Возвращение Ангела (глава 27)

Глава 27
Октябрь 2004 года
Москва – Санкт-Петербург

В то время решение бросить всё и уехать казалось мне единственно правильным. Городок, название которого не на всякой географической карте отыщется, внезапно всплыл в моей памяти и казался тогда самым надёжным укрытием от всех моих бед. Один из старейших городов Южной Сибири, расположенный на правом берегу протоки Енисея, вблизи которого проходит легендарная «Дорога мужества» - железнодорожная магистраль Абакан-Тайшет. В строительстве этой магистрали когда-то принимал участие мой дед, военный железнодорожник…
Решение рвануть именно в Сибирь было таким спонтанным, что я даже сейчас не могу объяснить себе его природы…
Маршрут предельно прост – поездом до Абакана, а там – ещё километров тридцать на общественном транспорте… Прост, но, увы, билетов было не достать, и единственное место, куда я могла добраться без проблем, был Санкт-Петербург. Оттуда можно было доехать до Кирова, и затем непосредственно в Абакан… В любом случае, я не хотела задумываться о таких мелочах и надеялась, что всё случится само…
Уехать… Нет, я не уехала. Просто сбежала. Бежала позорно, как крыса с тонущего корабля, и мне неважен был маршрут. Особенно теперь, после того, что произошло… А произошло за этот короткий вечер более чем достаточно событий…

Я даже не задумывалась о том, что буду делать там, в небольшом сибирском городке. Меньше всего я себе представляла, как объясню бабушке с дедушкой своё внезапное появление. Шутка ли – притащиться с Черноморского побережья в холодную Сибирь, да ещё в октябре месяце, в одиночестве, даже без смены белья, через две (нет, пока я до них доберусь, будет три) недели после свадьбы! Это как в детской песенки из мультфильма «Незнайка с нашего двора» - старого, но такого любимого: «Сюрприз, сюрприз! Да здравствует сюрприз…»
Хотя, с другой стороны… Сколько человек может похвастаться тем, что провели отпуск где-нибудь в Турции или на Крите. Наверное, много. А сколько человек хотя бы знает, где находится Абакан? А Минусинск? Во-ооот! Можно сказать, что я – первый одесский креативщик, променявший раскалённые добела пляжи (этого добра и на родине навалом) на снега Сибири.
«Идиотка! – впервые за три недели пробудился мой внутренний голос. – Маленькая, глупая, смешная кретинка, возомнившая себя хрен пойми кем… И ты всерьёз думаешь, что он тебя не найдёт?» Всерьёз думала. Честно. Если на Украине возможности у Игоря почти неограниченные, то здесь, в России, он вряд ли мог найти меня, позвонив какому-нибудь начальнику Октябрьской железной дороги…
Он не должен меня найти… Не должен, и всё тут!

Господи, да что ж за жизнь такая непутёвая?
Почему именно меня угораздило во всё это вляпаться?

Игорь… Не то, совсем не то я написала ему в этом сообщении. Нужно было сказать, что я его не люблю, что у меня есть любовник, что… Да что угодно, лишь бы у него не возникло мысли меня искать!
А так… Он ведь обязательно потащится вслед за мной! И станет искать. И найдёт. И спрашивать будет, что произошло… А я… Ну что я могу сказать? Только то, что смертельно боюсь…
Нужно оформить развод. Как можно скорее, пока ничего страшного ещё не произошло… Непременно нужно! Вот как бы только это сделать в рекордно короткие сроки и так, чтобы с Игорем не пересекаться? Отец как-то через суд разводился, когда мама уехала… Может, и мне так попробовать?
Лишь бы не видеть его. Не смотреть ему в глаза.
Пусть лучше ненавидит, чем так…

Посадку на поезд объявили, и я, сжав в кулаке билет, который за то время, что провела на Ленинградском вокзале, успела измочалить до состояния туалетной бумаги, вышла из зала ожидания, сделала глубокий вдох и почувствовала, как лёгкие мгновенно заледенели от ворвавшегося в них холодного воздуха. Несмотря на то, что термометр явно показывал минус двенадцать, мне, «матёрой» одесситке, казалось, что не меньше сорока. Привычная к жаре и штормам, я совершенно не готова была к морозам, и, подняв воротничок пальто, постукивала по платформе каблучками летних модельных туфелек, с отчаянием понимая, что пальцев на ногах почему-то не чувствую…
Толпа таких же точно замёрзших людей стремительно двинулась в сторону стоявшего на третьем пути поезда.
Странно, но атмосфера, царившая на вокзале, почему-то незримо напоминала мне кладбище. Темнота, прорезаемая жиденьким светом фонарей, люди с непроницаемыми лицами движущиеся вдоль перрона, клубящийся ночной туман… Не хватало для «полного счастья» ещё какой-нибудь заунывной мелодии… Проводница, кутаясь в длинную синюю шинель, царапнула недобрым взглядом по моему украинскому паспорту и билету, потом равнодушно назвала номер купе и номер места. Войдя в старорежимное, видимо, ещё советских лет, купе, я бросила взгляд за окно и, вздохнув, начала растирать свернувшиеся от холода в трубочку уши… Утром буду на месте. В городе моего детства… А пока… Пока есть время осознать, что же такое со мною произошло…

