глупышка, - Джинни улыбнулась, - Это же чрезвычайно удобно: никаких разговоров во время занятий любовью и после. Кроме того, благодаря этому у меня иммунитет к чувствам по отношению к Мэтту.
- Но я думала, он тебе нравится.
- Нет, «я просто использую его для секса», - процитировала Джинни Джулию Робертс и запустила в меня подушкой.
Весь день мы провели в праздном безделье: сначала взяли на прокат шикарный «порше», заехали в отель к Мэтту, пообедали в ресторане с русской кухней, где Джинни наконец-то отведала тонких блинов. Мэтт сыпал глупыми историями о своих друзьях, и, в конце концов, мы с Джинни запутались в именах, фамилиях и датах. Но, несмотря на свое врожденное легкомыслие, он обладал отличным чувством юмора и галантностью завзятого донжуана, и я поняла, почему Джинни встречается с ним: после немногословного и холодного Роджера, с Мэттом она по-настоящему чувствует себя женщиной, любимой и желанной.
Потом я, сославшись на головную боль, попросила отвезти меня в отель, предоставив тем самым Джинни в личное пользование Мэтта. Весь день он смотрел на нее, словно на ванильное мороженое, и я решила подарить ему пару часов наедине с этой сногсшибательной представительницей рода человеческого. Джинни, казалось, тоже была не против, и парочка благополучно отбыла к Мэтту в отель.
Оказавшись в своем номере, я заказала себе колу и приняла душ. Затем, размышляя, чем бы заняться, решила, что нужно подыскать что-нибудь из одежды, в чем можно было бы поехать вечером на матч. Полчаса я терзалась выбором между элегантным черным платьем от Версаче с декольте, украшенным стразами, и синим брючным костюмом с открытой спиной, после чего выбрала первое. Остались волосы… Черт, уже половина седьмого, где же Джинни? Я заплела косу и перекинула ее вперед, надела платье и нанесла вечерний макияж. Платье сверху было обтягивающим, а от пояса спускалось свободными волнами, едва доставая до колен. Я уже натягивала колготки, когда ворвалась Джинни, лицо ее было озабочено и серьезно.
- Ты ходила на деловую встречу? – шутливо поинтересовалась я, осторожно перебирая пальцами тонкую эластичную ткань.
- Если бы! Полтора часа мы с Мэттом торчали в лифте его отеля, который завис на двадцать седьмом этаже, потом, когда он неожиданно поехал, какую-то маленькую девочку стошнило прямо на мои туфли, я сломала ноготь, а по дороге сюда, нарушила правило дорожного движения и сорок минут объяснялась с копом, который никогда не слышал фамилию Коннор! – она закончила свою гневную тираду и плюхнулась в кресло.
Я подошла и обняла ее за плечи:
- Ну, ну, все, - я едва сдерживала смех, - Вы хоть успели… отдохнуть, расслабиться?
Джинни посмотрела на меня как на сумасшедшую:
- Да, конечно, растолкали народ в лифте и предались любви!
Я прыснула со смеху:
- Ты неисправима!
- Да уж! – буркнула она и тоже рассмеялась.
Ровно через полтора часа мы подъехали к спорткомплексу, припарковали машину, и смешались с огромной толпой народа. Поскольку Джинни решила не скромничать, места у нас были прямо около ринга, вместе с прессой, судьями и ярыми болельщиками. Скоро к нам присоединился и Мэтт, очевидно тоже не очень довольный событиями дня, поскольку нервничал и скандалил всякий раз, когда кто-нибудь наступал ему на ногу.
На ринг вышел американский боксер Росс Пьюрити, и по залу покатились аплодисменты. Я увидела гору мышц и бицепсов, над которыми торчала маленькая голова чернокожего американца, и от души пожалела своего соотечественника, который выйдет на ринг через несколько минут. Наконец объявили выход Андрея Каверин, и мой взгляд остановился на высоком и мускулистом мужчине, ничуть не уступающем в росте и весе Пьюрити; он был темноволос, темноглаз, с крупными мужскими чертами лица и, несомненно, красив особенной русской красотой. Взгляд его был сосредоточен и напряжен, но во всем: в походке, движениях, жестах сквозила уверенность.
Раздались звуки ни с чем не сравнимого гимна России, и я вдруг почувствовала в себе прилив такого патриотизма, что хотелось петь. Этот человек на ринге стал для меня неким звеном, связывающим с Родиной, и я, затаив дыхание, следила за каждым успешным ударом, за каждым жестом, чувствуя, как колотится в груди мое сердце.
После семи раундов американец был отправлен в нокаут, и зал взревел аплодисментами. Как выяснилось, Андрей Каверин уже пол года тренируется и участвует в боях в Америке, и успел завоевать себе уважение ее жителей.
Пока Мэтт, сокрушаясь по поводу поражения Пьюрити, выгонял машину с парковки, мы с Джинни зашли в туалет.
- Классный мужик этот Андре! – восхищалась она, поправляя чулки.
- Да, - рассеянно ответила я, - ничего...
Джинни вскинула брови:
- Ничего?! Да ты смотрела на него как кошка на мышку, – она усмехнулась.
- Пойдем, мисс Остроумие, нас ждет твой сэр Галахард! – и я потянула ее к выходу.
Мы наконец вышли на свежий воздух, где толпился народ, желающий получить автограф кумира, обогнули парковку и уселись в подогнанную Мэттом машину.
- У вас, девочки, все в порядке? – поинтересовался он, - вам удалось пройти незамеченными мимо толпы возбужденных поклонников?
- Давай, заводи, - оборвала его Джинни, - Едем в «Старр»!
- Джин, - тихонько прошептала я, - мне что-то не хочется никуда ехать, у меня раскалывается голова…
- Ты бросаешь меня! – огорчилась она.
- Конечно нет, просто мне действительно не очень хорошо. А вы отдыхайте… - и я поцеловала ее в щеку.
- Ну что ж, - вздохнула Джинни, - поедем в «Старр» завтра, к тому же, у меня тоже дико болит голова.
Она повернулась к Мэтту:
- Прости, дорогой, мы очень плохо себя чувствуем. Заезжай за нами завтра в восемь…
-Но… - парень, казалось, вне себя от разочарования.
-Мэтт! – перебила его Джинни, - я же сказала, мне нехорошо, увидимся завтра…
Мэтт метнул на меня убийственный взгляд, растроенно обнял и поцеловал Джинни, сел в машину и уехал.
- У меня появился враг, - пробормотала я, - кстати, у тебя действительно болит голова? – и я посмотрела на Джинни.
- Да, действительно болит, - отмахнулась она, - поехали?
- Поехали.
Мы сели в «порше» и через полтора часа уже спали крепким сном.
На следующий день, в половине восьмого, Мэтт заехал за нами в отель. Я одела вчерашнее черное платье, Джинни же облачилась в шикарный костюм из шифона ярко-красного цвета. Плюхнувшись на переднее сиденье, она закинула ногу на ногу и бросила Мэтту привычное «Поехали».
Мэтт глупо ухмыльнулся и взялся за руль, положив одну руку на коленку Джинни.
- Перестань, мы не одни, - прошипела она на него, - смотри лучше на дорогу! – в ее голосе слышалось легкое раздражение. Очевидно, Мэтт это заметил, потому что поспешил послушаться и переключил внимание на трассу.
Я пожалела о том, что мы поехали на машине Мэтта, надо было взять «порше», и тогда мне не пришлось бы чувствовать себя лишней здесь. Хотя, наверняка, если бы я поехала на своей машине, то вернулась бы назад. Джинни вытащила из сумки телефон и набрала номер. Через секунду послышался ее уже совсем другой голос, мягкий и нежный:
- Привет, детка, не спишь?
Очевидно, она звонила Рейчел. Все-таки, какая бы не была Джинни взбалмошная, она, несомненно, прекрасная мать. Ее любовь к дочери не знала границ, и, за исключением редких случаев, когда Джинни окончательно впадала в депрессию из-за равнодушия Роджера, и мы с ней уезжали куда-нибудь, они всегда были вместе. Мы таскали Рейчел с собой по магазинам, театрам, учили правильно вести себя в общественных местах, смотрели вместе с ней глупые мультики.
Я отвлеклась от своих мыслей, а она еще ворковала с девочкой о каких-то пустяках, обещала, что скоро приедет. Наконец, разговор подошел к концу:
- Спокойной ночи, Зайка, мамочка тебя любит. Веди себя хорошо… Что? Папа? – лицо Джинни потемнело, - И он скоро приедет… Конечно любит! Ну, все, полезай в кроватку, пока.
Она отключилась и бросила телефон в сумку.
- Знаешь, я скучаю по ней, - Джинни повернулась ко мне и тихо прошептала, - иногда мне кажется, что только ты и она любите меня по-настоящему, больше никто.
- Не говори глупостей, - я попыталась ее взбодрить, - мы едем развлекаться, а Рейч там очень хорошо с бабушкой и дедушкой.
- Да, ты права. Едем развлекаться… Мэтт, не гони так!
Мэтт, все это время сидевший молча, сказал:
- Джин, детка, в чем дело? Ты же любишь быструю езду! – но, увидев ее выражение лица, смирился, - Хорошо, как скажешь.
Ночной клуб «Старр» был одним из самых популярных в Лас-Вегасе, там отдыхали знаменитости и просто богатые люди, типа нас, кому нечего было больше делать. Но сегодня народу было немного, человек тридцать от силы или чуть больше. У высокой барной стойки сидело несколько женщин и мужчин, звучала медленная музыка, и парочки обнимались на танцполе, оставив столики пустовать. Мы уселись за свободный столик, и к полуночи уже изрядно выпили. Джинни уселась к Мэтту на колени и закурила. Вообще-то она очень редко это делала, но сегодня, по ее мнению, был особый день. Мэтт положил руку ей на бедро, как бы придерживая, но что-то интимное было в этом жесте, он закрыл глаза и уткнулся ей в шею, вдыхая аромат ее волос, перемешавшийся с запахом сигаретного дыма с ментолом. Колено Джинни было обнажено, ворот рубашки Мэтта расстегнут, и на шею ему опускались такого же, как у Джинни, цвета вьющиеся волосы. Она сидела, словно королева на троне, и вместе они смотрелись, как герои картины из жанра фэнтези. Я невольно позавидовала ей: ее обнимают сильные мужские руки, она чувствует тепло и жар напряженного молодого тела и, совершенно очевидно, что сегодня ночью Джинни будет очень хорошо в объятьях Мэтта.
Немного покачиваясь на высоких каблуках, я встала из-за столика, намереваясь выйти подышать. Холодный воздух улицы моментально отрезвил меня, наслав головную боль. Народу снаружи не было, и я могла побыть одна. Неожиданно я вспомнила Джинни и Мэтта, оставшихся в ресторане, и по щекам потекли слезы: я не хотела их, а они лились и лились сами собой, смывая косметику с моего лица. Постепенно слезы перешли в рыдания. Я стояла на улице незнакомого, чужого города и плакала навзрыд, совершенно не заметив, как подъехала машина, и оттуда вышли двое высоких мужчин. У самого входа они остановились и уставились на меня, не решаясь войти в помещение. Наконец один все-таки ушел, а другой направился ко мне.
- Мэм, вам нужна помощь? Вас кто-то обидел? – голос был низкий, бархатный, успокаивающий.
Я подняла голову, но из-за слез, застилавших глаза, вместо лица увидела размытое пятно. Я отрицательно покачала головой, не имея сил ответить на его вопрос. Незнакомец подошел ближе:
- Мэм, что случилось? Перестаньте же плакать! – он затряс меня за плечи, заставляя посмотреть на него.
Я высвободилась из его рук и гордо вскинула голову: надо думать, что вид у меня был, мягко сказать, непрезентабельный, потому что мужчина достал носовой платок и протянул мне:
- Вот, возьмите…
- Спасибо, - выдавила я, промокая глаза и шмыгая носом.
