Милая, ты гонишься за ложью,
Свято веришь в первый, пьяный флер,
Когда мятным солнцем пахнет кожа,
Когда взгляд становится хитер,
Когда сердце скомкано, с одышкой
Догоняет каждый поцелуй,
Когда твой пока еще мальчишка
Говорит: «останься, поночуй».
Отцветет, отпляшет, отбушует,
А потом настанет тишина,
Ты глотнешь разруху дождевую,
Ты напьешься горького вина
Бытовухи, хрипнущих скандалов,
Жестких слов, бросаемых в лицо,
Ты заплачешь хрипло, запоздало,
Спрячешь грусть свою под пальтецо.
Но и боль всегда чему-то учит.
Расстаемся? Встретимся опять.
Оторвем луны прозрачной лучик -
Шить и штопать общую кровать.
Мы пройдем по всем кругам построчно,
И казаться будет — все мертво.
Но растет из этой твердой почвы
Повзрослевших наших душ родство.

Аль Квотион

Твой путь ко мне — словами по запястью
Струится вдаль по худенькой судьбе.
Мой путь к тебе — в рассвете новой страсти,
В стремлении, желании, борьбе.
Твой путь ко мне — дорога без предела,
Он паводком из тонущей души
Идет в разлив, становится идеей,
Закатом опускаясь в камыши.
Мой путь к тебе — штыками в горло жизни,
Он обжигает, рвет похмелье дня,
Поет шутом на запоздалой тризне
По вкопанным в отчаянье корням.
О, сколько нам еще нашить заплаток
На наших дней израненную муть.
Твой путь ко мне — дорога невозврата.
Мой путь к тебе — единственный мой путь.
аль квотион

Ничего не пугайся и держи меня в холоде,
Так сбивается жар истеричного хохота
Раскаленной души, обнаженной до выкрика,
До голодных стихов беспощадного выводка.
И границы — тесней, и реальное — кажется,
И под каждым лицом вместо истины — сказочник.
Твои руки безумные на плечах моих спаяны,
В этом что-то от Брута, в этом что-то от Каина.
Мы сорвемся в туман, мы останемся в вечности,
В этом что-то от неба, от его безупречности.
Твои руки безумные раздевают сознание,
Обрывай тормоза и включай зажигание.
Бесполезны слова и нелепы потребности,
Гроб руби на дрова, и тогда мы согреемся.
Горячо? Горячей! Пусть дотла, до духовного.
Ты не хочешь обжечься? Так держи меня в холоде.

Аль Квотион

Она вчера тебе звонила,
Она ушла домой с утра,
Разлились небо и чернила,
Застыли камнем времена.
День ото дня: чужие люди,
Вопрос, сомнение, рефлекс,
И без каких-либо прелюдий
Холодный душ, горячий секс.
Мечты — как жизненная смета,
Любовь — вертеп дрянных страстей.
На кресле скомкана газета -
Ты так устал от новостей.
Работа, деньги, одинокость,
Стена отчаянья во лбу,
Но где-то существует кто-то,
Кто и тебе шепнет: люблю.
Но ты… Ты это не услышишь,
Ты будешь спать, ты будешь есть,
Течь красным цветом спелой вишни,
Вставать к восьми, ложиться в шесть.
Ты чуешь? Пахнет здесь могилой.
Замри, безмолвствует душа.
Она вчера тебе звонила,
Она ушла.
аль квотион

Как хочется все это повторить:
Изгиб спины и танец рук на коже,
Слепое откровение любви
На смятом, утонувшем в свете ложе.
И жадность губ, и мягкость теплых душ,
Податливость сердец в живом полете,
А утром вместе - кофе, солнце, душ
И шутки о семье и о работе.
И тайну глаз в сверкании витрин,
Мерцающий на платье твоем вечер,
И что-то вновь щемящее в груди...
И я звоню и назначаю встречу.
Аль Квотион