Я устало закрыла глаза и вспомнила, как стояла на крыльце «Босфора». «Нужно идти…» - подумала я и, обернувшись, вздрогнула от неожиданности…
На ступеньках крыльца, держа тонких длинных пальцах незажженную сигарету, стоял молодой человек лет двадцати трёх на вид. Его большие, с миндалевидной формы, глаза наблюдали за мною с затаённым интересом… Поймав этот взгляд серых как питерский туман глаз, я ни о чём не догадывалась… Более того – я его даже не узнала и искренне не понимала, почему так странно пялится на меня этот молодой мужчина в сером костюме…
Но… Что-то знакомое сквозило в чертах незнакомца, и я всеми силами напрягала свой убогий мозг, силясь вспомнить, где же я его видела…

- Лариса? – он первым прервал молчание…
И вот тут-то я его узнала. По голосу…

Вихрь воспоминаний семилетней давности быстро закружил меня, словно ветер – осенние листья…



Октябрь 1997 года
Одесса, дома у М. Ермаковой

- Лариска, я больше не могу… - печально протянула Майка, закатив глаза и состроив жалостную мину. – Скажи этой маньячихе, чтобы хоть ненадолго сделала перерыв…
- Я тебе покажу «маньячиху»! – передразнила Надя, с треском захлопнув толстенную книгу. – Между прочим, для тебя же стараемся…

Этот разговор происходил дома у Майки. Воспользовавшись отъездом её отчима-невидимки, как наша дружная компания называла этого человека, который считал ниже своего достоинства высовываться из кабинета, когда мы находились в гостиной, и наступившими осенними каникулами, мы обосновались в его кабинете и дружно читали заданную на каникулы эпопею Льва Толстого «Война и мир». Надюшка и Майка были единственными, кто не был знаком с её содержанием. Мы же с Марко умудрились прочитать все четыре тома за неделю ещё летом. Правда, читали избирательно – у меня был сплошной «мир», а у Марко, соответственно – «война». Пересказав друг другу прочитанное, мы на том и успокоились… Надя же подобных «методов» чтения не принимала. Она считала, что книгу обязательно нужно прочесть «от корки до корки». Я была с ней полностью согласна, но когда это касалось интересных книг, наподобие «Графа Монте-Кристо» или «Птички певчей». Майку же читать не мог заставить никто, и поэтому, взяв над ней шефство, мы дружно читали ей вслух занудную эпопею…
- Лариса, твоя очередь, - Надя передала мне книгу и потёрла виски. – Это же просто невозможно… Только начнёшь читать что-то фантастическое, как она тут же лезет перебивать! Майка, ну неужели нельзя хоть минуту помолчать?
Конечно, такое поведение Майки, упорно не хотевшей замечать наших стараний, можно было назвать свинством. Сколько времени потрачено, и всё – впустую. А ведь можно было сходить на каток или в музей… Или просто погулять по улице… Так нет же – изволь стоять у нашей капризной принцессы над душой и требовать от неё элементарной внимательности! За те два года, что нам предстоит учится вместе, я, наверное, успею с ума сойти…
Но Надюшка тоже была неправа, ибо «фантастическим» она нашла разговор Андрея Болконского с деревом. Хотя, да – взрослый человек, которому давно за тридцатник перевалило, вдруг начинает беседовать с дубом. Действительно нечто из области фантастики… Наверное, к мужику просто «белочка пришла», а Толстой забыл об этом оповестить своих читателей. Вообще, мне князь Андрей совершенно не нравился. Мало того, что и так-то персонаж, что называется, «неахти» - напыщенный, самовлюблённый и чёрствый как сухарь – так ещё и глаз положил на молоденькую девочку! Последний факт вызывал у меня бурю негодования, и я от души порадовалась, когда этот персонаж «приказал долго жить». Нет, это же надо – влюбиться в Наташу! Мог бы найти кого-нибудь своего возраста, а не бегать за молоденькими девчонками… И плюс ко всему, разумеется, престранная беседа с деревом! Есть повод задуматься! По-моему, автор нескромно умолчал о том, что князёк сильно поддавал, и ему не то что к предводителю дворянства, а к психиатру нужно было ехать.
Вздыхая, я взяла книгу и, набрав в грудь побольше воздуха, недовольно поморщилась… Дело в том, что места на диване мне не нашлось, и я, не особо заморачиваясь по этому поводу, сидела я прямо в кожаном рабочем кресле Майкиного отчима, поджав под себя ноги и набросив «для сугреву» на плечи его пиджак, опрометчиво оставленный им на кожаном диване, который теперь оккупировали мои приятели. Пиджак был намного шире меня, к тому же, насквозь пропитан нестерпимым запахом крепкого мужского одеколона… Фу... Бывают же на свете такие мерзкие запахи...
- … Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего-то ждал от него, - тоскливо, как пономарь, затянула я. - Цветы и трава были и под дубом, но он все так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их. «Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, — думал князь Андрей, — пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, — наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно-приятных в связи с этим дубом возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь и пришел к тому же прежнему, успокоительному и безнадежному, заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая…
И так далее, и тому подобное… Я настолько увлеклась своей ролью «чтеца», что совершенно потерялась во времени пространстве… И лишь удивлённый возглас Майки заставил меня вернуться с небес на землю…