Когда способность видеть, наконец, вернулась ко мне, я подняла глаза на незнакомца: передо мной стоял Андрей Каверин и сочувственно улыбался. Нет, сегодня определенно особенный день! Я попыталась выдавить улыбку: надо сказать, что на душе после выплаканных слез стало легче, а хмель как-то сам собой вернулся, прогнав головную боль.
- Так то лучше! – сказал он, и я только сейчас заметила родной русский акцент и трогательно старательное произношение, - что же привело эту речную нимфу в такое состояние? – и он легонько коснулся рукой моего подбородка, отчего по телу у меня пробежали мурашки. Вблизи он был гораздо красивее и притягательнее, чем издали: глубокие серые глаза прожигали меня насквозь.
- Просто захотелось поплакать.
- Очень мило! Вы здесь одна?
- Нет, моя подруга со своим спутником сидят в баре, - я, наконец, обрела способность нормально говорить.
- А где же ваш спутник? – тихо спросил он, оглядывая меня с головы до ног.
- Нет! А почему вы спрашиваете? – я попыталась изобразить святую невинность, хотя моим единственным желанием, сама не знаю почему, было броситься к нему на шею.
- Просто очень сложно поверить, что такая красивая женщина пришла сюда одна. Я имею в виду, без мужчины… Меня зовут Андрей, - и он протянул руку.
- Натали, - ответила я, специально произнося своё имя на американский манер и помещая свою ладонь в нежный плен его пальцев, - Я, пожалуй, войду внутрь…
- Если хотите…
Я быстро высвободила руку, резко развернулась на каблуках и почти побежала к входу, боясь, что Андрей все-таки понял, что со мной творится. Я слышала, как он идет сзади, дышит, я почти ощущала его взгляд и паниковала. Войдя в зал, я сразу бросилась в туалет, где спешно умылась, подкрасилась, пригладила волосы и отдышалась. Что со мной произошло, и почему этот человек породил во мне целую бурю противоречивых чувств, разбудил давно забытую женственность? Посмотрев на себя в зеркало и еще раз, для верности, проведя по губам помадой, я направилась в зал отвечать на вопросы возмущенной моим отсутствием Джинни.
В зале царил интимный полумрак, играла медленная музыка, и Джинни с Мэттом, обнявшись, плавно двигались на танцполе в такт нежным аккордам. Я прошла к нашему столику и присела, глаза потихоньку привыкли к темноте, и я начала оглядывать помещение в поисках мужчины, который не шел из моей головы. Его нигде не было, и мне начало казаться, что все приснилось. Темнота подействовала на меня успокаивающе, я пригубила вино и повертела стакан из тонкого стекла в руках. На пальце сверкнуло кольцо, и я, поддавшись внезапному порыву, стянула его и бросила в сумочку. Мелодия окутывала и расслабляла, и я, откинув голову назад, устало закрыла глаза.
Внезапно чья-то рука легонько сжала мое плечо, отчего я подпрыгнула на месте. Андрей стоял надо мной, возвышаясь, словно скала над тихим морем, и его колдовские серые глаза блуждали по моему телу, обтянутому в черный шелк.
- Подарите мне этот танец, царевна-Несмеяна, - и он, отпустив мое плечо, протянул руку.
- Что?- пролепетала я, застигнутая врасплох его появлением, и робко вложила свои пальцы в его ладонь.
- Царевна-Несмеяна – героиня русской сказки, которую я читал когда-то в детстве, - тихо говорил он, ведя меня на танцпол, - я родился в России…
«И я тоже» хотелось мне ответить, но я спохватилась, решив оставить все как есть. Пусть думает, что я американка, и мне не придется объяснять, как я сюда попала. К тому же, попав в плен его объятий, я забыла обо всем на свете и отдалась атмосфере чувственной близости, которая обволакивала нас словно густой туман. Я ощущала его руку на своей талии, в то время как вторая его рука незаметно, почти неуловимо, ласкала мои пальцы. Подумать только, что эти самые руки всего несколько часов назад демонстрировали на ринге высшее боксерское мастерство и отправили в жестокий нокаут такого громилу, как Пьюрити!
- Расскажите мне про вашу страну, - попросила я, - Скучаете ли вы по ней?
Он как-то грустно улыбнулся и сказал:
- Это прекрасная страна, большая и сильная. Я скучаю по ней, по Москве с ее золотыми куполами, широкими площадями, улицами и проспектами, по ее Патриаршим прудам, по Арбату, скучаю по чистому русскому небу…
Он говорил, а я, не в силах произнести ни слова, пыталась проглотить ком, застрявший в горле. Этот сильный независимый мужчина, находясь в самом сердце Америки, рассказывал мне о моей родине с такой страстью, что я мгновенно почувствовала себя предательницей. За то время, что я прожила здесь, меня практически никогда не посещали мысли о родине. Конечно, я вспоминала родителей, скучала по ним, но никогда не скучала по России так, как скучал он. И в этот момент я захотела забыть обо всем на свете, собрать чемодан и уехать с ним домой, в снежную Москву, к родным и близким…
Я настолько увлеклась своими мыслями, что не заметила, как закончилась музыка, а мы все стояли, обнявшись, переминаясь с ноги на ногу и наслаждаясь близостью друг друга.
-Натали? – прошептал Андрей, - Как вас зовут близкие и друзья? – глаза его были закрыты, рука уже ласкала мою спину, а я обнаружила, что моя голова покоится на его плече.
- Нэт…или Наташа, - прошептала я.
-Наташа, - хрипло говорил он, а я слушала его голос и таяла, как эскимо на солнце.
Мы, наконец, вернулись к столику, за которым уже сидели Мэтт и Джинни. Я представила им Андрея и вкратце рассказала историю нашего знакомства, умолчав, конечно, о его настоящей причине. Об этом я могла поговорить только с Джинни наедине. Когда Андрей, извинившись, на несколько минут отошел к своему столику, я наклонилась к Джинни и попросила ее не упоминать о том, что я русская, и, тем более что я замужем.
- Наконец-то, детка, ты вернулась к жизни! – улыбнулась она, - и глаза у тебя блестят…
Потом вернулся Андрей, и за столом потекла беседа. Мы говорили о спорте, искусстве, музыке и просто о жизни. Оказалось, что он интересный собеседник.
Через некоторое время снова зазвучала медленная мелодия, и я, не дожидаясь, когда Андрей пригласит меня, сама схватила его за руку и потащила танцевать. Алкоголь раскрепостил меня, и я прислонилась к нему всем телом, заставляя его дрожать от возбуждения. Андрей, казалось, был удивлен моим поведением, но ничуть не смущен. Я решила сломать все рамки, в которые сама себя загоняла в течение всей жизни: если у меня есть только один этот вечер, пусть он будет наполнен счастьем. Я удивлялась сама себе, что так быстро и сильно увлеклась незнакомым мужчиной и веду себя с ним подобным образом, не замечая ни людей, ни предметов. Сегодня есть только он, его руки, обнимающие меня и серые глаза, прожигающие насквозь… Образ Марка потихоньку уплывал вместе с горечью одиночества и тоски, сегодня я была женщиной, жаждущей этого мужчину, настоящего, из плоти и крови. Джинни и Мэтт попрощались и уехали, скорее всего, к Мэтту в отель, а Андрей повез меня домой.
Пока мы ехали в машине, я исподтишка наблюдала за его суровым профилем, освещенным огнями улиц. Это был профиль сильного, волевого человека, способного как на страстную любовь, так и на жгучую ненависть. Это был человек, с которым мне хотелось бы провести всю оставшуюся жизнь, но тяжелая реальность никак не хотела отпускать меня: завтра он уйдет, а я вернусь к мужу, и снова побежит вереница дней и месяцев без любви, без счастья… Но сейчас я не хотела об этом думать, и, словно прочитав мои мысли, Андрей спросил:
- О чем ты думаешь?
- О том, что скоро наступит завтра, - просто сказала я, откидываясь на сиденье.
- Расскажи мне о себе, - попросил он и добавил, - ты – удивительная женщина, Нэт, - и его серые глаза встретились с моими.
Мне не хотелось портить волшебство этой ночи рассказами о моей жизни, замужестве и пустом существовании, а врать ему я не могла. Поэтому я попросила его остановить машину, и, когда Андрей съехал на обочину и заглушил мотор, я, отчаянно вскочив с места, уселась к нему на колени и прижалась к его губам. Руки Андрея мгновенно взлетели мне на плечи и стиснули их с такой силой, что я чуть не задохнулась, платье мое задралось вверх, обнажив затянутые в черные чулки колени и бедра. Он страстно ответил на поцелуй, приглашая в рай, которого я так хотела.
- Я не знаю, что со мной происходит, - хрипло шептал он, - но с момента, как я увидел тебя плачущую, ты околдовала меня…
- Молчи, - почти всхлипывала я, - ни говори ничего…
- Нэт…
Звук моего имени застыл на его губах, когда я опустила руку вниз… Внезапно он схватил меня и рывком посадил на пассажирское кресло. Во мне бушевала буря чувств, которые я не в силах была скрыть. Андрей завел мотор, и до отеля мы ехали молча, восстанавливая дыхание и приводя в порядок мысли.
Наконец мы очутились в моем номере. Андрей молча оглядывал шикарную обстановку комнаты, засунув руки в карманы брюк. Я подошла к большому зеркалу и распустила косу, светлые волосы мягким водопадом заструились по спине, контрастируя с черным шелком платья, переливаясь в интимном свете бра. Внезапно сзади подошел Андрей:
- Кто ты, речная нимфа? Кто послал тебя заколдовать меня и свести с ума?
Я стояла спиной к нему, растерянно глядя на расстегнутый воротник его рубашки в зеркале, не в силах произнести ни слова.
- Если бы ты знала, как ты красива! – продолжал он, - Мне кажется, что мы знакомы давным-давно…
- У меня такое же чувство, - прошептала я.
- Завтра все кончится, это волшебство… - тихо сказал он, - мы совсем не знаем друг друга…
- Мне все равно… - сказала я его отражению в зеркале. Хотя, наверное, обращалась больше к своему собственному. Мне действительно было все равно: я хотела его, я его ждала… Несмотря на то, что еще несколько часов назад мы знать не знали о существовании друг друга.
- Ты хочешь, чтобы я остался? – просто спросил он, ставя точки над i.
Я нервно теребила щетку для волос, напряженно вглядываясь в его лицо, понимая все больше и больше, что он взволнован не меньше меня, и выдавила одно слово:
- Да.
В следующее мгновение его руки легли мне на плечи, он развернул меня к себе и поцеловал долгим, пьянящим поцелуем, от которого у меня задрожали колени. Я превратилась в плазму и уплыла в космос, где вновь и вновь взрывалась фонтанами ослепительных искр… Андрей поднял меня на руки и отнес в постель. Мой мозг пытался вразумить меня: это нехорошо, неправильно, ты не должна позволять ему… Но как только он лег рядом, мозг отключился; закрыв глаза, я ерзала на шелковом покрывале, распаляя его все больше и больше, разрешая ему делать все, что он захочет. Нежной, но требовательной рукой Андрей медленно снимал с меня платье, обнажая плечи, грудь, живот… Его темноволосая голова опустилась к груди, руки уже стягивали нижнее белье, освобождая рвавшийся наружу жар желания, а он опускался все ниже и ниже… Отдавшись на растерзание его нежности, я была уже на полпути к освобождению. Я извивалась в его объятьях, шумно ловила ртом воздух, когда поняла, что преграды одежды исчезли. Его обнаженное тело соприкасалось с моим, и он уже терял над собой контроль: одним сильным толчком он освободил нас… Он стал вторым мужчиной в моей жизни. Потолок вертелся у меня над головой, время исчезло, и я отдалась своему безрассудному желанию стать ЕГО женщиной…
Я проснулась ночью от того, что его не было рядом. Ужасная реальность сдавила сердце, и я тихо заплакала, уткнувшись головой в подушку, которая еще хранила его тепло… Неожиданно я почувствовала, что в комнате не одна. Я повернулась: он сидел в кресле возле кровати, а на туалетном столике лежали мое обручальное кольцо, записная книжка и наша с Марком фотография. Тут я вспомнила, что вечером в порыве страсти я швырнула на пол лежащую на кровати сумочку, и из нее посыпалось все, что там было… Его взгляд подтвердил мои опасения:
- Итак, ты русская и ты замужем, - его голос был холоден, как сталь.
