Тех, кто тебя любит, нужно убивать*. Лучше прямо сразу, как только заметишь этот собачий взгляд, неотрывно следящий за твоим лицом, эти брови домиком и рот арочкой, эту манеру бродить за тобой из комнаты в комнату и всё время держать тебя в поле зрения. Разумеется, жалко, и кажется, что пока не за что. Но сделай это сейчас, иначе будет поздно. Потому что он, любящий, выроет неподалёку тёплую затхлую норку, из которой будет некоторое время наблюдать за тобой, а потом начнёт наступать, слегка подталкивая и даже подтаскивая, чтобы ты просто заглянул, только одним глазком посмотрел, как у него всё замечательно. Ну да, уютненько…. Всегда тепло, еда, чистая постель, множество занятных безделушек, каждую из которых он готов подарить тебе, - мило, хотя и душновато. Ближе к зиме тебе начинает казаться, что это даже хорошо, когда ниоткуда не дует. Возможно, в этом году ты устоишь и, кое-как перезимовав в сугробе, встретишь весну свободным, почти свободным, потому что между лопаток у тебя поселится ощущение красной точки, оптического прицела его любящего взгляда. И ты привыкнешь, что иногда всё-таки нужно звонить. Хотя бы отвечать на эсэмэски. Хотя бы есть его стряпню раз в неделю. Хотя бы спать с ним раз в десять дней. Потому что любит.
Потом приходит неизбежное чувство вины – кажется, что ты губишь его жизнь, бездумно пользуясь теплом его сердца и ничего не давая взамен. И однажды, когда вечер твой будет особенно одиноким, ты придёшь к нему без звонка и останешься. Потому что приятно увидеть, как его лицо озаряется счастьем только оттого, что ты рядом. Чувствуешь себя волшебником. Нужно ли говорить, как это закончится? Как его объятия станут всё теснее, твоё личное пространство всё меньше, его просьбы превратятся в требования и счастье на его лице сменится капризно-раздражительной маской. Поэтому убей его сейчас.
А потом, когда останешься один, загляни в шкаф и достань из-под вороха белья фотографию того единственного, кому хотелось отдать свою жизнь, кто умел делать тебя счастливым, от кого невозможно было отвести глаз. Того, кто убил тебя однажды.

*кроме детей и кошек.
(с)Марта Кетро

ты провёл меня по стандартному лабиринту развлечений в детском парке: у входа «как никогда в жизни», а у выхода равнодушие. Мы шли по стрелочкам, минуя нежность, благоговение, печаль, ревность, «пошёл на хуй» и отвращение. Иногда делали круги, возвращались к страсти и надежде, иногда заглядывали в совсем уж тёмные комнаты, вроде ненависти и мести. Я входила, когда на улице было лето, а выхожу в начале января, голова слегка кружится, и очень хочется опуститься на снег и закрыть глаза. После множества слов, адресованных тебе (сказанных, написанных, нашептанных, подуманных), всех разноцветных слов, которые объединяет только одно, - то, что они остались без ответа, после этого остаётся самое простое: благодарность. Потому что исключительно благодаря тебе я додумалась до очередной своей теории любви, с которой буду носиться до тех пор, пока не появится кто-нибудь новый, кто научит меня чему-нибудь другому. Пока же я читаю у суфиев приблизительно то, о чём писала семь месяцев назад:

О Возлюбленный,
Твои стрелы немилосердно жалят сердце,
И всё же я всегда буду служить мишенью
Золотому луку и неисчерпаемому колчану.

И это, душа моя, не о тебе, это о боге. О Боге, точнее. Женщина по-прежнему смотрит в сторону Бога и видит сияние божественной любви, снова и снова ошибаясь, потому что принимает за источник мужчину, который всего лишь стоит против света. И только в тот момент, когда он уходит, она понимает, что её сердце всегда было мишенью для золотых стрел и фиолетовых молний, потому что никого нет, и не было, между нею и любовью.
(с) Марта Кетро

Любовь, как звезда Давида, нарисованная на спине, притягивает все пули, в том числе, не предназначенные для тебя. Даже те, кто прежде были добры, начинают её видеть и испытывают искушение, не говоря уже о случайных прохожих. И однажды господь, который, вообще говоря, милосерд, разглядев между земных теней сияние этой проклятой жёлтой звезды, не захочет отказать себе в божественном праве прислать фиолетовую молнию, которая поразит и звезду, и тонкую кожу, и грудь и, отразившись от креста, или что ты там носишь на шее, найдёт сердце и разнесёт его в клочья. Это неизбежно, и можно только просить – не сейчас, пожалуйста, ещё не сейчас…. А пока она, звезда, всё жжёт и жжёт самое беззащитное место между лопаток, и только когда ты обнимаешь меня сзади, и я прижимаюсь спиной к твоей груди, я чувствую себя спасённой. (с) Марта Кетро

По клавишам слепые кисти рук
Блуждают, подчиняя ритму полночь...
Ты помнишь имена всего вокруг.
Своё - не помнишь.

Ты ощущаешь как растёт трава,
И тени чувств, мелькнувшие тайком лишь.
Ты помнишь все загадки естества.
Себя - не помнишь.

Когда ж, безумства грани потесня,
Тебя спасут, к тебе придут на помощь,
Ты вспомнишь всё. До мелочей. Меня...
Меня - не вспомнишь.
(Xi)