На пороге кабинета стоял высокий молодой человек в чёрной шинели, украшенной алыми погонами. Он без интереса осмотрел нас таким взглядом, словно мы были мебелью, потом неторопливо оторвал от себя повисшую на его рукаве Майку.
- Мой брат Назар, - представила Майка, повиснув у него на шее. – А это мои друзья… Помнишь, я тебе писала?
По выражению его лица и по тому, как быстро взметнулась к русым волосам его тонкая светлая бровь, было ясно, что он не утруждал себя прочтением Майкиных писем, которые мы с ней составляли на четверых – фантазия у моей подруги была развита слабо…

Тогда я ещё ничего не знала. Не знала, что именно Назар будет моей первой любовью… Не знала, что именно он будет приёмным сыном компаньона моего отца, отберёт у него то единственное, что представляло для него ценность в жизни… Не знала, что из-за этих проклятущих денег отец практически пинком выгонит меня из дома, оправдывая свой поступок одним-единственным: «Так надо…»



Июнь 1999 года
Одесса, аэропорт

Мне никогда в жизни не забыть этой безобразной сцены в аэропорту… Суетящиеся люди, бросающие косые взгляды на мужчину лет сорока пяти в бежевом костюме и зарёванную девочку в джинсовом комбинезоне, устроившую истерику…
- Папа, я не поеду! – кричала я, цепляясь за рукав его пиджака. – Я уже взрослая, и ты не имеешь права…
- Молчи! – впервые в жизни отец был так подчёркнуто груб со мной и не скрывал своих эмоций, несмотря на то, что нас со всех сторон окружали люди. Обычно он показывал свою антипатию иначе – молча бросал на меня взгляды, полные ледяного презрения, и этого оказывалось достаточно для того, чтобы я начала чувствовать себя ничтожеством… - Так надо.
- Я не хочу, не хочу! – я была похожа на человека, которого «прихватил» припадок эпилепсии – меня сотрясала крупная дрожь, из глаз катились слёзы, падая на скрюченные пальцы. – Я к ней не поеду… Хочешь, я уйду из дома и никогда больше не появлюсь в твоей жизни… Я у Назара жить буду! Он…
Его пощёчина была настолько сильной, что я с трудом удержалась на ногах. Из разбитой губы сочилась кровь.
- За что? За что, папа? - произнесла я онемевшими губами, вытирая кровь тыльной стороной ладони. – За что ты так? За то, что я его люблю? Но не виноваты мы в том, что его отчим – такая скотина… У вас с ним свои дела. Мы-то тут причём.
- Заткнись, я сказал, - отец перехватил мою руку и вновь замахнулся.
Я скукожилась от страха и попыталась прикрыть лицо свободной рукой, но не вышло. Пощёчины сыпались на меня градом, с всё нарастающей силой.
- Свои… Свои дела, - тяжело выдохнул отец. – Свои, па…ла? Свои? Я тебе покажу свои… Я тебе…
Он говорил медленно – речь после болезни так до конца и не восстановилась. Мне было страшно… Неимоверно страшно этого обезумевшего человека, одержимого ненавистью ко всему, что имело хоть какое-то отношение к его партнёру.
Люди безразлично оборачивались нам вслед, но никто не мог прекратить этой экзекуции… Никому не было дела… У всех свои проблемы, свои дела…

- Пошла, - он подтолкнул меня в спину, и я, чуть пошатываясь, как зомби, побрела вперёд…
Куда? Зачем?

