Одно и то же
Днём мы лишь издалека искомы,
Днём с тобой мы даже не знакомы,
Днём не знаем радостной истомы,
Что приходит после дня.
Ночь пришла — вдвоём мы прочь со сцены.
Нашу тайну знают только стены,
Как ты режешь в темноте мне вены,
Как ты мучаешь меня.
Каждый раз у нас одно и то же:
Острой бритвою мне режешь кожу,
Заливая кровью наше ложе,
Я тогда прошу тебя о большем.
Свяжешь кожаной мне лентой руки
И заставишь испытать все муки.
Это вовсе не со зла — со скуки.
Мне приятна эта боль.
Прикуёшь меня к себе железом,
Ляжешь сверху на спину всем весом,
Снова станешь моим личным бесом —
В этом нашей ночи соль.
Одно и то же:
Будь со мной ещё чуть-чуть по-строже,
Твой нрав к этому ведь расположен.
Дай почуять мне всё это кожей.
Ты раздвинешь резко мои ноги —
Мы с тобой давно не недотроги.
Мы идём по выбранной дороге,
Упиваемся тем всласть.
Мои крики разольются ромом,
Столь пьянящим и тебе знакомым,
И оргазм накроет снежным комом:
Мои муки — твоя страсть.
Одно и то же:
Мой крик: «Нет!» всегда бывает ложью,
Мы общаемся без слов — так проще,
В этом мы с тобою очень схожи.
Одно и то же:
Твоя страсть твоей любви дороже.
Боль, что пробирает аж до дрожи,
Ах, как я её люблю, о Боже!
Одно и то же…
Днём с тобой мы даже не знакомы,
Днём не знаем радостной истомы,
Что приходит после дня.
Ночь пришла — вдвоём мы прочь со сцены.
Нашу тайну знают только стены,
Как ты режешь в темноте мне вены,
Как ты мучаешь меня.
Каждый раз у нас одно и то же:
Острой бритвою мне режешь кожу,
Заливая кровью наше ложе,
Я тогда прошу тебя о большем.
Свяжешь кожаной мне лентой руки
И заставишь испытать все муки.
Это вовсе не со зла — со скуки.
Мне приятна эта боль.
Прикуёшь меня к себе железом,
Ляжешь сверху на спину всем весом,
Снова станешь моим личным бесом —
В этом нашей ночи соль.
Одно и то же:
Будь со мной ещё чуть-чуть по-строже,
Твой нрав к этому ведь расположен.
Дай почуять мне всё это кожей.
Ты раздвинешь резко мои ноги —
Мы с тобой давно не недотроги.
Мы идём по выбранной дороге,
Упиваемся тем всласть.
Мои крики разольются ромом,
Столь пьянящим и тебе знакомым,
И оргазм накроет снежным комом:
Мои муки — твоя страсть.
Одно и то же:
Мой крик: «Нет!» всегда бывает ложью,
Мы общаемся без слов — так проще,
В этом мы с тобою очень схожи.
Одно и то же:
Твоя страсть твоей любви дороже.
Боль, что пробирает аж до дрожи,
Ах, как я её люблю, о Боже!
Одно и то же…
Когда не спится
Тьма на город спустилась,
Крикнула где-то птица,
Тенью душа покрылась,
Ночью ему не спится.
Там за окном - спокойно,
А на уме - смятенье.
Вечер начав запойно
Вдруг охладил он рвенье.
Ведь алкоголь не глушит
Боль от душевной раны.
Только лишь мысли рушит,
Сводит на нет все планы.
Лучше лежать в постели,
Взглядом в окно впиться,
Видеть, как снег стелет,
Слышать, как бьётся птица.
Крикнула где-то птица,
Тенью душа покрылась,
Ночью ему не спится.
Там за окном - спокойно,
А на уме - смятенье.
Вечер начав запойно
Вдруг охладил он рвенье.
Ведь алкоголь не глушит
Боль от душевной раны.
Только лишь мысли рушит,
Сводит на нет все планы.
Лучше лежать в постели,
Взглядом в окно впиться,
Видеть, как снег стелет,
Слышать, как бьётся птица.
Представьте себе себя
Представьте себе себя. Нет, не вставайте с кресел, диванов или на чём вы там сидите, если вообще сидите, и не подходите к зеркалу. Представьте себя таким, каким вы бываете наедине. Если эта картинка включает ваш домашний наряд или посиделки на унитазе, то вы не поняли, что я от вас требую. Жители больших городов, скорее всего, вообще не поймут, о чем идет речь, но каким же вы бываете наедине с миром?