Не забывай меня, когда играет лето,
Живую душу пряча под загар,
И делая ее своим сюжетом
В историях, похожих на пожар.
Не забывай меня, когда дожди стеною,
И прячет листопад в аллеях грусть,
И то, что раньше было синевою
Промозглым сном стучится в твою грудь.
Не забывай меня, когда укрыты снегом
Мечты, стихи и руки холодны,
А под пустым, прозрачно-ломким небом
Сердца врастают в иней до весны.
Не забывай меня, когда я буду рядом.
И даже далеко и не любя,
Касаясь моих слов случайным взглядом,
Я вновь прошу: не забывай меня.

Аль Квотион

Шагая по стеклам разбитых прелюдий,
Не веря уже ни газетам, ни людям,
Из боли любви и земного бессилья
Она собирала непрочные крылья.
Грустила тайком, не любя театральность,
По шрамам и ссадинам знала реальность:
Закрытые перед лицом ее двери,
Вкус смерти последней отчаянной веры,
И чуждость свою, и свою одинокость,
Разбитый в побеге от прошлого локоть.
А кошка у ног неизвестной породы
Учила ее чувству гордой свободы,
Учила гулять по обшарапнной крыше,
Учила, что люди почти что как мыши,
И если любить, то не жалких, не слабых,
И если уж падать, то только на лапы.
Они уходили вдвоем вдоль прибоя,
Прозрачные крылья сжимая в ладонях,
Вдоль долгого неба, осенних морозов,
Шагая по стеклам, по людям, по звездам.

Аль Квотион

Тебя так мало в это время
Вечерних ярких городов,
Растущих, ни во что не веря,
На теле сумрачных годов.
Тебя так мало в этом мире...
Глазами, голосом, спиной
Я опираюсь о перила,
Проросшие моей тоской.
Тебя так мало и так много
В зонтах, забрызганных дождем,
В сердцах, ожесточенно-строгих,
Во тьме, скулящей за окном,
И в кашле ветра, хрипе неба,
В тяжелом, остром ритме дня.
Остыли чай и сигарета...
Тебя так мало... у меня.

Аль Квотион

Прикрой мне спину в этой битве
За счастье просто быть собою,
За красоту чужой молитвы,
За синий цвет небес весною.
Прикрой.
Хотя бы просто взглядом,
Когда печаль почти у горла,
Кружась прекрасным листопадом,
С лица твою улыбку стерла.
Ты знаешь, вместе просто легче
Сберечь хотя бы половину
Любви, замерзшей в этот вечер.
Я остаюсь.
Прикрой мне спину. (с)

Закроешь дверь? Мне в сердце дует
Совсем больным нездешним плачем,
Там кто-то есть в осенней буре,
Там души тех, кто жил иначе.
Закрой, закрой, мне больно слышать,
Как листопад скребет о кожу,
Как кто-то плачет там, на крыше,
Как снова смерть кого-то гложет.
Закрой, запри, мне больно видеть,
Мне больно жить в своей квартире,
Мне больно в счастье и в обиде.
Закрой, закрой все двери в мире.
Закрой. Я кашляю тревогой,
Я стар тем плачем беспрерывным,
И в каждой букве эпилога
Чужих страстей озноб и срывы.
Закрой, и пусть придет молчанье,
Закрой, запри причины грусти
На ключ последнего прощанья.

Закрылась дверь. Но стало пусто.