- Я всё равно убегу… Всё равно, слышишь, - что то сильное, тёмное поднималось в моей душе… Какое-то чувство протеста… Нет, это не протест был вовсе. Ненависть. Горячая ненависть к отцу…
- Уйдёшь? – холодно бросил мне вслед отец. – Нашла себе… Кому ты нужна? Без моих денег – никому. А они у твоего сопляка теперь есть…

Я сжалась в комок от его слов. Лучше бы он снова ударил меня по лицу, чем слышать от него… Назар любил меня. Я знала, что любил… И ему не было никакого дела до «бренда» Никитина. Не было!
Я не обернулась на прощание. Просто с удивлением уставилась на свою руку. Откуда же эта кровь? Ах, да… Разбитая губа…

Это теперь я понимаю, что таким образом он пытался оградить меня от чего-то страшного, неминуемого. Это теперь я знаю, что уже тогда, в далёком 1999 году, он задумал «потягаться» со своим недобросовестным партнёром. Подключил старые связи, уходящие «ветвями» в бывшую преступную бригаду, которая в своё время, на заре девяностых, «крышевала» его бизнес, желая вернуть свои деньги… В таких «бандитских войнах» всегда больше всего страдали невиновные – родственники, близкие друзья. И отец, как я теперь понимаю, просто хотел «сплавить» меня под холодный бок матери-прокурора, чтобы лишний раз напомнить своему заклятому врагу о том, что он в состоянии защитить свою семью…
А я, наивная дурочка, тогда этого не знала. Плакала, обижалась на него из-за того, что он разлучил меня с Назаром… Я не понимала, что прежде всего он беспокоится обо мне… А он сказать не мог. Думал, что я умнее. Думал, что я всё сама пойму… А я не понимала…

Совершенно потерянная, я села в самолёт в сопровождении одного из отцовских охранников. Это был совершенно незнакомый мне человек, которому отец поручил доставить до места свою нерадивую дочь…
Я прижалась лбом к холодному стеклу. Куда я лечу? Зачем?
Мыслей не было никаких, слёз тоже. Я выплакала их, когда узнала, что больше не увижу Назара. Что отец превратился вдруг в деспота… Он и раньше меня не жаловал, но теперь… Теперь это было ни с чем не сравнить…
И виной всему я, одна только я… Господи, как страшно, как больно. Почему ты так жесток? Где же твоя справедливость?

«Справедливость» в виде недовольной матери и её молодого любовника встречала меня в киевском аэропорту…



Октябрь 2004 года
Москва, ресторан «Босфор»

И вот теперь моё прошлое смотрело на меня дымчато-серыми глазами и улыбалось своей «фирменной» улыбкой – чуть-чуть насмешливо и в то же время как-то тепло…
- Привет… - произнёс он, подойдя ко мне. – А я всё думал: ты, не ты… Узнала? - он вопросительно поднял брови, ожидая моего ответа.
Узнала… Я бы из тысячи, из миллиона его узнала по той боли, которая мутным осадком поднялась откуда-то из глубины моего сердца… Эта боль тупыми иглами впилась в мою память, заставляя меня, как спасительную молитву, повторять про себя имя любимого человека.

Как странно… Вот была когда-то любовь. Пять лет назад я наивно верила в то, что Назар – это любовь всей моей жизни.
Лет в шестнадцать я ещё мечтала о том, как он приедет за мной и заберёт из квартиры матери, увезёт к себе домой, а оттуда – в Харьков, где учился… Он не приехал. Не увёз… А я… Я почему-то продолжала его ждать и любить.
Мне было семнадцать, когда я вдруг осознала, что не нужна ему. Что он никогда не появится больше в моей жизни. Что ему безразлично, что со мною происходит… Я пыталась его возненавидеть, но не могла. Мне нужно было хоть кого-то в своей жизни любить, и я продолжала убеждать себя в том, что мои чувства к нему живы.
В восемнадцать я перестала искать его фигуру среди прохожих. Перестала ходить по «нашим» местам. Перестала жить воспоминаниями, наглухо закрыв сердце ото всех…
В девятнадцать я похоронила свою любовь.
В двадцать – забыла о его существовании…

И вот теперь мне двадцать один год. Я стояла на расстоянии вытянутой руки от него и понимала, что не испытываю к нему ничего – ни своей «привычной» любви, ни «отцовской» ненависти… Ничего… Какая-то странная пустота и грусть…
Вот бы вышел на крыльцо Игорь и, сказав, что везде меня ищет, мягко обнял за талию, поцеловал в висок и спросил своим бархатным, немного насмешливым голосом: «Представишь меня своему знакомому…» И я бы ответила: «Назар, друг детства… А это мой муж Игорь…» Всё должно было случиться именно так, но, увы, не случилось…