Я села на кровати, притянув колени к груди.
Почему ты ничего не сказала? – с болью в голосе спросил он, - я думал, что ты американка, избалованная дочь богатых родителей… Зачем ты заставила меня так думать? – он резко встал и подошел к окну, за которым раскинулась панорама ночного города.
Я не знала, что ответить.
- Черт, я даже разговаривал с тобой по-английски! – он повернулся ко мне, - судя по тому булыжнику, который вывалился из твоей сумки, твой муж богаче старика Рокфеллера…
- Именно этого я и боялась! – нервно выкрикнула я.
- Что? Чего ты боялась?
- Ну как же! – почти кричала я, - Русская девчонка выходит замуж за богатого американца, и почему? Наверняка для того, чтобы уехать в Америку, красиво жить, иметь много денег, а взамен ублажать нелюбимого мужа в постели! Так вот знай, я любила своего мужа!
- Любила? – с издевкой сказал Андрей, - а сейчас нет?
- Мой муж, - плакала я, - забыл о моем существовании через полгода совместной жизни. Поэтому я вынуждена хоть как-то скрашивать свое одиночество, проводя время с Джинни …
- Заводя бесконечных любовников…
- Нет! Ты – единственный мужчина, кроме мужа, с которым я спала…
- Ну конечно! Должно быть, ты неплохо повеселилась за мой счет… - гневно сказал он, - такое маленькое вечернее приключение!
- Не смей так говорить, - тихо, бессильно прошептала я, натягивая одеяло на обнаженную грудь, - ты нужен мне сейчас… - я наслаждалась тем, что могу говорить эти откровенные слова на родном языке, который уже начала постепенно забывать.
- Но почему ты не сказала мне? – уже мягче спросил Андрей, нервно запуская руки во взъерошенные волосы.
- А если бы я сказала тебе правду, это бы все изменило? – с полными слез глазами выдавила я.
- Нет… - он медленно шел ко мне, срывая с себя рубашку, стягивая брюки, и в следующее мгновение его губы впились в мой рот жестким, грубым поцелуем, наказывая и даря наслаждение, - ты же знаешь, что нет.
Я открыла глаза: утро еще не наступило, но небо за окном было светлым. Я лежала спиной к Андрею, но мне не надо было поворачиваться, чтобы узнать, что он сейчас уйдет. Мне хотелось кричать, но я ничего не могла сделать. И поэтому я предпочла закрыть глаза и сохранить остатки достоинства, которое было бы безнадежно потеряно, если бы я посмотрела на него. Я молча лежала и слушала, как он встает с постели, одевается, приглаживает перед зеркалом волосы… На мгновение мне показалось, что он сейчас вернется, залезет ко мне под одеяло и никогда не отпустит. И словно в подтверждение моих мыслей, матрац снова прогнулся, и я почувствовала на щеке его дыхание; он легко коснулся губами моей кожи и исчез. Исчез из моей постели, моего номера, моей жизни… Хлопнула входная дверь, и я перестала сдерживать себя: уткнувшись в подушку я зарыдала от чувства одиночества и непонятной тоски от того, что я больше никогда его не увижу…
- Сегодня Рождество! – пела мне в трубку Джинни, - Марк звонил тебе?
- Да, сегодня он возвращается, - рассеянно пробормотала я, комкая в руке салфетку, которой пыталась вытереть разлитый на тумбочке лак для ногтей.
- Прекрасно! Решил все свои дела в Чикаго?
- Сказал, что отложил, - ответила я, мысленно представляя встречу с мужем. Теперь все никогда не будет, как раньше. Я изменилась.
- Детка, да ведь это отличное начало! Все еще может наладиться, - верещала подруга, хотя я прекрасно знала, что о своем браке она такого сказать не может, - а ты сходи в магазин, купи пару новых платьев, съезди на массаж, в солярий… Да что ты как вареная индейка?
- Хорошо, - покорилась я ее напору, - я, пожалуй, съезжу в парикмахерскую.
- Вот и замечательно! – Джинни искренне обрадовалась, - Рейчел передает тебе привет…
- И ей от меня, - улыбнулась я самой себе, представив милую мордашку Рейч, - С Рождеством!
- С Рождеством, дорогая! – тепло сказала Джинни, - Я тебе позвоню.
- Пока! – и я с грустью положила трубку. Посмотрев на скомканную в руке салфетку и поняв, что тумбочка безнадежно испорчена, я совсем расстроилась и пошла в гостиную, где налила себе рюмку коньяка, включила музыку и, плюхнувшись в кресло, закрыла глаза. Мысли об Андрее не покидали меня с самого отъезда из Лас-Вегаса, они мучили меня и терзали. Я прекрасно понимала, что это был лишь эпизод моей жизни, кадр из фильма, где я играла главную роль… Почувствовав, что спиртное начало действовать, я пошла наверх, налила себе ванну и улеглась в ароматную теплую воду. Марк приедет через восемь часов, и у меня есть еще время, чтобы одеться, съездить в парикмахерскую, приготовить праздничный ужин. Стало вдруг грустно и одиноко, захотелось поплакать, но слез не было. Выйдя из ванны, я принялась сушить волосы феном, они путались и не слушались, к тому же я раз пять уронила расческу на пол, сломала два ногтя, и настроение мое совсем испортилось. Завязав волосы узлом, я оделась, накрасилась, отпустила домработницу и поехала в парикмахерскую. На улице уже начало смеркаться, зажглись витрины, повсюду звенели колокольчики, сновали прохожие, и я вдруг поняла, что люблю этот уютный Нью-Йорк. После шумного Лас-Вегаса он казался мне родным и тихим, хотя и был многомиллионным мегаполисом. Расслабившись, я откинулась в водительском кресле и включила радио, мне приятно было ощущать себя красивой и богатой женщиной, сжимающей руль дорогого автомобиля и располагающей полной свободой действий. В попытке убить в себе угрызения совести, я начала оправдываться тем, что собственному мужу на меня вот уже несколько месяцев совершенно наплевать, а я, молодая и здоровая, нуждаюсь хотя бы в капельке мужского внимания и тепла… Тем не менее я понимала, что лгу сама себе: я изменила Марк потому, что искренне увлеклась человеком, которого никогда больше не увижу. Интересно, где он сейчас, с кем? Может быть, обнимает какую-нибудь красотку… Так, я опять не в ту степь! А вот и салон красоты «Мона-Лиза»!
Поставив машину на сигнализацию, я вошла в светлый зал, где звучала веселая рождественская музыка. На встречу мне вышла парикмахер Энн О’Конелл:
- Здравствуйте, миссис Коннор, с Рождеством!
- С Рождеством, Энни! – и я протянула ей серебристый сверток. Мне всегда нравилась эта уравновешенная и общительная девушка, и, поскольку я была частым посетителем «Моны-Лизы» мы с ней успели подружиться.
- Боже, миссис Коннор, спасибо! – засияла Энн, разворачивая сверток и вынимая оттуда пару фирменных женских перчаток, - Какая прелесть, вам, право, не стоило…
- Перестаньте, Энн, это от всей души, - перебила ее я, - Кстати, я ведь просила называть меня просто Натали, не так ли?
Девушка с улыбкой кивнула:
- Не хотите ли чашку кофе, может быть фруктовый сок или колу?
- Энн, - я сразу перешла к делу, - мне бы хотелось сразу приступить к делу…
Очень довольная, я приехала домой, заскочив перед этим в супермаркет. Переоделась в простые голубые джинсы и черную майку, включила погромче музыку и принялась готовить праздничный ужин. Время от времени я заходила в гостиную полюбоваться на рождественскую елку, вид которой поднимал мне настроение.
Наконец, в двери щелкнул замок, и вошел Марк. Его светлые волосы и пальто были припорошены снегом, в руках, помимо кейса, он держал букет роз. Я бросилась к нему на встречу и уткнулась в шею, вдыхая знакомый запах дорогого одеколона, не в силах посмотреть ему в глаза. Не выпуская из рук свой кейс и розы, он крепко прижал меня к себе.
- Нэт, я так скучал… Прости меня, ради Бога…
Я внезапно почувствовала, что тоже соскучилась, что мне его ужасно не хватало все эти дни. Отогнав от себя мучительное чувство вины, я подставила ему свои губы, которые он тут же накрыл своими. В этот поцелуй я вложила всю свою страсть и нежность, на которую только была способна. Когда мы, наконец, оторвались друг от друга, он восхищенно охнул:
- Детка, как ты прекрасна!
- Я люблю тебя, Марк, - благодарно выдохнула я, мгновенно забыв про нашу долгую разлуку, про его наплевательское отношение ко мне, про все-все-все…
- Ты закончил свои дела в Чикаго? Все хорошо? – спросила я, пока Зак снимал пальто.
- Я бросил все, чтобы быть сейчас с тобой. Важнее, чем ты, для меня нет никого на свете…
Каждое его слово было и пыткой и счастьем, а образ Андрея потихоньку уплывал из памяти. Стараясь не думать об этом, я потащила Марк прямиком в спальню.
- М-м-м, кажется, пахнет индейкой! – протянул он, - Неужели ты приготовила праздничный ужин? Когда я разговаривал с тобой по телефону, мне показалось, ты не хочешь тихого семейного праздника.
- Я просто немного сердилась на тебя, - вывернулась я, - думала, что придется встречать Рождество и вовсе одной.
- Прости меня, милая, прости, теперь все будет по-другому, - сказал он, позволяя усадить себя на постель и протягивая ко мне руки…
В следующие полтора часа я забыла обо всем на свете в объятьях своего мужа, потом мы разожгли камин, налили в фужеры шампанского и встретили Рождество. Внезапно я подумала о Джинни.
- Марк, - тихонько позвала я.
- М-м-м, - откликнулся он, исследуя языком мое правое плечо.
- А Родж приехал с тобой?
- Да, конечно, не мог же он так расстроить Рейчел… и Джинни, - быстро добавил он, - ты же знаешь, с Джинни шутки плохи.
Марк тихонько куснул меня за ухо, и по телу побежали мурашки. Внизу живота снова начал сворачиваться клубок страсти, когда Марк нежно сжал мою грудь, затем провел ладонью по внутренней стороне бедра, щекоча, дразня и возбуждая. Застонав, я повернулась к нему лицом и нечаянно задела бокал с шампанским, который он держал, отчего шипучая жидкость пролилась прямо мне на живот. Он улыбнулся и начал слизывать капли с моего тела, разжигая меня еще больше. Вдруг передо мной возник образ другого мужчины: глубокие темные глаза под пушистыми ресницами, загорелая кожа, мощное накачанное тело… Только не это! Неужели я так и не смогла прогнать это наваждение из своей памяти?
Я чувствовала, как Марк вошел в меня и начал ритмично двигаться, как он целовал мою шею, стонал и шептал мое имя, но перед глазами все плыло. Я не видела его лица. Наконец, обессилев, он скатился с меня и, заметив слезы на моих глазах, прошептал:
- Детка, что случилось? Я сделал тебе больно?
Я попыталась улыбнуться:
- Нет-нет, все было просто прекрасно… Это самое лучшее Рождество в моей жизни…
- Отчего же ты плачешь? – он нежно убрал прядь волос с моего лба.
- От счастья, - в горле застрял горький ком, - я плачу от счастья.
Марк прижал меня к себе и зарылся лицом в мои волосы.
- Давай заведем ребенка, – вдруг выпалила я.
Он напрягся и отодвинулся, став чужим и далеким. В воздухе повисло напряженное молчание, настолько ощутимое, что мне показалось, его можно было потрогать руками.
- Нет, - ответ прозвучал как приговор.