Пустая улица, бескрайние поля, высочайшие горы.. ...
читать целиком »
Пустая улица, бескрайние поля, высочайшие горы.. ...
читать целиком »
Упаси, Господь, от такой любви...
Упаси, Господь, от такой любви,
Чтоб ночами рыдать в подушку.
Упаси, Господь, от такой любви,
Чтоб слезами делится с подружкой.
Упаси, Господь, от такой любви,
Чтоб он рядом всегда находился.
Ревновать и ждать, умолять и звать,
И желать, чтоб в тебя влюбился.
Упаси, Господь, от такой любви,
Чтоб с признаньем к нему приходила,
А потом одна, без еды, без сна
Ответ "нет" ты ему простила.
Упаси, Господь, от такой любви,
Чтобы видеть его с любимой...
А коль дал, Господь, тогда сделай так,
Без него чтобы быть счастливой.
Чтоб ночами рыдать в подушку.
Упаси, Господь, от такой любви,
Чтоб слезами делится с подружкой.
Упаси, Господь, от такой любви,
Чтоб он рядом всегда находился.
Ревновать и ждать, умолять и звать,
И желать, чтоб в тебя влюбился.
Упаси, Господь, от такой любви,
Чтоб с признаньем к нему приходила,
А потом одна, без еды, без сна
Ответ "нет" ты ему простила.
Упаси, Господь, от такой любви,
Чтобы видеть его с любимой...
А коль дал, Господь, тогда сделай так,
Без него чтобы быть счастливой.
Наушники
Ни светофора не было, ни зебры.
Дорогу пересёк? Ну что ж, рисков.
На повороте куст пушистой вербы.
Но путь из школы был всегда таков.
В тот день, раз в миллионный — миллиардный,
Она шагала смело по земле.
В тот день, самый обычный, ординарный,
Она беду накликала себе.
Водитель — новичок, два дня с правами,
И хватка за рулём была слаба.
Он опыта не исчислял годами,
С того не знал, что за кустом тропа.
Обычно не гонял, но мощь машины
Над разумом установила верх…
Визг тормозов и скрип горячей шины.
Он, не хотя, ужасный сделал грех.
А у неё был шанс не быть убитой:
Услышать рёв мотора в стороне,
Стоять на месте, ждать, быть под защитой.
Но так сложилось, что она в земле.
Водитель тот отделался испугом:
Превысил скорость, выписали штраф.
А вот родителям её пришлося туго.
Последняя дань дочке — эпитаф:
«Её душа летит всё выше, выше.
В мир дальний очень рано уплыла,
Лишь потому, что бога глас был не услышан —
Она всегда в наушниках была»
Дорогу пересёк? Ну что ж, рисков.
На повороте куст пушистой вербы.
Но путь из школы был всегда таков.
В тот день, раз в миллионный — миллиардный,
Она шагала смело по земле.
В тот день, самый обычный, ординарный,
Она беду накликала себе.
Водитель — новичок, два дня с правами,
И хватка за рулём была слаба.
Он опыта не исчислял годами,
С того не знал, что за кустом тропа.
Обычно не гонял, но мощь машины
Над разумом установила верх…
Визг тормозов и скрип горячей шины.
Он, не хотя, ужасный сделал грех.
А у неё был шанс не быть убитой:
Услышать рёв мотора в стороне,
Стоять на месте, ждать, быть под защитой.
Но так сложилось, что она в земле.
Водитель тот отделался испугом:
Превысил скорость, выписали штраф.
А вот родителям её пришлося туго.
Последняя дань дочке — эпитаф:
«Её душа летит всё выше, выше.
В мир дальний очень рано уплыла,
Лишь потому, что бога глас был не услышан —
Она всегда в наушниках была»
Потому что...
- Твои руки такие холодные...
- Ты не прав. Они горячи:
Чтобы в дни, ни на что не годные,
Тебя греть, да получше печи.
- Твои очи такие блеклые...
- Ошибаешься снова. Они
Для души твоей самые светлые -
Не затмят никакие огни.
- Твое сердце такое тихое...
- Нет уж, братец, оно аки гром:
И ранимое, и правдивое -
Вся душа заключается в нём.