- Узнала, - я медленно кивнула головой, стараясь половчее соврать, чтобы убежать от него к мужу, который, наверное, уже нетерпеливо поглядывает на часы и думает что-то вроде: «Её нет уже шесть с половиной минут…»
- Прекрасно выглядишь… - он снова улыбнулся и окинул меня оценивающим взглядом. – Очень изменилась.
- Ты тоже… - как можно спокойнее ответила я. – А ты… Ты тоже приглашён?
- Да, - он утвердительно закивал. – Хотел раньше поздороваться, но у нас с Игорем отношения оставляют желать лучшего… А тут вышел на крыльцо, увидел тебя. Решил подойти…
«Зачем?» - подумала я про себя, непроизвольно разглядывая черты его лица, пытаясь найти в них прежнего Назара, который писал мне письма из Донецкого военного лицея, а потом – из Харьковского военного авиационного училища, который приезжал мне на каникулы, дарил букеты белых астр, водил в кино… Который давным-давно, смущаясь и смешно потирая нос, признался мне в любви… Сейчас его безыменный палец обвивало золотое кольцо. Мысль о том, что у него есть семья, не вызвала у меня ни удивления, ни зависти, ни даже простого женского любопытства… Давно это было… Уже и умерли все чувства к нему…

- Ты знаешь моего мужа? – спросила я, чтобы как-то поддержать этот ненужный нам обоим разговор. То, что он назвал Игоря по имени, не показалось мне странным, как и сам факт их знакомства и, тем более, отношений, которые «оставляю желать лучшего»…
- Знаю? – он коротко рассмеялся. – Смеёшься, что ли? Лариса, так это же мой отчим…

Так значит…
Моё удивление было сильным, и какая-то мысль где-то в подсознании не давала покоя… Что-то важное было связано с Назаром и его отчимом… Что-то, за что я должна была ненавидеть их обоих, но…
Забыла… Напрочь забыла…
Так внезапно всё, так неожиданно… За что же я должна их ненавидеть? Не помню…

- Кстати, я совсем забыл поздравить тебя с законным браком… – голос Назара раздражал, действовал на нервы, мешая сосредоточиться. – Я вот тоже женат…
Он что-то ещё говорил. Я не слушала…
Что-то важное нужно было вспомнить… Что-то, что никак не приходило на ум…
- Бу-бу-бу... Бу-бу-бу-бу-бу... Бу.. Бу-бу-бу... - наверное, это Назар что-то рассказывал, но я никак не могла понять, что именно... Слова перестали для меня существовать. Нечто боле важное занимало мои мысли.

- Лариса! – чей-то мужской голос заставил меня бросить бесполезные попытки провести аналогию между такими понятиями, как Назар, его отчим и ненависть.
Я недовольно оторвалась от созерцании своих туфелек и вопросительно уставилась на появившегося в буквальном смысле «ниоткуда» Илью…
И он тоже что-то говорил... Тоже какое-то "бу-бу-бу", которого я не понимала... Отупела как-то...

Илья… Они вместе учились с Игорем… И… Игорь – отчим Назара? То есть, то есть, получается, то…
Я скользнула взглядом по приветливо улыбающемуся Илье и застыла в недоумении…
Это… Это что же получается?
Я, выходит, замужем за человеком, который нас с Назаром разлучил? Да Бог с ним, с Назаром! У него жена есть, у меня – муж, которого я люблю… Муж, которого я люблю… Но это же… Как же так-то? Как же…
Илья… Такой спокойный, улыбающийся… Всегда улыбается…
Подонок! Он же с отцом вместе работал. Он знал, что Игорь несколько лет назад пустил под откос несколько жизней – отца, Назара и мою. Знал и улыбался, глядя мне в глаза!

Кто знает, как сложилась бы моя жизнь?
Возможно, я поступила бы в театральный институт и стала бы актрисой. И не было бы в моей судьбе ни бешеного взгляда отца, который с остервенением хлестал меня по щекам в аэропорту, свято убеждённый в том, что именно я – причина всех его бед. Не было бы дороги в Киев, к чужой женщине, которая в свидетельстве о рождении значится моей матерью. Не было бы похотливого взгляда её любовника и перерезанных вен… Отчаяния, безденежья, безысходности бы не было… Единственное, за что я могу быть благодарна человеку, лишившему отца его «Империи» - это то, что свой жизненный путь я выбрала сама, не завися ни от кого… И за любовь, которую он мне подарил…
Мои мечты так и остались мечтами. Может быть, мы с Назаром сыграли бы свадьбу… От Дениса, мужа Надюшки, я знала, что он женился на третьем курсе военного училища, что у него всё хорошо. Лучше или хуже, чем было бы со мной – не знаю. Попытки попробовать нас лишила обыкновенная человеческая подлость…