- Почему? – я не столько удивилась, сколько разозлилась, - почему мы не можем завести ребенка? Тебя так часто не бывает дома! Мне надоело разговаривать со стенами…
- Теперь все будет иначе, поверь… - Марк нервно взъерошил волосы и потянулся за плавками.
- Все равно, - не унималась я, - я не хочу заглядывать в чужие коляски, идя по улице…
- Ты ездишь, а не ходишь, - жестко и как-то с упреком сказал он, - к тому же, ты много времени проводишь с Рейчел…
- Рейчел – дочь Джинни и Роджера! – ком в горле начал клокотать – Не моя! Я не могу укладывать ее спать, читать ей сказки на ночь, купать ее, не могу положить ее рядом с собой в постель, когда тебя там нет!
После этих слов Марк молча ушел в ванную, хлопнув дверью. Я почувствовала, что между нами снова возникла стена. От атмосферы доверия и взаимопонимания не осталось и следа. Я молча оделась и, немного покачиваясь от вина и усталости, зашла в смежную ванну, где ополоснула лицо ледяной водой. «Почему всё так сложно?». Я слышала, как Марк включил душ, как рывком снимал с сушки полотенце. Наконец он вышел и позвал меня:
- Нэт, ты где?
Но мне почему-то не хотелось ему отвечать, я молча встала под душ, наслаждаясь бодрящими струями теплой воды, стекающими по моему телу.
- Нэт ! Нэти, ты здесь?!- он громко постучал в дверь.
- Марк, я принимаю душ… - устало откликнулась я.
- Открой дверь, - настойчиво сказал он, - слышишь, открой сейчас же!
Меня разозлил его тон.
- Не могу! Подожди!
- Если ты сейчас же не откроешь эту чёртову дверь, я разнесу её!!!- он почти кричал.
Меня поразила и испугала эта вспышка гнева, и я, выбравшись из душа и завернувшись в полотенце, открыла дверь. Марк стоял, прислонившись к косяку, а глаза его горели злобой.
- Не смей, слышишь, никогда больше не смей запираться от меня! – прошипел он и, развернувшись, ушёл в спальню. Я стояла, не в силах вымолвить ни слова, в голове кружился рой мыслей. Это был чужой человек, совсем другой , которого я доселе не знала, и от этого мне вдруг стало страшно. Посушив волосы и одевшись в мягкий махровый халат, я на цыпочках пробралась в гостиную и включила телевизор. Настало Рождество, и одиночество захлестнуло меня с такой силой, что слёзы сами полились у меня из глаз. Начал болеть живот. Я потянулась к своей сумочке, той самой, с которой ездила в Вегас, в поисках таблеток, которые всегда ношу с собой. Покопавшись в ней, я нашла пластиковую упаковку с таблетками, но взгляд мой привлекла маленькая бумажка. На ней был наспех нацарапан номер мобильного телефона и подпись: «Позвони мне. Андрей». Я почувствовала, как жаркая волна накрывает меня. Поддавшись минутному порыву, я набрала номер. Через несколько мгновений в трубке послышался низкий сонный голос:
- Да, слушаю…
Я не знала, что сказать и просто молчала.
- Алло, - раздраженно проговорил Андрей, - кто это?
- Это… - я едва шевельнула губами.
- Нэт, Наташа, это ты? – человек на том конце провода оживился, - Нэт …
- С кем ты разговариваешь? – раздался за спиной подозрительный голос Марк.
- Я… ни с кем, - я поспешно положила трубку, - ошиблись номером.
- В такой час?- он сел рядом со мной на диван и начал щёлкать пультом, переключая каналы.
- Сегодня Рождество, - устало сказала я, - многие не спят.
Я незаметно засунула бумажку с номером Андрея в карман халата. Марк ничего не заметил. Мне безумно хотелось с кем-нибудь поговорить, и я подумала о Джинни, но было слишком поздно для телефонных разговоров. Кроме того, она могла быть с Роджем… И я решила поговорить с мужем:
- Ты напугал меня сегодня.
- Извини, - беззаботно ответил он, делая вид, что очень увлечён просмотром какого-то глупого фильма.
- Что происходит, Марк? – я пыталась достучаться до него, попутно раздражаясь от его безразличия.
- Ничего. Детка, не пойти ли нам в кроватку? – и он потянулся ко мне, только в его движениях не было ни искренности, ни нежности, ни любви.
Когда он уложил меня в постель и начал бесстрастно шарить по моему телу, я вдруг почувствовала себя последней шлюхой. В глазах стояло лицо Андрея, а во рту – солоноватый привкус непролитых слёз. Слёз обиды, унижения и тоски…
ГЛАВА I.
Я со скучающим видом осмотрелась вокруг и повертела в руках бокал из тонкого стекла. На пальце сверкнуло солидное обручальное колечко с брюликом каратов в пятнадцать. Подошедший в этот момент официант старательно поклонился, вручив мне меню, а я в свою очередь одарила его той снисходительной улыбкой, которую мой муж Марк называет «для прислуги». Надо сказать, что, прожив полтора года в Штатах, я уже привыкла не смущаться, когда в ресторане метрдотель, уважительно посмотрев на мои дорогие побрякушки, предлагает лучший столик для VIP-персон, когда швейцар, оценив стоимость шикарного «ламборгини», на котором я приехала, смотрит на меня так, словно собирается запеть «Святая Дева Мария Матерь Божья!». Сначала мне, обыкновенной девушке из России, было дико ощущать себя сказочно богатой американкой, но жизнь делает свое дело, и теперь я пользуюсь тем, что она мне подарила.
Черт, уже четверть девятого, а Джинни еще нет. Джинни, а полностью – Джорджина-Элизабет Коннор, жена родного брата моего мужа и моя лучшая подруга. Она коренная американка и совершенно сногсшибательная женщина. Нам обеим по двадцать три года, а у Джинни уже пятилетняя дочь Рейчел. Наверно можно не объяснять, как она стала членом семьи Коннор, но ее муж Роджер, если не любит ее, то уж точно обожает дочку. Хотя Джинни никогда ни в чем не знает отказа и получает все, что только душа пожелает, нельзя назвать ее уж очень счастливой. Мать Джинни умерла от рака, когда девочке было всего семь лет, и воспитание взял на себя отец, очень категоричный и холодный человек. Она училась в дорогих закрытых школах, брала уроки игры на пианино и изучала языки, но никогда не чувствовала отцовской любви и нежности. Ей запрещалось все на свете, и к восемнадцати годам она стала бы монашкой, если бы не ее мятежная натура. Поступив в университет, на одной из вечеринок, она встретила Роджера Коннора, двадцатисемилетнего сына владельца крупной сети универмагов в Штатах, который пригласил ее провести на его яхте уик-энд. А через два месяца крошка Джинни благополучно вышла за него замуж, освободившись, таким образом, от опеки отца.
Отец Джинни был известным нью-йоркским адвокатом, поэтому ее появлению родители Коннор были рады намного больше, чем моему. Единственными людьми в этой семье, кто не смотрел на меня свысока, были Джинни и Марк. Сначала это угнетало, расстраивало, потом бесило и, наконец, мне стало совершенно все равно, как относятся ко мне люди, которых я вижу только по праздникам, и то недолго. Зато с Джинни мы стали настоящими подругами и проводили вместе много времени, болтая обо всем на свете. Я каждый раз мысленно благодарила Бога за то, что закончила именно МГИМО и говорю на английском, как на родном языке.
Поначалу семейная жизнь нравилась мне, Марк был заботлив и внимателен, мы ходили с ним в рестораны, театры, на светские рауты, но скоро мой муж начал все чаще задерживаться на работе, уезжать в длительные командировки. Когда приезжал, сразу тащил меня в постель, а наутро дарил очередное колье или выписывал солидный чек со словами: «Купи себе что-нибудь, развлекись, съезди куда-нибудь с Джинни …» Я бесилась, плакала, выясняла отношения, а потом привыкла и стала следовать его советам. Мы с Джинни ходили в рестораны и клубы, целыми днями слонялись по магазинам, забивая машины дорогими шмотками, ходили в оперу, на концерты, в общем, отлично проводили время. И, когда мы редкий раз посещали с Марком светские вечеринки, я чувствовала себя дорогой и красивой игрушкой, к которой все относятся как к безмозглой кукле. Марк настоял, чтобы я научилась водить машину, и шикарный «ламборгини» полностью перешел в мое пользование. Правда для этого мне пришлось полтора месяца таскаться на дурацкие курсы вождения, где нас учил какой-то плешивый старикан, всё своё внимание концентрирующий не на предмете, а на моей попе. Если бы мы были в России, Марк мог бы просто купить мне эти чёртовы права… (Да простит мне моё отечество). Джинни говорила, что Роджер ведет себя точно так же, и она уже давно предоставлена самой себе, но мне от этого не становилось легче. В Россию не хотелось, с родителями мы перезванивались почти каждую неделю, и я говорила им, как у меня все хорошо, как я довольна семейной жизнью…
Пол года назад Джинни завела себе любовника, какого-то горнолыжника с фигурой Аполлона и мозгами Пиноккио, и постоянно твердила мне, чтобы я последовала ее примеру, но я не могла. Не хотела осложнений: вдруг Марк обо всем узнает, я любила его, хотя в глубине души была уже близка к этому. Он совсем перестал замечать меня, а когда я начинала заговаривать о ребенке, менял тему. Так шло время, а сегодня утром подруга позвонила мне и сказала, что у нее для меня большой сюрприз. Мы договорились встретиться в уютном китайском ресторанчике неподалеку от моего дома и поговорить, но она как всегда опаздывала.
Я уже допивала второй бокал вина, когда Джинни, запыхавшаяся и веселая, влетела в полутемный зальчик:
- Привет! – и она плюхнулась в кресло, заботливо подставленное для нее молоденьким официантом, - Классно выглядишь, - довольно улыбнулась она, оглядывая мое зеленое кашемировое платье с заниженной талией и скромным декольте и, уложенные улиткой, светлые от природы волосы.
- Пунктуальность – твой конёк, – пошутила я, - Давай, выкладывай свой сюрприз.
Джинни сверкнула глазами, тряхнула волосами и, кокетливо повертев в руках бокал вина, сказала:
- Марк и Родж улетели сегодня утром в Чикаго.
- Ты мне Америку открыла, – и я начала лениво ковырять в тарелке.
Она загадочно улыбнулась.
- Мы с тобой летим в Вегас через четыре часа!
Я поперхнулась:
- В Вегас? Но зачем?
- Мы устроим себе небольшие каникулы. Марк и Родж вернутся через пару дней, Рейчел побудет с бабушкой и дедушкой…
- Но что мы будем делать в Вегасе? – я отложила вилку и откинулась на спинку кресла.
- Пойдем на боксерский матч, - бодро ответила Джинни, терзая ножом кусок лосося, - кроме того, туда приедет Мэтт после ежегодных соревнований в Тахо.
- На бокс? Но я не люблю бокс. И тем более, не хочу мешать вам с Мэттом…
- Глупости! – осадила меня подруга, - он обожает тебя, билеты уже куплены…
- Джин, мы не знакомы! – засмеялась я.
Джинни посмотрела на меня умоляющим взглядом:
- Завтра в восемь, дерется твой соотечественник… Каверин, кажется… - она отпила глоток вина, - да, точно, Андрей Каверин. – Джинни широко улыбнулась, ожидая какой-нибудь реакции.
- Даже не знаю, - колебалась я, - хотя, конечно, хочется увидеть хоть одно русское лицо…
- Ну что, едем? Говорят, бокс – совершенно потрясающее зрелище! - и Джинни пустилась в дальнейшие рассуждения об этом виде спорта, подкрепляя их колкими шуточками в адрес известных американских и зарубежных боксеров.
Мы кое-как покончили с ужином и, повеселев немного от выпитого вина и расплатившись с симпатичным официантом, вышли на улицу. На углу звенел колокольчик Санта-Клауса, витрины магазинов переливались разноцветными огнями, на улице царило веселое предпраздничное беспокойство.
- Скоро Рождество, - мечтательно произнесла Джинни, - люблю я все это! – и она подняла руки к темному небу, с которого опускались легчайшие хлопья снега.