-Почему же я ошибаюсь?
Я, по-твоему, глуп, нелеп?
-Ты умён, в этом я каюсь.
Но, боюсь, ты так же и слеп.
Потому что ТВОИ руки
холоднее любых льдов,
потому что ТВОИ очи
мутнее любых болот,
потому что ТВОЁ сердце молчит,
как забытый набат,
потому что в СВОИХ "дверцах"
никогда ты не виноват.
- Ты не прав. Они горячи:
Чтобы в дни, ни на что не годные,
Тебя греть, да получше печи.
- Твои очи такие блеклые...
- Ошибаешься снова. Они
Для души твоей самые светлые -
Не затмят никакие огни.
- Твое сердце такое тихое...
- Нет уж, братец, оно аки гром:
И ранимое, и правдивое -
Вся душа заключается в нём.
-Почему же я ошибаюсь?
Я, по-твоему, глуп, нелеп?
-Ты умён, в этом я каюсь.
Но, боюсь, ты так же и слеп.
Потому что ТВОИ руки
холоднее любых льдов,
потому что ТВОИ очи
мутнее любых болот,
потому что ТВОЁ сердце молчит,
как забытый набат,
потому что в СВОИХ "дверцах"
никогда ты не виноват.
Взгляд на небо
Ты говорил, что Солнце – всего лишь звезда,
Что не вечно дано ей над нами в небе кружить.
Я отвечала, что Солнце будет всегда,
И «всегда» это длится столько, сколь будем мы жить.
Ты говорил, что Плутон – это карлик небес,
И что будет он вечно балластом по кругу кружить.
Я отвечала: Плутон – планета чудес.
Но чудес этих нам никогда не достать.
Ты говорил, что космос – ничто в пустоте,
И нет более реального, чем планета Земля.
Ну а я посыла сигнал на другой частоте,
Чтоб с далёких планет ко мне прилетали друзья.
Ты говорил, что небо – всего лишь мираж,
И что мне меж галактик и звёзд никогда не летать.
Я продолжила верить, а ты потерял кураж.
Ты устал, ну а я продолжала мечтать.
Что не вечно дано ей над нами в небе кружить.
Я отвечала, что Солнце будет всегда,
И «всегда» это длится столько, сколь будем мы жить.
Ты говорил, что Плутон – это карлик небес,
И что будет он вечно балластом по кругу кружить.
Я отвечала: Плутон – планета чудес.
Но чудес этих нам никогда не достать.
Ты говорил, что космос – ничто в пустоте,
И нет более реального, чем планета Земля.
Ну а я посыла сигнал на другой частоте,
Чтоб с далёких планет ко мне прилетали друзья.
Ты говорил, что небо – всего лишь мираж,
И что мне меж галактик и звёзд никогда не летать.
Я продолжила верить, а ты потерял кураж.
Ты устал, ну а я продолжала мечтать.
Тусклое солнце
Тусклое солнце, зачем ты восходишь высоко?
Смысла от этого нет, да и ты устаёшь.
Но, несмотря на усталость, бредёшь ты далёко,
И не к зениту - к финишу ты идёшь.
Тусклое солнце, лучи твои проржавели:
Проволкой рыжей, не светом, режут меня.
Ты продолжаешь упорно идти к своей цели,
Делаясь более блеклым день ото дня.
Тусклое солнце, ты, увы, угасаешь.
Скоро исчезнет с неба и твой силуэт.
Но до сих пор к себе взгляды мечтателей манишь -
Для них ничего, желанней тебя, в мире нет.
Тусклое солнце, тебе не дано возродиться.
Ты пропадёшь на горе, а может, на смех.
Взрыв прогремит, и планета Земля раскалится:
Ты перед смертью с собой заберёшь нас всех.
Смысла от этого нет, да и ты устаёшь.
Но, несмотря на усталость, бредёшь ты далёко,
И не к зениту - к финишу ты идёшь.
Тусклое солнце, лучи твои проржавели:
Проволкой рыжей, не светом, режут меня.
Ты продолжаешь упорно идти к своей цели,
Делаясь более блеклым день ото дня.
Тусклое солнце, ты, увы, угасаешь.
Скоро исчезнет с неба и твой силуэт.
Но до сих пор к себе взгляды мечтателей манишь -
Для них ничего, желанней тебя, в мире нет.
Тусклое солнце, тебе не дано возродиться.