Отец… Он больше всех пострадал в этой истории. «Империя» заменила ему всё в этой жизни. Она была для него и семьёй, и работой, и смыслом существования. Была его детищем. Всем. И лишившись её, он потерял ориентиры в жизни. Пять лет он не жил – просто существовал. Точнее, даже не он, а его оболочка, ибо Александр Никитин умер в тот день, когда подписал документы, подтверждающие переход 2/3 частей компании в собственность своего недобросовестного партнёра… Моего мужа…
Как сложно…

Могла ли я простить? Сколько раз в своих детских фантазиях я представляла себе, как найду нашего с отцом врага, как… Как – что? Что бы я сделала? Что бы сказала ему? Наверное, ничего… Ничего, кроме того, что ему незачем жить на этом свете… И мне тоже. Потому что жить без него - бессмысленно...
Я молча смотрела в глаза Илье, а воспоминания всё мелькали и мелькали передо мною вереницей. Это напоминало просмотр фильма на перемотке. Но, к сожалению, жизнь – это не фильм, и прожить её заново нельзя, как нельзя и переписать жизненный сценарий. Можно только помнить. Или делать. Или мечтать. Повторить – невозможно…

Игорь… Он знал. Всё знал с самого начала. Знал, кто мой отец, и продолжал вести себя так, как будто ничего не произошло… Как же он, должно быть, смеялся надо мной…
Я же верила ему. Принимала его отношение за чистую монету. Воздушные замки строила… В кои-то веки начала чувствовать себя в безопасности, как за каменной стеной. И вот эта стена обрушилась, погребя меня под осколками.
«Никитина, - думала я. – А ещё хотела стать актрисой! Разве настоящие актрисы плачут? Нет, конечно! Вон, посмотри на этого кретина. Посмотри и запомни, с кого нужно пример брать! Чем не актёр больших и малых театров…»

Во мне бурлила обида. Как он мог так поступить? За что? Что мы с отцом ему сделали? От жалости к себе у меня предательски заслезились глаза и зачесался нос. Слёзы комом встали в горле.
Зачем? Для чего? Чтобы ещё больше унизить нашу семью? Добить окончательно! Отца ему было мало, так он решил за меня взяться?
Но зачем тогда нужно было жениться? Зачем?
Неужели, всё было подстроено с самого начала… И мой приезд в Киев, и интервью, и последующая продажа издательства… Да, такие дела импульсивно не делаются – кому как не Игорю об этом знать. Значит, ещё до знакомства со мной Игорь имел вполне определённую цель. И целью была отцовская «Империя». Нужно было сразу понять, что так не бывает… Хотя, в нашей жизни всё бывает…
Страшная догадка мелькнула в голове… А если он хочет… Хочет… Да он же хочет забрать себе остатки «Империи»! Отец рано или поздно, прости Господи, умрёт, а мне останутся «огрызки» его фирмы. Так вот для чего он женился! Ему не я нужна была! Ему фирма нужна. Целиком и полностью… «Империя», мать её!
Ох, папа, папа… Вляпался же ты в историю. И я вместе с тобой…
Игорь должен был знать, что отношения с отцом у меня не ладятся… Так вот почему он со свадьбой торопился! Знал же, знал, что у отца – слабое сердце! Рассчитывал на то, что известие о свадьбе его дочери папу подкосит… И не вышло…

Отец… Почему же он-то меня не предупредил? Ведь знал же о свадьбе, знал…

Папа…
Ему грозит опасность. Серьёзная опасность… Я должна предупредить его! Должна сказать, пока не поздно…
Человеческая дурость неискоренима. Я пустилась по ступенькам, оставив Назара и Илью, и стремительно свернула за угол ресторана…



Октябрь 2004 года
Москва, ресторан «Босфор»

В трубке долго-долго шли гудки… Затем, наконец, я услышала брезгливо-недовольное отцовское «алло» и, не дожидаясь его сварливой речи из серии: «Посмотри, идиотка убогая, сколько сейчас времени. Ты отвлекаешь меня по пустякам…» - я быстро затараторила, пытаясь объяснить ему, в какую нехорошую ситуацию мы с ним вляпались…
И вдруг… На том конце раздалось что-то, похожее на шипение… Из отцовского горла с клекотом вырывались какие-то страшные звуки, и мне на миг показалось, что это – верный признак второго инфаркта…
Мои пальцы с силой впились в корпус телефона, а сердце, кажется, вообще перестало биться от страха... Неужели, я довела отца дол приступа?
Долго, бесконечно долго до меня доходило, что это – всего лишь смех… Отец смеялся надо мною, над моими предположениями…
Но почему?