Мне вдруг стало ужасно тоскливо: это будет мое второе Рождество в Америке, вдали от дома, от Родины. В прошлом году мы встречали его вдвоем с Марком, когда он еще любил меня… А дома сейчас наверное наряжают елку, покупают деликатесы к Новому году, из магнитофона тихонько поет «Фристайл» - любимая мамина группа… И, поддавшись внезапному порыву, я взяла Джинни за руку и сказала: «Давай как-нибудь поедем в Россию? Я покажу тебе Москву, Воробьевы горы и Кремль!» Она как-то странно посмотрела на меня и, улыбнувшись, сказала: «Давай». Я тут же представила нас, гуляющих по Арбату, по аллее Звезд, по Третьяковке. Мне вдруг расхотелось ехать в Вегас, а захотелось пойти домой, нарядить елку, чтоб смеялась и безобразничала Рейчел, чтоб Джинни шутила и пела рождественские песенки, которые так любят американцы, чтоб Марк был дома и, как раньше, учил меня готовить национальное рождественское блюдо. Я уже собиралась все это выложить Джинни, как вдруг в моей сумочке запищал мобильник. Это Марк звонил из Чикаго.
- Алло, привет! – весело пропела я в трубку.
- Привет, - послышался натянутый голос мужа, - Нэт, детка, у меня появились неотложные дела, которые мне придется очень долго улаживать…
- Марк, через четыре дня Рождество! – я уже знала, что он мне скажет, - Только не говори, что ты не приедешь!
- Боюсь, что так. Наташа, послушай, я вернусь через неделю, и мы…
- С Рождеством, Марк. – и я отключила телефон.
«Домашнее» настроение куда-то испарилось, появилась злость, я посмотрела на Джинни:
- Они вернутся через неделю. Ну что, едем собираться? Иначе самолет в Вегас улетит без нас!
- Знаешь, меня это даже не расстроило, - сказала Джинни, садясь в машину, но было заметно, что ей тоже чертовски неприятно: Родж даже не предупредил ее.
Лас-Вегас поразил меня своей пестротой. После зимнего и тихого Нью-Йорка он показался мне слишком шумным и ярким. Он был сочетанием Парижа со своей Эйфелевой башней, Рима с Колизеем и Египта с его древними пирамидами. Казалось, что мы попали в огромный парк аттракционов.
Мы с Джинни сняли себе шикарные апартаменты в отеле, приняли душ и заказали пиццу. Одна комната в этом номере была похожа по размерам на нашу московскую квартиру. Я улыбнулась про себя: какая метаморфоза жизни! Пицца была восхитительна, мы выпили бутылку коньяка и захмелели. Через полчаса Джинни уснула прямо на полу, где мы устроили маленький пикник, я накрыла ее пледом и подошла к огромному, во всю стену, окну.
Передо мной лежал ночной Лас-Вегас во всей своей красе: казалось, что город горит одним волшебным пламенем. Сколько же здесь народу живет на такой же вот высоте, на которой я сейчас стою. Все сейчас чем-то заняты: готовятся к празднику, пьют коктейли, смотрят телевизор; ведут машины, спеша попасть домой, и, стоя в бесконечных пробках, читают газеты или разговаривают по телефону, совершенно не ощущая дискомфорта от того, что находятся в самом сердце мощного мегаполиса. Я осталась наедине со своими мыслями и подумала, сколько во мне невостребованной нежности и любви, которая жаждет вырваться наружу; как не хватает мне сейчас просто мужского тепла. Не знаю, сколько я простояла вот так, глядя на город. Внезапно рука Джинни легла на мое плечо, и я вернулась в реальность.
- Знаешь, я, пожалуй, пойду, а то что-то этот коньяк вывел меня из равновесия после перелета, - прошептала она, целуя меня в щеку, - до завтра.
- Пока, - ответила я, уткнувшись в ее плечо. Господи, как хорошо, что я здесь не одна. Если бы не было со мной этого замечательного человека, я бы давно сошла с ума.
Когда дверь в спальню Джинни закрылась, я сняла халат, подошла к зеркалу и начала причесываться. На меня смотрела худенькая блондинка с грустными зелеными глазами, гармонирующими с изумрудного цвета ночной сорочкой на тонких бретельках. От нечего делать, я спустила бретельки с плеч, обнажив грудь, и распустила по ним волосы: худенькая блондинка превратилась в русалку. Волосы спереди доставали почти до ребер, сзади же струились до самой талии, на которой болталась, создавая эффект рыбьего хвоста, шелковая сорочка. Я начала кривляться, изображая на лице то страсть, то обиду, то ненависть, то радость. Видимо, в моем лице пропала великая актриса!
Наконец мне все это надоело, и я улеглась в кровать, размером, наверное, с маленький бассейн. Лежать в ней одной было холодно и неуютно. Внезапно я подумала о Марке: почему моя семейная жизнь не сложилась, и ему теперь наплевать на меня? Я хотела бы, чтобы он был сейчас здесь и согрел меня, избавил от одиночества, говорил со мной… Наверное, у него есть другая женщина, и ему больше не нужна «русская красавица с белой косой», он просто будет давать ей деньги, чтобы она ничего с него не требовала, а только исполняла изредка роль радушной хозяйки перед важными гостями и служила украшением при посещении приемов. Из уголка глаза поползла слеза, и я почувствовала себя самой несчастной на свете, вдали от родных, от дома… Я вдруг вспомнила, как мама, заходя к нам с сестрой в комнату, чтобы поцеловать на ночь, улыбаясь, говорила: «Девчонки, спать!». А потом наклонялась к моей щеке, распространяя запах еле уловимых духов, и прижималась губами… Так, стоп. Хватит. Быть может, я все преувеличиваю, и мои дела не так уж и плохи. Просто Марк очень занятой человек, все-таки владелец огромной сети универмагов… Засыпала я с твердым намерением по возвращении в Нью-Йорк наладить отношения с мужем, возобновить разговор о детях и даже для верности набрала номер его мобильника. Около пяти минут из трубки доносились противные гудки. «Наверное, уже спит», - решила я и провалилась в сон.
Проснулась я поздно, с головной болью. Надев халат и собрав волосы в узел, я вышла в гостиную, где Джинни, уже полностью одетая и причесанная, сидя на диване, оживленно разговаривала с Мэттом по телефону. Она кивнула мне в знак приветствия и указала на сервировочный столик, где дымился свежий кофе и благоухали только что испеченные круассаны с маком. Я поплелась в ванную, ополоснула лицо ледяной водой и почистила зубы. Головная боль внезапно исчезла, и мое настроение слегка улучшилось. Когда я вернулась в комнату, Джинни уже разливала кофе по чашкам:
- Как спала на новом месте? – поинтересовалась она и уселась поудобнее, по своему обыкновению поджав под себя ноги. На ней был мягкий джемпер персикового цвета и белые джинсы. Коротко стриженые волосы уложены в безупречную прическу.
- Нормально, - ответила я, с наслаждением откусывая кусочек круассана, - давно встала?
- Пару часов назад, - ответила она, - Мэтт пригласил нас с тобой в ресторан, - и она осторожно отхлебнула кофе из чашки.
- Я не пойду, вам надо побыть наедине…
- Слушай, Нэт, - разозлилась Джинни, - наедине с Мэттом я остаюсь только в спальне. В остальное же время предпочитаю, чтоб был кто-нибудь еще, кто может сказать хотя бы пару умных слов!
Я рассмеялась:
- Дорогая, зачем же тебе тогда этот человек? Нашла бы какого-нибудь профессора!
- Глупышка, - Джинни улыбнулась, - Это же чрезвычайно удобно: никаких разговоров во время занятий любовью и после. Кроме того, благодаря этому у меня иммунитет к чувствам по отношению к Мэтту.
- Но я думала, он тебе нравится.
- Нет, «я просто использую его для секса», - процитировала Джинни Джулию Робертс и запустила в меня подушкой.
Весь день мы провели в праздном безделье: сначала взяли на прокат шикарный «порше», заехали в отель к Мэтту, пообедали в ресторане с русской кухней, где Джинни наконец-то отведала тонких блинов. Мэтт сыпал глупыми историями о своих друзьях, и, в конце концов, мы с Джинни запутались в именах, фамилиях и датах. Но, несмотря на свое врожденное легкомыслие, он обладал отличным чувством юмора и галантностью завзятого донжуана, и я поняла, почему Джинни встречается с ним: после немногословного и холодного Роджера, с Мэттом она по-настоящему чувствует себя женщиной, любимой и желанной.
Потом я, сославшись на головную боль, попросила отвезти меня в отель, предоставив тем самым Джинни в личное пользование Мэтта. Весь день он смотрел на нее, словно на ванильное мороженое, и я решила подарить ему пару часов наедине с этой сногсшибательной представительницей рода человеческого. Джинни, казалось, тоже была не против, и парочка благополучно отбыла к Мэтту в отель.
Оказавшись в своем номере, я заказала себе колу и приняла душ. Затем, размышляя, чем бы заняться, решила, что нужно подыскать что-нибудь из одежды, в чем можно было бы поехать вечером на матч. Полчаса я терзалась выбором между элегантным черным платьем от Версаче с декольте, украшенным стразами, и синим брючным костюмом с открытой спиной, после чего выбрала первое. Остались волосы… Черт, уже половина седьмого, где же Джинни? Я заплела косу и перекинула ее вперед, надела платье и нанесла вечерний макияж. Платье сверху было обтягивающим, а от пояса спускалось свободными волнами, едва доставая до колен. Я уже натягивала колготки, когда ворвалась Джинни, лицо ее было озабочено и серьезно.
- Ты ходила на деловую встречу? – шутливо поинтересовалась я, осторожно перебирая пальцами тонкую эластичную ткань.
- Если бы! Полтора часа мы с Мэттом торчали в лифте его отеля, который завис на двадцать седьмом этаже, потом, когда он неожиданно поехал, какую-то маленькую девочку стошнило прямо на мои туфли, я сломала ноготь, а по дороге сюда, нарушила правило дорожного движения и сорок минут объяснялась с копом, который никогда не слышал фамилию Коннор! – она закончила свою гневную тираду и плюхнулась в кресло.
Я подошла и обняла ее за плечи:
- Ну, ну, все, - я едва сдерживала смех, - Вы хоть успели… отдохнуть, расслабиться?
Джинни посмотрела на меня как на сумасшедшую:
- Да, конечно, растолкали народ в лифте и предались любви!
Я прыснула со смеху:
- Ты неисправима!
- Да уж! – буркнула она и тоже рассмеялась.
Ровно через полтора часа мы подъехали к спорткомплексу, припарковали машину, и смешались с огромной толпой народа. Поскольку Джинни решила не скромничать, места у нас были прямо около ринга, вместе с прессой, судьями и ярыми болельщиками. Скоро к нам присоединился и Мэтт, очевидно тоже не очень довольный событиями дня, поскольку нервничал и скандалил всякий раз, когда кто-нибудь наступал ему на ногу.
На ринг вышел американский боксер Росс Пьюрити, и по залу покатились аплодисменты. Я увидела гору мышц и бицепсов, над которыми торчала маленькая голова чернокожего американца, и от души пожалела своего соотечественника, который выйдет на ринг через несколько минут. Наконец объявили выход Андрея Каверин, и мой взгляд остановился на высоком и мускулистом мужчине, ничуть не уступающем в росте и весе Пьюрити; он был темноволос, темноглаз, с крупными мужскими чертами лица и, несомненно, красив особенной русской красотой. Взгляд его был сосредоточен и напряжен, но во всем: в походке, движениях, жестах сквозила уверенность.
Раздались звуки ни с чем не сравнимого гимна России, и я вдруг почувствовала в себе прилив такого патриотизма, что хотелось петь. Этот человек на ринге стал для меня неким звеном, связывающим с Родиной, и я, затаив дыхание, следила за каждым успешным ударом, за каждым жестом, чувствуя, как колотится в груди мое сердце.