Ты пропадёшь на горе, а может, на смех.
Взрыв прогремит, и планета Земля раскалится:
Ты перед смертью с собой заберёшь нас всех.
Уходя
Я покину отчий дом,
Я уйду из города,
Я оставлю за бортом
Всё, что было дорого.
Я покину свой приют,
Стану вольным странником.
Люди есть, что меня ждут,
Но мне быть изгнанником.
Я забуду про тебя
И мечты, про вечное.
В душный сумрак уходя,
Я исчезну с вечером.
Я уйду из города,
Я оставлю за бортом
Всё, что было дорого.
Я покину свой приют,
Стану вольным странником.
Люди есть, что меня ждут,
Но мне быть изгнанником.
Я забуду про тебя
И мечты, про вечное.
В душный сумрак уходя,
Я исчезну с вечером.
30 февраля
Уставшая, как ломовая лошадь.
Моя цель — перрон у ж/д вокзала.
Я шла. Переполнена была площадь.
Шучу. Конечно она пустовала.
Весна не спешила устроить царство
Цветения и влюблённости юной.
(Хотя для меня любовь — не богатство.
Простите, коль покажусь Вам грубой).
Оно и понятно, на свете зима ведь,
Об этом чётко знает природа.
Сегодня (не надо слова мои править!)
Февраль, тридцатое, n-ого года.
Дворники знают свою работу:
Вокруг ни сугроба, ни даже наноса.
Но порядок такой вызывает рвоту
Под гудок подъезжающего паровоза.
Подойду к обрыву: белы рельсы-шпалы,
Будто кто-то на них разлил штукатурку.
Ничего, скоро всё это станет алым.
(Да, посмейтесь. Для Вас моё слово — шутка).
Слышу дальний стук я колёс о рельсы.
Что-то нет встречающих на перроне.
Как дорога свободой быть может, если
На вокзале я как зверьё в загоне?!
Снег всё стелит на землю. Он легче пуха.
Он всё сыпет и сыпет с небес вершины.
Не пытайся спрятать лицо, старуха.
Смерть надела маску Стальной Машины.
И она летит, рассекая вьюгу,
Раскрывая рот: её зубы — скалы,
Обнимая меня, как старого друга.
Смерть спешит ко мне, ну, а я на шпалы.
Не пройду короткую эту дистанцию,
И пальто не запачкаю я о землю.
Закружусь во вьюге — ужасном танце я
С величайшим партнёром на свете — Смертью.
***
Мне приснился кошмар. Я лежу в постели.
Но несчастья мне выпала всё же карта:
Обрывками жизнь из меня улетела
Во сне. С февраля на первое марта.
Моя цель — перрон у ж/д вокзала.
Я шла. Переполнена была площадь.
Шучу. Конечно она пустовала.
Весна не спешила устроить царство
Цветения и влюблённости юной.
(Хотя для меня любовь — не богатство.
Простите, коль покажусь Вам грубой).
Оно и понятно, на свете зима ведь,
Об этом чётко знает природа.
Сегодня (не надо слова мои править!)
Февраль, тридцатое, n-ого года.
Дворники знают свою работу:
Вокруг ни сугроба, ни даже наноса.
Но порядок такой вызывает рвоту
Под гудок подъезжающего паровоза.
Подойду к обрыву: белы рельсы-шпалы,
Будто кто-то на них разлил штукатурку.
Ничего, скоро всё это станет алым.
(Да, посмейтесь. Для Вас моё слово — шутка).
Слышу дальний стук я колёс о рельсы.
Что-то нет встречающих на перроне.
Как дорога свободой быть может, если
На вокзале я как зверьё в загоне?!
Снег всё стелит на землю. Он легче пуха.
Он всё сыпет и сыпет с небес вершины.
Не пытайся спрятать лицо, старуха.
Смерть надела маску Стальной Машины.
И она летит, рассекая вьюгу,
Раскрывая рот: её зубы — скалы,
Обнимая меня, как старого друга.
Смерть спешит ко мне, ну, а я на шпалы.
Не пройду короткую эту дистанцию,
И пальто не запачкаю я о землю.
Закружусь во вьюге — ужасном танце я
С величайшим партнёром на свете — Смертью.
***
Мне приснился кошмар. Я лежу в постели.
Но несчастья мне выпала всё же карта:
Обрывками жизнь из меня улетела
Во сне. С февраля на первое марта.