- Папа? – удивлённо переспросила я. – Пап, ты понимаешь, что я тебе говорю… Он же… Он же нас убьёт. Сначала тебя, потом меня… Мне надо как-то развестись… Пап, у тебя же есть какой-нибудь грамотный юрист, чтобы мне помог? Есть же, верно? Папа! Папа! – заорала я с таким отчаянием, что эхо невольно разнеслось по улице… Странно, я и не заметила, что давным-давно ушла от ресторана, и теперь бреду какими-то московскими закоулками…
- Всё в порядке, Лариса, - непривычно спокойным голосом произнёс он. – Всё так и будет, но наоборот…
- Что? – я сделала глубокий вдох и почувствовала, как лёгкие болезненно сжались от обилия холодного воздуха.
- Ты, надеюсь, не натворила глупостей? – строго уточнил он. – Не говорила ему о том, что он – козёл и подонок, что он неблагородно поступил по отношению к нам… Не говорила. Ну? – зло прикрикнул он.
- Н-нет… - удивилась я. – Я только узнала, и тебе звонить…
- Вот и не говори, - ласково произнёс отец. – И не надо… А там, придёт время – сядешь, спокойно с ним поговоришь, попросишь вернуть фирму. Тебе он не откажет…
- Пап… Пап, я не понимаю ничего… - жалобно произнесла я. – Как – спокойно? Да ты о чём? Что…
- Хоть раз в жизни ты сделаешь что-нибудь полезное для меня и для фирмы, - пояснил он. – Сделаешь же, верно?

О Боже! Я идиотка... Нашла кому звонить...
Так вот оно что! Вот где собака зарыта. Вот почему он не сорвался на мне, за раорал, не затопал ногами, не напускал в трубку слюней… Он просто… Просто меня использовал во благо своей «Империи»…
Папа, папа, а ты ведь не перед чем не остановишься, лишь бы получить своё… Сколько лет ты делаешь деньги из всего, чего только можно. Теперь вот меня втянул в свои игры… А ведь когда-то ты был совсем другим. Помнишь? Нет, ничего ты не помнишь. Всё забыл…
Он молчал. Молчала и я, потрясённая его словами и уверенная в том, что он полностью удовлетворён тем, что сумел выгодно, с пользой для себя, «спихнуть» замуж. Я всё прекрасно понимала – всё, что от меня требовалось – помочь ему вернуть фирму. Остальное его мало волновало…
Да фиг ему… Кукиш… Дырку от бублика он получит, а не фирму!
Оскорблённое самолюбие отчаянно вопило, требуя немедленно высказать отцу всё, что я думаю о его далеко идущих планах… Но я не могла. Язык не повиновался, как будто онемел…

- Я так не могу… - твёрдо произнесла я то единственное, что сумела выговорить…
- Что?
- Ты же… Ты же продал меня! Просто продал, - с болью выкрикнула я, стараясь сделать так, чтобы эта боль проникла и в его сердце.
Тщетно.
- Не продал, а выгодно пристроил, - поправил отец…
Разве можно что-нибудь ему объяснить? Вряд ли…
- Ты вообще можешь думать о чём-нибудь в этой жизни, кроме своей несчастной полудохлой фирмы? – взорвалась я.
- Лариса, мне не нравится твой тон, - резко одёрнул меня отец.
Тон ему мой не нравится! Вспомнил армию, да? Всякое там «смирно», «вольно», «шагом марш»… Нет, папа, ты своё отслужил, и военные привычки свои можешь мне не показывать – не выйдет… Мой тон… Я, наверное, визжать должна от восторга, вспоминая то, как он со мной поступил… Всегда поступал. С самого детства.

«И тут Остапа понесло»…
- Почему ты так со мной? За что? Я, что, неродная тебе? За что ты как с вещью-то со мной поступаешь? Послушай, папа, по-твоему не будет. Слышишь? Нихрена ты не получишь! И я разведусь, и…
- Развод – дело долгое, - сухо перебил отец. – За это время ты вполне можешь стать вдовой… Вариант тоже неплох – тогда нам достанется половина того, чем владел твой покойный муж…
Мне хотелось закричать, истратив на него весь свой немногочисленный матерный запас, но холодное спокойствие отца обезоруживало. Хотелось устроить истерику, но я лишь проглотила комок, подкативший к горлу. Страх с силой сжал моё сердце… А ведь отец не перед чем не остановится… Может и убить…
- Ты не посмеешь… - выдохнула я.
- Он же посмел. Не тебе меня судить. Мала ещё… - веско обронил он, уверенный в правоте своих слов.
- Не тебе меня учить жизни, - парировала я. – Я разведусь, и…
- Подумай о том, что ты делаешь. Один неосторожный шаг, и… - он шумно вздохнул. – Второго такого шанса в твоей жизни может и не быть… Ты сама должна задуматься о последствиях как для самой себя, так и для меня. Игорь – страшный человек, и никто не знает, что у него на уме. Он просто так тебя не отпустит.
В эту минуту мне действительно стало его жаль. По сути, со мною разговаривал человек, совершенно одинокий, потерявший в гонке за наживой всё – семью, друзей и даже человеческое лицо.
- Хорошо, - я подняла бровь. – Я подумаю… Подумаю…
И отключила телефон…



Октябрь 2004 года
Москва – Санкт-Петербург - Киров - Абакан

Мне было над чем задуматься. Слова «покойный муж» прочно врезались в моё сознание… Нет… Я этого не допущу! Тем более – из-за меня. Пусть уж лучше я! Пусть лучше я пропаду, исчезну, подохну, наконец, чем ходить к нему на кладбище и класть на могильную плиту чахлые букетики цветов...
Люблю его… Страшно люблю…
А он… Он забудет. Он сильный, намного сильнее, чем я! Он забудет обо мне уже через пару дней…
Главное – чтобы отец меня не нашёл… И никто. Особенно – Игорь…


До конечного пункта назначения было около пяти суток. Вагон, в котором располагалось моё купе, находился рядом с вагоном-рестораном. Конечно, тех денег, что сиротливо трепыхались у меня в кармане, на трёхразовое питание явно не хватало, и я искренне надеялась на запасы лапши быстрого приготовления, купленной мною в магазине близ площади Трёх вокзалов, да на предприимчивых бабушек, торговавших на станциями пирожками собственного приготовления. Будучи человеком привычным к разного рода пирожковым и чебуречным, я не боялась расстройства желудка… Больной желудок – это такая ерунда по сравнению с разбитым сердцем!
Конечно, можно снять деньги с карты, но информация об этом может сразу поступить Игорю, и тогда... Нет, обойдусь тем, что есть!

В окно немилосердно дуло. Заняв нижнюю левую полку и укутавшись в шерстяное одеяло невыносимого кошмарного бордового цвета, я с нетерпением ждала, когда же, наконец, принесут бельё, и можно будет, повернувшись к соседям пятой точкой, сделать вид, что я сплю сном праведника.

Соседи не замедлили явиться. Пенсионер – судя по виду, бывший военный, в ярко-синих шерстяных трениках и линялой «олимпийке», кряхтя, забросил свой рюкзак на верхнюю полку, и, наступив мне на ногу, начал карабкаться вверх. Он долго-долго копошился там, устраивая свои вещи, наподобие толстой старой мыши, которая пыталась вить себе гнездо. Скрип стоял неимоверный, и мне временами казалось, что ещё немного, и верхняя полка обрушится на меня вместе с дедом и его скарбом. Следом за ним, ругаясь и волоча за собой чемодан, в котором запросто поместилось бы две меня, появились парень с девушкой. «Вот, блин, повезло с соседями, - зло подумала я. – Это они так всю дорогу цапаться будут… Хорошо бы, чтобы вышли скоро!» А, впрочем, какая мне разница - всё равно все до Питера едем…
- Провожающих просьба покинуть вагоны, - услышала я голос проводницы и извлекла из кармана апльто помятый железнодорожный билет.
Ну вот, скоро поедем… Около пяти суток суток поездом, потом на такси, и я у цели! Эх, дорогие мои родственники, надеюсь, мой приезд не вызовет у вас слишком бурной реакции…
Вынув из полиэтиленового пакета упаковку «Ролтона», я приготовилась к ужину, старательно обдумывая историю, с которой появлюсь в Минусинске. Ничего путного мне в голову так и не пришло, поэтому, под неутихающий разговор моих попутчиков, я уткнулась в детективный роман и спустя какое-то время уснула… Уснула с мыслью о том, что не в страницы убогого романа хочу сейчас смотреть, а в бездонные чёрные глаза Игоря. Что не пледом хочу согреваться, а теплом его рук. Что не счастливый смех девушки с парнем, моих соседей, доносившийся из коридора, хочу слышать, а его ровное дыхание...

Но я не могу. Не могу рисковать им ради собственного короткого счастья. Выбора у меня нет - или отца подставить, или Игоря "подвести под монастырь". Третьего не дано...




* На фото - прототип Назара