После семи раундов американец был отправлен в нокаут, и зал взревел аплодисментами. Как выяснилось, Андрей Каверин уже пол года тренируется и участвует в боях в Америке, и успел завоевать себе уважение ее жителей.
Пока Мэтт, сокрушаясь по поводу поражения Пьюрити, выгонял машину с парковки, мы с Джинни зашли в туалет.
- Классный мужик этот Андре! – восхищалась она, поправляя чулки.
- Да, - рассеянно ответила я, - ничего...
Джинни вскинула брови:
- Ничего?! Да ты смотрела на него как кошка на мышку, – она усмехнулась.
- Пойдем, мисс Остроумие, нас ждет твой сэр Галахард! – и я потянула ее к выходу.
Мы наконец вышли на свежий воздух, где толпился народ, желающий получить автограф кумира, обогнули парковку и уселись в подогнанную Мэттом машину.
- У вас, девочки, все в порядке? – поинтересовался он, - вам удалось пройти незамеченными мимо толпы возбужденных поклонников?
- Давай, заводи, - оборвала его Джинни, - Едем в «Старр»!
- Джин, - тихонько прошептала я, - мне что-то не хочется никуда ехать, у меня раскалывается голова…
- Ты бросаешь меня! – огорчилась она.
- Конечно нет, просто мне действительно не очень хорошо. А вы отдыхайте… - и я поцеловала ее в щеку.
- Ну что ж, - вздохнула Джинни, - поедем в «Старр» завтра, к тому же, у меня тоже дико болит голова.
Она повернулась к Мэтту:
- Прости, дорогой, мы очень плохо себя чувствуем. Заезжай за нами завтра в восемь…
-Но… - парень, казалось, вне себя от разочарования.
-Мэтт! – перебила его Джинни, - я же сказала, мне нехорошо, увидимся завтра…
Мэтт метнул на меня убийственный взгляд, растроенно обнял и поцеловал Джинни, сел в машину и уехал.
- У меня появился враг, - пробормотала я, - кстати, у тебя действительно болит голова? – и я посмотрела на Джинни.
- Да, действительно болит, - отмахнулась она, - поехали?
- Поехали.
Мы сели в «порше» и через полтора часа уже спали крепким сном.
На следующий день, в половине восьмого, Мэтт заехал за нами в отель. Я одела вчерашнее черное платье, Джинни же облачилась в шикарный костюм из шифона ярко-красного цвета. Плюхнувшись на переднее сиденье, она закинула ногу на ногу и бросила Мэтту привычное «Поехали».
Мэтт глупо ухмыльнулся и взялся за руль, положив одну руку на коленку Джинни.
- Перестань, мы не одни, - прошипела она на него, - смотри лучше на дорогу! – в ее голосе слышалось легкое раздражение. Очевидно, Мэтт это заметил, потому что поспешил послушаться и переключил внимание на трассу.
Я пожалела о том, что мы поехали на машине Мэтта, надо было взять «порше», и тогда мне не пришлось бы чувствовать себя лишней здесь. Хотя, наверняка, если бы я поехала на своей машине, то вернулась бы назад. Джинни вытащила из сумки телефон и набрала номер. Через секунду послышался ее уже совсем другой голос, мягкий и нежный:
- Привет, детка, не спишь?
Очевидно, она звонила Рейчел. Все-таки, какая бы не была Джинни взбалмошная, она, несомненно, прекрасная мать. Ее любовь к дочери не знала границ, и, за исключением редких случаев, когда Джинни окончательно впадала в депрессию из-за равнодушия Роджера, и мы с ней уезжали куда-нибудь, они всегда были вместе. Мы таскали Рейчел с собой по магазинам, театрам, учили правильно вести себя в общественных местах, смотрели вместе с ней глупые мультики.
Я отвлеклась от своих мыслей, а она еще ворковала с девочкой о каких-то пустяках, обещала, что скоро приедет. Наконец, разговор подошел к концу:
- Спокойной ночи, Зайка, мамочка тебя любит. Веди себя хорошо… Что? Папа? – лицо Джинни потемнело, - И он скоро приедет… Конечно любит! Ну, все, полезай в кроватку, пока.
Она отключилась и бросила телефон в сумку.
- Знаешь, я скучаю по ней, - Джинни повернулась ко мне и тихо прошептала, - иногда мне кажется, что только ты и она любите меня по-настоящему, больше никто.
- Не говори глупостей, - я попыталась ее взбодрить, - мы едем развлекаться, а Рейч там очень хорошо с бабушкой и дедушкой.
- Да, ты права. Едем развлекаться… Мэтт, не гони так!
Мэтт, все это время сидевший молча, сказал:
- Джин, детка, в чем дело? Ты же любишь быструю езду! – но, увидев ее выражение лица, смирился, - Хорошо, как скажешь.
Ночной клуб «Старр» был одним из самых популярных в Лас-Вегасе, там отдыхали знаменитости и просто богатые люди, типа нас, кому нечего было больше делать. Но сегодня народу было немного, человек тридцать от силы или чуть больше. У высокой барной стойки сидело несколько женщин и мужчин, звучала медленная музыка, и парочки обнимались на танцполе, оставив столики пустовать. Мы уселись за свободный столик, и к полуночи уже изрядно выпили. Джинни уселась к Мэтту на колени и закурила. Вообще-то она очень редко это делала, но сегодня, по ее мнению, был особый день. Мэтт положил руку ей на бедро, как бы придерживая, но что-то интимное было в этом жесте, он закрыл глаза и уткнулся ей в шею, вдыхая аромат ее волос, перемешавшийся с запахом сигаретного дыма с ментолом. Колено Джинни было обнажено, ворот рубашки Мэтта расстегнут, и на шею ему опускались такого же, как у Джинни, цвета вьющиеся волосы. Она сидела, словно королева на троне, и вместе они смотрелись, как герои картины из жанра фэнтези. Я невольно позавидовала ей: ее обнимают сильные мужские руки, она чувствует тепло и жар напряженного молодого тела и, совершенно очевидно, что сегодня ночью Джинни будет очень хорошо в объятьях Мэтта.
Немного покачиваясь на высоких каблуках, я встала из-за столика, намереваясь выйти подышать. Холодный воздух улицы моментально отрезвил меня, наслав головную боль. Народу снаружи не было, и я могла побыть одна. Неожиданно я вспомнила Джинни и Мэтта, оставшихся в ресторане, и по щекам потекли слезы: я не хотела их, а они лились и лились сами собой, смывая косметику с моего лица. Постепенно слезы перешли в рыдания. Я стояла на улице незнакомого, чужого города и плакала навзрыд, совершенно не заметив, как подъехала машина, и оттуда вышли двое высоких мужчин. У самого входа они остановились и уставились на меня, не решаясь войти в помещение. Наконец один все-таки ушел, а другой направился ко мне.
- Мэм, вам нужна помощь? Вас кто-то обидел? – голос был низкий, бархатный, успокаивающий.
Я подняла голову, но из-за слез, застилавших глаза, вместо лица увидела размытое пятно. Я отрицательно покачала головой, не имея сил ответить на его вопрос. Незнакомец подошел ближе:
- Мэм, что случилось? Перестаньте же плакать! – он затряс меня за плечи, заставляя посмотреть на него.
Я высвободилась из его рук и гордо вскинула голову: надо думать, что вид у меня был, мягко сказать, непрезентабельный, потому что мужчина достал носовой платок и протянул мне:
- Вот, возьмите…
- Спасибо, - выдавила я, промокая глаза и шмыгая носом.
Когда способность видеть, наконец, вернулась ко мне, я подняла глаза на незнакомца: передо мной стоял Андрей Каверин и сочувственно улыбался. Нет, сегодня определенно особенный день! Я попыталась выдавить улыбку: надо сказать, что на душе после выплаканных слез стало легче, а хмель как-то сам собой вернулся, прогнав головную боль.
- Так то лучше! – сказал он, и я только сейчас заметила родной русский акцент и трогательно старательное произношение, - что же привело эту речную нимфу в такое состояние? – и он легонько коснулся рукой моего подбородка, отчего по телу у меня пробежали мурашки. Вблизи он был гораздо красивее и притягательнее, чем издали: глубокие серые глаза прожигали меня насквозь.
- Просто захотелось поплакать.
- Очень мило! Вы здесь одна?
- Нет, моя подруга со своим спутником сидят в баре, - я, наконец, обрела способность нормально говорить.
- А где же ваш спутник? – тихо спросил он, оглядывая меня с головы до ног.
- Нет! А почему вы спрашиваете? – я попыталась изобразить святую невинность, хотя моим единственным желанием, сама не знаю почему, было броситься к нему на шею.
- Просто очень сложно поверить, что такая красивая женщина пришла сюда одна. Я имею в виду, без мужчины… Меня зовут Андрей, - и он протянул руку.
- Натали, - ответила я, специально произнося своё имя на американский манер и помещая свою ладонь в нежный плен его пальцев, - Я, пожалуй, войду внутрь…
- Если хотите…
Я быстро высвободила руку, резко развернулась на каблуках и почти побежала к входу, боясь, что Андрей все-таки понял, что со мной творится. Я слышала, как он идет сзади, дышит, я почти ощущала его взгляд и паниковала. Войдя в зал, я сразу бросилась в туалет, где спешно умылась, подкрасилась, пригладила волосы и отдышалась. Что со мной произошло, и почему этот человек породил во мне целую бурю противоречивых чувств, разбудил давно забытую женственность? Посмотрев на себя в зеркало и еще раз, для верности, проведя по губам помадой, я направилась в зал отвечать на вопросы возмущенной моим отсутствием Джинни.
В зале царил интимный полумрак, играла медленная музыка, и Джинни с Мэттом, обнявшись, плавно двигались на танцполе в такт нежным аккордам. Я прошла к нашему столику и присела, глаза потихоньку привыкли к темноте, и я начала оглядывать помещение в поисках мужчины, который не шел из моей головы. Его нигде не было, и мне начало казаться, что все приснилось. Темнота подействовала на меня успокаивающе, я пригубила вино и повертела стакан из тонкого стекла в руках. На пальце сверкнуло кольцо, и я, поддавшись внезапному порыву, стянула его и бросила в сумочку. Мелодия окутывала и расслабляла, и я, откинув голову назад, устало закрыла глаза.
Внезапно чья-то рука легонько сжала мое плечо, отчего я подпрыгнула на месте. Андрей стоял надо мной, возвышаясь, словно скала над тихим морем, и его колдовские серые глаза блуждали по моему телу, обтянутому в черный шелк.
- Подарите мне этот танец, царевна-Несмеяна, - и он, отпустив мое плечо, протянул руку.
- Что?- пролепетала я, застигнутая врасплох его появлением, и робко вложила свои пальцы в его ладонь.
- Царевна-Несмеяна – героиня русской сказки, которую я читал когда-то в детстве, - тихо говорил он, ведя меня на танцпол, - я родился в России…
«И я тоже» хотелось мне ответить, но я спохватилась, решив оставить все как есть. Пусть думает, что я американка, и мне не придется объяснять, как я сюда попала. К тому же, попав в плен его объятий, я забыла обо всем на свете и отдалась атмосфере чувственной близости, которая обволакивала нас словно густой туман. Я ощущала его руку на своей талии, в то время как вторая его рука незаметно, почти неуловимо, ласкала мои пальцы. Подумать только, что эти самые руки всего несколько часов назад демонстрировали на ринге высшее боксерское мастерство и отправили в жестокий нокаут такого громилу, как Пьюрити!
- Расскажите мне про вашу страну, - попросила я, - Скучаете ли вы по ней?