Аль Квотион

Между нами - на пол шага расстояние,
Шелест медленно желтеющей листвы,
Затаившееся в выдохе молчанье
И исписанные жаждою листы.
Между нами - только пара слов навылет
И созревший пустотою долгий взгляд,
На стихи в тоске пролитые чернила.
Между нами - новой осени наряд.
Раздеваются медлительно деревья,
И густеют тишиною небеса.
Время кружится и сбрасывает перья,
Между нами остается полчаса.
Полчаса. Обрывок судорожной боли.
Полчаса - понять, поверить и простить.
Полчаса - последний раз увидеть море.
Полчаса. Как срок отчаянной любви.
Подожди... Рукой стираю твои слезы.
Подожди, не открывай усталых глаз.
Полчаса. А значит все еще не поздно.
Полчаса. Но это тоже шанс для нас. (c)

Он в небо выл. Оно не отвечало.
Он скреб когтями вату облаков.
И все сильнее боль в висках стучала,
И все вкусней казалась соль грехов.
Он в небо пел. Оно плясало с криком,
Дождем в его хребет вбивая дрожь,
И каждым отраженным в лужах бликом
Точило обнаженных истин нож.
Он замолчал. И небо стало черным.
Прогнулось под тяжелым блеском глаз,
Упало мертвой птицею на кроны,
Срослось с землей и превратилось в газ.
И он вдохнул все то, что рвало душу,
Рассыпался прозрачным светом в тьму,
Проник теплом в твердеющую стужу.
Он к небу шел, и небо шло к нему.

(с) Аль Квотион

Она не писала стихи,
Не верила книгам и песням:
Лирической всей чепухи
Не нужно для смерти и секса.
Она не любила котов
И, впрочем, людей не любила:
Смотрела в провалы их ртов
И видела только могилу.
Она не любила Москву,
Она не любила природу:
Бросала окурок в траву
И шла не спеша на работу.
Садилась на маленький стул
И чиркала, чиркала спичкой,
Свет падал на выемки скул
Легко и почти эротично.
И так очень много ночей:
Огонь, ее стул, папиросы.
Она не любила людей,
Она зажигала им звезды.

(с) Аль Квотион

Если б не было тебя,
Скажи, зачем тогда мне жить,
В шуме дней, как в потоках дождя,
Сорванным листом кружить.
Если б не было тебя,
Я б выдумал себе любовь,
Я твои не искал бы черты
И убеждался вновь и вновь,
Что это всё ж не ты.
Если б не было тебя,
То для чего тогда мне быть,
День за днем находить и терять,
Ждать любви, но не любить.
Если б не было тебя,
Я б шёл по миру, как слепой,
В гуле сотен чужих голосов
Узнать пытаюсь голос твой
И звук твоих шагов.
Если б не было тебя,
И мне не быть собой самим,
Так и жил бы, твой призрак любя,
Призраком твоим любим.
Если б не было тебя,
Я знаю, что не смог бы ждать,
Разгадал бы секрет бытия,
Только чтоб тебя создать
И видеть лишь тебя.
Если б не было тебя.

Дождь начнется точно в
понедельник,
Как и обещал угрюмый диктор.
Мы узнаем осень за неделю,
В лужах разобрав ее вердикты.
Ты промочишь в них свои
ботинки,
Ты подхватишь легкую простуду,
Победивший в этом поединке,
Кашель набирает амплитуду.
Ты глядишься в желтые витрины,
Ты считаешь мелочь по карманам,
Через дребезжание машины
Слыша тихий шепот океана.
Со щеки рукой стираешь капли,
С запахом духов и никотина,
Чувствуя, как дни твои озябли,
Пропитались этим горьким дымом.
Но, читая боль и веру в лицах,
На плече уставшего поэта
Молча ждет растрепанная птица
Синего пронзительного цвета.
(с) Аль Квотион

Пожелай мне спокойной
ночи.
Нет, писать ничего не надо,
За узором красивых строчек
Мы не станем с тобою рядом.
И не нужно вот так, не видя,
Растворившись в окне
монитора,
В наркотической злой
эйфории,
В никуда, никому, до упора.
Или через плечо, случайно,
Напиваясь табачным дымом,
Полуласково, полупечально,
Но опять, неизбежно - мимо.
И не нужно, накинув куртку
И царапнув ключами двери,
Догоняя свою маршрутку,
Колесницу к одной потери.
Лучше тайно, интимно, молча,
Опьяняя счастливым
взглядом,
Пожелай мне спокойной ночи
Засыпая со мною рядом.
(с) Аль Квотион

Вместе - это когда в
стремительно растущей куче
грязного белья половина - не
твоя. Одиночество - это когда у
тебя нет грязного белья, только
чистое, достаточно лишь
затереть мокрой ладонью пару
пятен и брызнуть одеколоном.
Вместе - это когда можно
позвонить и сказать: "купи,
пожалуйста, пачку сигарет по
дороге домой". Одиночество -
это когда дорога домой
приобретает риторически
философский смысл.
Вместе - это когда ты рыча и
смеясь отвоевываешь право
пить из своей любимой
кружки. Одиночество - это
когда все кружки твои, но ты
пьешь либо в кафе, либо в
гостях, либо из горлышка.
Вместе - это когда в
холодильнике есть вкусняшка,
но тебе неминуемо придется
делиться. Одиночество, это
когда в холодильнике есть
вкусняшка, но она помнит еще
царя, и ты идешь в гости или в
кафе.
Вместе - это когда твоя кровать
ограничивается одним метром
от стены, дальше начинаются
чужие локти и коленки.
Одиночество - это когда твоя
кровать то место, где ты лег,
будь то пол или диван.
Вместе - это когда понимаешь
всю важность туалета и
учишься занимать очередь
заранее. Одиночество - это
когда туалет для тебя - вечернее
платье женщины, возможно,
тоже одинокой.
Вместе - это когда ты любишь
другие фильмы, но вы читаете
одни книги, и ты тихо
любуешься тем, какая она
растрепанная и родная по
утрам. Одиночество - это когда
ты любишь лучезарные глаза,
существующие только в твоих
мечтах.
Вместе - это когда ты точно
знаешь, что тебя всегда ждут.
Одиночество - это когда ты
всегда ждешь, ничего не зная.
Вместе - это когда можно пойти
погулять. Одиночество - это
когда нужно бы зайти домой.
Вместе - это когда мы рядом.
Одиночество - это когда тебя
нет.
(с) Аль Квотион

Она из тех, с кем молодость
остается надолго, и только
тщательно спрятанные морщинки
и усталость в глубине глаз выдают
ее настоящий возраст. Она любит
слушать стихи, прочтенные вслух,
и избегает книг, предпочитая им
разговоры и мультфильмы. Она
любит осень и дождь, но всегда
остается недовольна погодой. Она
считает себя одинокой даже тогда,
когда влюбленна, и она умеет
любить даже тогда, когда одинока.
Она постоянно хочет бросить
курить, когда сидит возле окна,
и курит в открытую форточку. Она
часто плачет, сама не зная о чем,
и верит, что улыбка ей не к лицу.
Она обижается на весь мир, когда
ей не уступают место в маршрутке,
и забавно дуется, становясь
похожей на взъерошенного
воробья. Она не любит цветных
картин и фотографий, она склонна
чувствовать мир в черно-белой
гамме. По вечерам она остается
одна и прячется в свете монитора
от сгущающихся теней. Она боится
темноты. И каждый день она
приходит ко мне, чтобы рассказать
обо всем этом, веря, что я давно
разучился ее слышать.(с)

Чужие раны вовсе не болят.
И на душе рубцов не разглядеть.
Об этих ранах многие молчат,
Молчанье - золото, а жалость, просто медь.

Ведь не почувствовав, не суждено понять,
Когда на сердце опускают плеть,
Сам виноват, себя лишь обвинять,
Молчанье - золото, а жалость, просто медь.

И улыбаясь приторно слегка,
Чтоб ни дай Бог, никто не стал жалеть,
Несем мы чушь, про счастье на века,
Молчанье - золото, а жалость, просто медь.

Чужую боль не чувствует никто,
Когда душой стараясь не истлеть,
Поднимешь выше воротник пальто
Молчанье - золото, а жалость, просто медь. (с)

Я поправлю твои волосы,
Поцелую много раз,
В мире нет роднее голоса,
В мире нет теплее глаз...

В мире нет молитв сильнее,
Что ты шлёшь за мною вслед,
В мире нет тебя добрее
И роднее тоже нет...

Я поправлю твои волосы,
Поцелую много раз,
Нет роднее мамы голоса,
Нет теплее мамы глаз...


© Copyright: Наталья Кошкина, 2008
Свидетельство о публикации №108092300405

Идём по тонкой, тонкой кромочке,
На рукавах у нас тесёмочки.
На них висят такие бирочки
И там – Наташи, Оли, Ирочки.

Ещё стоят такие ценники,
Как на кастрюли или веники.
Мы – дорогие и дешёвые,
Мы – куклы старые и новые.

С большими, длинными ресницами
И нарумяненными лицами.
Нас покупают парни разные,
Меланхоличные и страстные.

Мы – говорим и улыбаемся,
Мы даже ходим и сгибаемся.
И на витрине мы – красавицы,
Должны мужчинам мы понравиться. Идут с коробками, с покупками,
Там – куклы с крашеными губками.

Мы в упаковочке с инструкцией.
И в ней, подробно, наши функции.

Есть куклы наглые, бесстыжие,
А есть – застенчивые, рыжие.
А есть такие, просто душеньки:
Катюши, Лялечки и Лушеньки.

На нас нельзя кричать и хмуриться,
И забывать нельзя на улице.
Нас там найдут плохие мальчики,
Лицо испачкают и пальчики.

Мы – куклы необыкновенные,
Шехерезады современные.
Мы носим маленькие сумочки
И наши талии, как рюмочки.

Ещё мы пудрим часто носики
И задаём свои вопросики.
Но вы на них не отвечаете
И в чём-то нас подозреваете.

Вы всё играете с игрушками,
С гранатомётами и пушками.
А мы вам – для отдохновения,
Для самовоспроизведения.
Играют с нами Васи, Вовочки,
А мы – стоим себе на полочке.
Мы – в мире призрачном, игрушечном,
Теперь уже полуразрушенном.

Мы – ваши ангелы-хранители,
А вы, конечно, небожители.
Вы – наши рыцари, избранники,
Вы – зачарованные странники.

Злым гением заворожённые,
Мужчины, куклами рождённые!

(не мое)

Как ветер скулит в переулках пустых,
Стучась в полусонные окна,
Швыряя афиш прошлогодних листы
В рекламных растяжек полотна.
Как в старом камине притихший огонь
В томлении грустно печальном
Всю ночь напролет вспоминает ладонь
И отблеск в кольце обручальном.
Как бьются плененные воды реки
О каменный берег в отчаянье
И бисером брызг рассыпают круги...
Так я по тебе скучаю.(с)

В сценарии записано: стареть,
не рваться ввысь, питаться
овощами,
покорно обустраивая клеть
безжизненными нужными
вещами,
ходить в контору или на завод,
топить себя в простом
рутинном вздоре,
дремотно избежав
нейтральных вод
и сладостно манящих
территорий.
Вся эта жизнь - простая штука.
Ведь
не наш удел - турусы да торосы.
В сценарии записано: стереть,
как ластиком, сомненья и
вопросы;
не веря в шансы, жить
наверняка,
закрыв свой мир иронией
всегдашней
и тихо ждать гонца из городка,
известного своей наклонной
башней.
Точи металл, твори изящный
стих
в кругу привычных маленьких
событий.
Сценарий очертил от сих до сих
границы, за которые не выйти.
Но, отыграв знакомую игру
и доведя строку до
многоточья,
однажды ты проснешься
поутру -
и, сделав вдох,
порвешь сценарий в клочья.
(с) Александр Габриэль

Ничего не шарим в жизни, город шапки и шали. Шарим в поисках контейнера для отбросов печали. Чай им или кофе? Но меня не разложить по полочкам. Сегодня манят добрые, завтра сволочи (с)