Он как-то грустно улыбнулся и сказал:
- Это прекрасная страна, большая и сильная. Я скучаю по ней, по Москве с ее золотыми куполами, широкими площадями, улицами и проспектами, по ее Патриаршим прудам, по Арбату, скучаю по чистому русскому небу…
Он говорил, а я, не в силах произнести ни слова, пыталась проглотить ком, застрявший в горле. Этот сильный независимый мужчина, находясь в самом сердце Америки, рассказывал мне о моей родине с такой страстью, что я мгновенно почувствовала себя предательницей. За то время, что я прожила здесь, меня практически никогда не посещали мысли о родине. Конечно, я вспоминала родителей, скучала по ним, но никогда не скучала по России так, как скучал он. И в этот момент я захотела забыть обо всем на свете, собрать чемодан и уехать с ним домой, в снежную Москву, к родным и близким…
Я настолько увлеклась своими мыслями, что не заметила, как закончилась музыка, а мы все стояли, обнявшись, переминаясь с ноги на ногу и наслаждаясь близостью друг друга.
-Натали? – прошептал Андрей, - Как вас зовут близкие и друзья? – глаза его были закрыты, рука уже ласкала мою спину, а я обнаружила, что моя голова покоится на его плече.
- Нэт…или Наташа, - прошептала я.
-Наташа, - хрипло говорил он, а я слушала его голос и таяла, как эскимо на солнце.
Мы, наконец, вернулись к столику, за которым уже сидели Мэтт и Джинни. Я представила им Андрея и вкратце рассказала историю нашего знакомства, умолчав, конечно, о его настоящей причине. Об этом я могла поговорить только с Джинни наедине. Когда Андрей, извинившись, на несколько минут отошел к своему столику, я наклонилась к Джинни и попросила ее не упоминать о том, что я русская, и, тем более что я замужем.
- Наконец-то, детка, ты вернулась к жизни! – улыбнулась она, - и глаза у тебя блестят…
Потом вернулся Андрей, и за столом потекла беседа. Мы говорили о спорте, искусстве, музыке и просто о жизни. Оказалось, что он интересный собеседник.
Через некоторое время снова зазвучала медленная мелодия, и я, не дожидаясь, когда Андрей пригласит меня, сама схватила его за руку и потащила танцевать. Алкоголь раскрепостил меня, и я прислонилась к нему всем телом, заставляя его дрожать от возбуждения. Андрей, казалось, был удивлен моим поведением, но ничуть не смущен. Я решила сломать все рамки, в которые сама себя загоняла в течение всей жизни: если у меня есть только один этот вечер, пусть он будет наполнен счастьем. Я удивлялась сама себе, что так быстро и сильно увлеклась незнакомым мужчиной и веду себя с ним подобным образом, не замечая ни людей, ни предметов. Сегодня есть только он, его руки, обнимающие меня и серые глаза, прожигающие насквозь… Образ Марка потихоньку уплывал вместе с горечью одиночества и тоски, сегодня я была женщиной, жаждущей этого мужчину, настоящего, из плоти и крови. Джинни и Мэтт попрощались и уехали, скорее всего, к Мэтту в отель, а Андрей повез меня домой.
Пока мы ехали в машине, я исподтишка наблюдала за его суровым профилем, освещенным огнями улиц. Это был профиль сильного, волевого человека, способного как на страстную любовь, так и на жгучую ненависть. Это был человек, с которым мне хотелось бы провести всю оставшуюся жизнь, но тяжелая реальность никак не хотела отпускать меня: завтра он уйдет, а я вернусь к мужу, и снова побежит вереница дней и месяцев без любви, без счастья… Но сейчас я не хотела об этом думать, и, словно прочитав мои мысли, Андрей спросил:
- О чем ты думаешь?
- О том, что скоро наступит завтра, - просто сказала я, откидываясь на сиденье.
- Расскажи мне о себе, - попросил он и добавил, - ты – удивительная женщина, Нэт, - и его серые глаза встретились с моими.
Мне не хотелось портить волшебство этой ночи рассказами о моей жизни, замужестве и пустом существовании, а врать ему я не могла. Поэтому я попросила его остановить машину, и, когда Андрей съехал на обочину и заглушил мотор, я, отчаянно вскочив с места, уселась к нему на колени и прижалась к его губам. Руки Андрея мгновенно взлетели мне на плечи и стиснули их с такой силой, что я чуть не задохнулась, платье мое задралось вверх, обнажив затянутые в черные чулки колени и бедра. Он страстно ответил на поцелуй, приглашая в рай, которого я так хотела.
- Я не знаю, что со мной происходит, - хрипло шептал он, - но с момента, как я увидел тебя плачущую, ты околдовала меня…
- Молчи, - почти всхлипывала я, - ни говори ничего…
- Нэт…
Звук моего имени застыл на его губах, когда я опустила руку вниз… Внезапно он схватил меня и рывком посадил на пассажирское кресло. Во мне бушевала буря чувств, которые я не в силах была скрыть. Андрей завел мотор, и до отеля мы ехали молча, восстанавливая дыхание и приводя в порядок мысли.
Наконец мы очутились в моем номере. Андрей молча оглядывал шикарную обстановку комнаты, засунув руки в карманы брюк. Я подошла к большому зеркалу и распустила косу, светлые волосы мягким водопадом заструились по спине, контрастируя с черным шелком платья, переливаясь в интимном свете бра. Внезапно сзади подошел Андрей:
- Кто ты, речная нимфа? Кто послал тебя заколдовать меня и свести с ума?
Я стояла спиной к нему, растерянно глядя на расстегнутый воротник его рубашки в зеркале, не в силах произнести ни слова.
- Если бы ты знала, как ты красива! – продолжал он, - Мне кажется, что мы знакомы давным-давно…
- У меня такое же чувство, - прошептала я.
- Завтра все кончится, это волшебство… - тихо сказал он, - мы совсем не знаем друг друга…
- Мне все равно… - сказала я его отражению в зеркале. Хотя, наверное, обращалась больше к своему собственному. Мне действительно было все равно: я хотела его, я его ждала… Несмотря на то, что еще несколько часов назад мы знать не знали о существовании друг друга.
- Ты хочешь, чтобы я остался? – просто спросил он, ставя точки над i.
Я нервно теребила щетку для волос, напряженно вглядываясь в его лицо, понимая все больше и больше, что он взволнован не меньше меня, и выдавила одно слово:
- Да.
В следующее мгновение его руки легли мне на плечи, он развернул меня к себе и поцеловал долгим, пьянящим поцелуем, от которого у меня задрожали колени. Я превратилась в плазму и уплыла в космос, где вновь и вновь взрывалась фонтанами ослепительных искр… Андрей поднял меня на руки и отнес в постель. Мой мозг пытался вразумить меня: это нехорошо, неправильно, ты не должна позволять ему… Но как только он лег рядом, мозг отключился; закрыв глаза, я ерзала на шелковом покрывале, распаляя его все больше и больше, разрешая ему делать все, что он захочет. Нежной, но требовательной рукой Андрей медленно снимал с меня платье, обнажая плечи, грудь, живот… Его темноволосая голова опустилась к груди, руки уже стягивали нижнее белье, освобождая рвавшийся наружу жар желания, а он опускался все ниже и ниже… Отдавшись на растерзание его нежности, я была уже на полпути к освобождению. Я извивалась в его объятьях, шумно ловила ртом воздух, когда поняла, что преграды одежды исчезли. Его обнаженное тело соприкасалось с моим, и он уже терял над собой контроль: одним сильным толчком он освободил нас… Он стал вторым мужчиной в моей жизни. Потолок вертелся у меня над головой, время исчезло, и я отдалась своему безрассудному желанию стать ЕГО женщиной…
Я проснулась ночью от того, что его не было рядом. Ужасная реальность сдавила сердце, и я тихо заплакала, уткнувшись головой в подушку, которая еще хранила его тепло… Неожиданно я почувствовала, что в комнате не одна. Я повернулась: он сидел в кресле возле кровати, а на туалетном столике лежали мое обручальное кольцо, записная книжка и наша с Марком фотография. Тут я вспомнила, что вечером в порыве страсти я швырнула на пол лежащую на кровати сумочку, и из нее посыпалось все, что там было… Его взгляд подтвердил мои опасения:
- Итак, ты русская и ты замужем, - его голос был холоден, как сталь.
Я села на кровати, притянув колени к груди.
Почему ты ничего не сказала? – с болью в голосе спросил он, - я думал, что ты американка, избалованная дочь богатых родителей… Зачем ты заставила меня так думать? – он резко встал и подошел к окну, за которым раскинулась панорама ночного города.
Я не знала, что ответить.
- Черт, я даже разговаривал с тобой по-английски! – он повернулся ко мне, - судя по тому булыжнику, который вывалился из твоей сумки, твой муж богаче старика Рокфеллера…
- Именно этого я и боялась! – нервно выкрикнула я.
- Что? Чего ты боялась?
- Ну как же! – почти кричала я, - Русская девчонка выходит замуж за богатого американца, и почему? Наверняка для того, чтобы уехать в Америку, красиво жить, иметь много денег, а взамен ублажать нелюбимого мужа в постели! Так вот знай, я любила своего мужа!
- Любила? – с издевкой сказал Андрей, - а сейчас нет?
- Мой муж, - плакала я, - забыл о моем существовании через полгода совместной жизни. Поэтому я вынуждена хоть как-то скрашивать свое одиночество, проводя время с Джинни …
- Заводя бесконечных любовников…
- Нет! Ты – единственный мужчина, кроме мужа, с которым я спала…
- Ну конечно! Должно быть, ты неплохо повеселилась за мой счет… - гневно сказал он, - такое маленькое вечернее приключение!
- Не смей так говорить, - тихо, бессильно прошептала я, натягивая одеяло на обнаженную грудь, - ты нужен мне сейчас… - я наслаждалась тем, что могу говорить эти откровенные слова на родном языке, который уже начала постепенно забывать.
- Но почему ты не сказала мне? – уже мягче спросил Андрей, нервно запуская руки во взъерошенные волосы.
- А если бы я сказала тебе правду, это бы все изменило? – с полными слез глазами выдавила я.
- Нет… - он медленно шел ко мне, срывая с себя рубашку, стягивая брюки, и в следующее мгновение его губы впились в мой рот жестким, грубым поцелуем, наказывая и даря наслаждение, - ты же знаешь, что нет.
Я открыла глаза: утро еще не наступило, но небо за окном было светлым. Я лежала спиной к Андрею, но мне не надо было поворачиваться, чтобы узнать, что он сейчас уйдет. Мне хотелось кричать, но я ничего не могла сделать. И поэтому я предпочла закрыть глаза и сохранить остатки достоинства, которое было бы безнадежно потеряно, если бы я посмотрела на него. Я молча лежала и слушала, как он встает с постели, одевается, приглаживает перед зеркалом волосы… На мгновение мне показалось, что он сейчас вернется, залезет ко мне под одеяло и никогда не отпустит. И словно в подтверждение моих мыслей, матрац снова прогнулся, и я почувствовала на щеке его дыхание; он легко коснулся губами моей кожи и исчез. Исчез из моей постели, моего номера, моей жизни… Хлопнула входная дверь, и я перестала сдерживать себя: уткнувшись в подушку я зарыдала от чувства одиночества и непонятной тоски от того, что я больше никогда его не увижу…
- Сегодня Рождество! – пела мне в трубку Джинни, - Марк звонил тебе?
- Да, сегодня он возвращается, - рассеянно пробормотала я, комкая в руке салфетку, которой пыталась вытереть разлитый на тумбочке лак для ногтей.
- Прекрасно! Решил все свои дела в Чикаго?
- Сказал, что отложил, - ответила я, мысленно представляя встречу с мужем. Теперь все никогда не будет, как раньше. Я изменилась.
- Детка, да ведь это отличное начало! Все еще может наладиться, - верещала подруга, хотя я прекрасно знала, что о своем браке она такого сказать не может, - а ты сходи в магазин, купи пару новых платьев, съезди на массаж, в солярий… Да что ты как вареная индейка?
- Хорошо, - покорилась я ее напору, - я, пожалуй, съезжу в парикмахерскую.
- Вот и замечательно! – Джинни искренне обрадовалась, - Рейчел передает тебе привет…
- И ей от меня, - улыбнулась я самой себе, представив милую мордашку Рейч, - С Рождеством!
- С Рождеством, дорогая! – тепло сказала Джинни, - Я тебе позвоню.
- Пока! – и я с грустью положила трубку. Посмотрев на скомканную в руке салфетку и поняв, что тумбочка безнадежно испорчена, я совсем расстроилась и пошла в гостиную, где налила себе рюмку коньяка, включила музыку и, плюхнувшись в кресло, закрыла глаза. Мысли об Андрее не покидали меня с самого отъезда из Лас-Вегаса, они мучили меня и терзали. Я прекрасно понимала, что это был лишь эпизод моей жизни, кадр из фильма, где я играла главную роль… Почувствовав, что спиртное начало действовать, я пошла наверх, налила себе ванну и улеглась в ароматную теплую воду. Марк приедет через восемь часов, и у меня есть еще время, чтобы одеться, съездить в парикмахерскую, приготовить праздничный ужин. Стало вдруг грустно и одиноко, захотелось поплакать, но слез не было. Выйдя из ванны, я принялась сушить волосы феном, они путались и не слушались, к тому же я раз пять уронила расческу на пол, сломала два ногтя, и настроение мое совсем испортилось. Завязав волосы узлом, я оделась, накрасилась, отпустила домработницу и поехала в парикмахерскую. На улице уже начало смеркаться, зажглись витрины, повсюду звенели колокольчики, сновали прохожие, и я вдруг поняла, что люблю этот уютный Нью-Йорк. После шумного Лас-Вегаса он казался мне родным и тихим, хотя и был многомиллионным мегаполисом. Расслабившись, я откинулась в водительском кресле и включила радио, мне приятно было ощущать себя красивой и богатой женщиной, сжимающей руль дорогого автомобиля и располагающей полной свободой действий. В попытке убить в себе угрызения совести, я начала оправдываться тем, что собственному мужу на меня вот уже несколько месяцев совершенно наплевать, а я, молодая и здоровая, нуждаюсь хотя бы в капельке мужского внимания и тепла… Тем не менее я понимала, что лгу сама себе: я изменила Марк потому, что искренне увлеклась человеком, которого никогда больше не увижу. Интересно, где он сейчас, с кем? Может быть, обнимает какую-нибудь красотку… Так, я опять не в ту степь! А вот и салон красоты «Мона-Лиза»!
Поставив машину на сигнализацию, я вошла в светлый зал, где звучала веселая рождественская музыка. На встречу мне вышла парикмахер Энн О’Конелл:
- Здравствуйте, миссис Коннор, с Рождеством!
- С Рождеством, Энни! – и я протянула ей серебристый сверток. Мне всегда нравилась эта уравновешенная и общительная девушка, и, поскольку я была частым посетителем «Моны-Лизы» мы с ней успели подружиться.
- Боже, миссис Коннор, спасибо! – засияла Энн, разворачивая сверток и вынимая оттуда пару фирменных женских перчаток, - Какая прелесть, вам, право, не стоило…
- Перестаньте, Энн, это от всей души, - перебила ее я, - Кстати, я ведь просила называть меня просто Натали, не так ли?
Девушка с улыбкой кивнула:
- Не хотите ли чашку кофе, может быть фруктовый сок или колу?
- Энн, - я сразу перешла к делу, - мне бы хотелось сразу приступить к делу…
Очень довольная, я приехала домой, заскочив перед этим в супермаркет. Переоделась в простые голубые джинсы и черную майку, включила погромче музыку и принялась готовить праздничный ужин. Время от времени я заходила в гостиную полюбоваться на рождественскую елку, вид которой поднимал мне настроение.
Наконец, в двери щелкнул замок, и вошел Марк. Его светлые волосы и пальто были припорошены снегом, в руках, помимо кейса, он держал букет роз. Я бросилась к нему на встречу и уткнулась в шею, вдыхая знакомый запах дорогого одеколона, не в силах посмотреть ему в глаза. Не выпуская из рук свой кейс и розы, он крепко прижал меня к себе.
- Нэт, я так скучал… Прости меня, ради Бога…
Я внезапно почувствовала, что тоже соскучилась, что мне его ужасно не хватало все эти дни. Отогнав от себя мучительное чувство вины, я подставила ему свои губы, которые он тут же накрыл своими. В этот поцелуй я вложила всю свою страсть и нежность, на которую только была способна. Когда мы, наконец, оторвались друг от друга, он восхищенно охнул:
- Детка, как ты прекрасна!
- Я люблю тебя, Марк, - благодарно выдохнула я, мгновенно забыв про нашу долгую разлуку, про его наплевательское отношение ко мне, про все-все-все…
- Ты закончил свои дела в Чикаго? Все хорошо? – спросила я, пока Зак снимал пальто.
- Я бросил все, чтобы быть сейчас с тобой. Важнее, чем ты, для меня нет никого на свете…
Каждое его слово было и пыткой и счастьем, а образ Андрея потихоньку уплывал из памяти. Стараясь не думать об этом, я потащила Марк прямиком в спальню.
- М-м-м, кажется, пахнет индейкой! – протянул он, - Неужели ты приготовила праздничный ужин? Когда я разговаривал с тобой по телефону, мне показалось, ты не хочешь тихого семейного праздника.
- Я просто немного сердилась на тебя, - вывернулась я, - думала, что придется встречать Рождество и вовсе одной.
- Прости меня, милая, прости, теперь все будет по-другому, - сказал он, позволяя усадить себя на постель и протягивая ко мне руки…
В следующие полтора часа я забыла обо всем на свете в объятьях своего мужа, потом мы разожгли камин, налили в фужеры шампанского и встретили Рождество. Внезапно я подумала о Джинни.
- Марк, - тихонько позвала я.
- М-м-м, - откликнулся он, исследуя языком мое правое плечо.
- А Родж приехал с тобой?
- Да, конечно, не мог же он так расстроить Рейчел… и Джинни, - быстро добавил он, - ты же знаешь, с Джинни шутки плохи.
Марк тихонько куснул меня за ухо, и по телу побежали мурашки. Внизу живота снова начал сворачиваться клубок страсти, когда Марк нежно сжал мою грудь, затем провел ладонью по внутренней стороне бедра, щекоча, дразня и возбуждая. Застонав, я повернулась к нему лицом и нечаянно задела бокал с шампанским, который он держал, отчего шипучая жидкость пролилась прямо мне на живот. Он улыбнулся и начал слизывать капли с моего тела, разжигая меня еще больше. Вдруг передо мной возник образ другого мужчины: глубокие темные глаза под пушистыми ресницами, загорелая кожа, мощное накачанное тело… Только не это! Неужели я так и не смогла прогнать это наваждение из своей памяти?
Я чувствовала, как Марк вошел в меня и начал ритмично двигаться, как он целовал мою шею, стонал и шептал мое имя, но перед глазами все плыло. Я не видела его лица. Наконец, обессилев, он скатился с меня и, заметив слезы на моих глазах, прошептал:
- Детка, что случилось? Я сделал тебе больно?
Я попыталась улыбнуться:
- Нет-нет, все было просто прекрасно… Это самое лучшее Рождество в моей жизни…
- Отчего же ты плачешь? – он нежно убрал прядь волос с моего лба.
- От счастья, - в горле застрял горький ком, - я плачу от счастья.
Марк прижал меня к себе и зарылся лицом в мои волосы.
- Давай заведем ребенка, – вдруг выпалила я.
Он напрягся и отодвинулся, став чужим и далеким. В воздухе повисло напряженное молчание, настолько ощутимое, что мне показалось, его можно было потрогать руками.
- Нет, - ответ прозвучал как приговор.
- Почему? – я не столько удивилась, сколько разозлилась, - почему мы не можем завести ребенка? Тебя так часто не бывает дома! Мне надоело разговаривать со стенами…
- Теперь все будет иначе, поверь… - Марк нервно взъерошил волосы и потянулся за плавками.
- Все равно, - не унималась я, - я не хочу заглядывать в чужие коляски, идя по улице…
- Ты ездишь, а не ходишь, - жестко и как-то с упреком сказал он, - к тому же, ты много времени проводишь с Рейчел…
- Рейчел – дочь Джинни и Роджера! – ком в горле начал клокотать – Не моя! Я не могу укладывать ее спать, читать ей сказки на ночь, купать ее, не могу положить ее рядом с собой в постель, когда тебя там нет!
После этих слов Марк молча ушел в ванную, хлопнув дверью. Я почувствовала, что между нами снова возникла стена. От атмосферы доверия и взаимопонимания не осталось и следа. Я молча оделась и, немного покачиваясь от вина и усталости, зашла в смежную ванну, где ополоснула лицо ледяной водой. «Почему всё так сложно?». Я слышала, как Марк включил душ, как рывком снимал с сушки полотенце. Наконец он вышел и позвал меня:
- Нэт, ты где?
Но мне почему-то не хотелось ему отвечать, я молча встала под душ, наслаждаясь бодрящими струями теплой воды, стекающими по моему телу.
- Нэт ! Нэти, ты здесь?!- он громко постучал в дверь.
- Марк, я принимаю душ… - устало откликнулась я.
- Открой дверь, - настойчиво сказал он, - слышишь, открой сейчас же!
Меня разозлил его тон.
- Не могу! Подожди!
- Если ты сейчас же не откроешь эту чёртову дверь, я разнесу её!!!- он почти кричал.
Меня поразила и испугала эта вспышка гнева, и я, выбравшись из душа и завернувшись в полотенце, открыла дверь. Марк стоял, прислонившись к косяку, а глаза его горели злобой.
- Не смей, слышишь, никогда больше не смей запираться от меня! – прошипел он и, развернувшись, ушёл в спальню. Я стояла, не в силах вымолвить ни слова, в голове кружился рой мыслей. Это был чужой человек, совсем другой , которого я доселе не знала, и от этого мне вдруг стало страшно. Посушив волосы и одевшись в мягкий махровый халат, я на цыпочках пробралась в гостиную и включила телевизор. Настало Рождество, и одиночество захлестнуло меня с такой силой, что слёзы сами полились у меня из глаз. Начал болеть живот. Я потянулась к своей сумочке, той самой, с которой ездила в Вегас, в поисках таблеток, которые всегда ношу с собой. Покопавшись в ней, я нашла пластиковую упаковку с таблетками, но взгляд мой привлекла маленькая бумажка. На ней был наспех нацарапан номер мобильного телефона и подпись: «Позвони мне. Андрей». Я почувствовала, как жаркая волна накрывает меня. Поддавшись минутному порыву, я набрала номер. Через несколько мгновений в трубке послышался низкий сонный голос:
- Да, слушаю…
Я не знала, что сказать и просто молчала.
- Алло, - раздраженно проговорил Андрей, - кто это?
- Это… - я едва шевельнула губами.
- Нэт, Наташа, это ты? – человек на том конце провода оживился, - Нэт …
- С кем ты разговариваешь? – раздался за спиной подозрительный голос Марк.
- Я… ни с кем, - я поспешно положила трубку, - ошиблись номером.
- В такой час?- он сел рядом со мной на диван и начал щёлкать пультом, переключая каналы.
- Сегодня Рождество, - устало сказала я, - многие не спят.
Я незаметно засунула бумажку с номером Андрея в карман халата. Марк ничего не заметил. Мне безумно хотелось с кем-нибудь поговорить, и я подумала о Джинни, но было слишком поздно для телефонных разговоров. Кроме того, она могла быть с Роджем… И я решила поговорить с мужем:
- Ты напугал меня сегодня.
- Извини, - беззаботно ответил он, делая вид, что очень увлечён просмотром какого-то глупого фильма.
- Что происходит, Марк? – я пыталась достучаться до него, попутно раздражаясь от его безразличия.
- Ничего. Детка, не пойти ли нам в кроватку? – и он потянулся ко мне, только в его движениях не было ни искренности, ни нежности, ни любви.
Когда он уложил меня в постель и начал бесстрастно шарить по моему телу, я вдруг почувствовала себя последней шлюхой. В глазах стояло лицо Андрея, а во рту – солоноватый привкус непролитых слёз. Слёз обиды, унижения и тоски…
24 февраля 2008
мне нравится
Смотри ещё:
