ты искренне желаешь ему счастья, но иногда думаешь с ухмылочкой, что ни с кем, кроме тебя, оно-таки ему не светит.
И еще у них в глазах такая всегда дико дразнящая, умиленная искорка теплится - типа, утю-тю, ты ж моя деточка маленькая, - и смешанную реакцию вызывает - то ли башку в плечо уткнуть и заскулить жалобно, то ли лезть отчаянно драться, и чтобы обязательно он победил.
Никто из нас не хорош, и никто не плох.
Но цунами как я всегда застают врасплох.
Бог сидит наверху,
И совсем не дает мне отпуску или спуску,
А в попутчики посылает плохих парней.
Ты влюбленная до чертей, а он просто пьян,
И бесстыжие, and so young, and so goddamn young,
И, как водится, чем печальнее, тем верней.
Всех навыков – целоваться и алфавит.
Он спит – у его виска,
Тоньше волоска,
Скользит тревога не обо мне.
Но ручку берешь, расписываешь уныло –
И там,
На изнанке чека
«люблюлюблю».
Мальчик-перекати-поле - это всегда такое щемящее, ломкое счастье; еще в руках держишь, а уже щуришься на горизонт;
Ты за этим к нему и льнула, привыкала, ждала из мглы – чтоб ходить сейчас тупо, снуло, и башкой собирать углы. Ты затем с ним и говорила, и делила постель одну – чтобы вцепляться теперь в перила так, как будто идешь ко дну. Ты еще одна самка; особь; так чего поднимаешь вой? Он еще один верный способ остро чуять себя живой.
Тебя что, не предупреждали, что потом тошнота и дрожь? Мы ж такие видали дали, что не очень-то и дойдешь. Мы такие видали виды, что аж скручивало в груди; ну какие теперь обиды, когда все уже позади.
я всех их, собственно, и люблю за то, что все как один шпана: пусть образованна первоклассно и кашемировое пальто, - но приджазованна, громогласна и надирается как никто
Ты, в общем, целую пятилетку романов втиснула в этот год: так молодую легкоатлетку швыряет наземь в секунде от рекорда; встанешь, дадут таблетку, с ладоней смоешь холодный пот; теперь вот меряй шагами клетку своих раздумий, как крупный скот, мечись и громко реви в жилетку тому, кто верил в иной исход.
Беда никогда не приходит одна.
Обычно она дерзей.
Беда приносит с собой вина,
Приводит с собой друзей,
Я не умею разлюбить; могу полюбить только кого-то еще. Все несбывшиеся, канувшие, бросившие планомерно копятся у меня не в сердце даже, а где-то в костных тканях, скелет формируют; составляют что-то наподобие годовых колец.
Вместе с влюбленностью, меж тем, внутри включается мощный софит, подсвечивающий и впечатывающий в память каждую молекулу действительности; резкость увеличивается, контрастность; звук чище, пронзительнее; жизнь становится не моно, но стерео.
это когда вы либо все время в противофазах с человеком, который тебе нравится: ты свободна, но у него кто-то есть; потом у тебя кто-то есть, и вы опять пересекаетесь где-то, улыбаясь друг другу ты чуть виновато, он понимающе; либо он просто ветрен, и раздолбаист, и сводит с ума, а ты сидишь в уголке и осторожно тянешь руку - но получается с кем угодно, кроме тебя.
ты искренне желаешь ему счастья, но иногда думаешь с ухмылочкой, что ни с кем, кроме тебя, оно-таки ему не светит.
Иногда кто-то из твоих любимых актеров приходит к тебе, утыкается лбом в плечо и говорит: я больше не могу, поговори со мной.
И ты идешь трещинами от того, что человеку, который давно уже и прочно занимает пусть небольшую, но постоянную комнатку в твоей голове, так плохо сейчас, а ты ничем не можешь ему помочь...
Никто из нас не хорош, и никто не плох.
Но цунами как я всегда застают врасплох.
Бог сидит наверху,
И совсем не дает мне отпуску или спуску,
А в попутчики посылает плохих парней.
Ты влюбленная до чертей, а он просто пьян,
И бесстыжие, and so young, and so goddamn young,
И, как водится, чем печальнее, тем верней.
Всех навыков – целоваться и алфавит.
Он спит – у его виска,
Тоньше волоска,
Скользит тревога не обо мне.
Но ручку берешь, расписываешь уныло –
И там,
На изнанке чека
«люблюлюблю».
Мальчик-перекати-поле - это всегда такое щемящее, ломкое счастье; еще в руках держишь, а уже щуришься на горизонт;
Ты за этим к нему и льнула, привыкала, ждала из мглы – чтоб ходить сейчас тупо, снуло, и башкой собирать углы. Ты затем с ним и говорила, и делила постель одну – чтобы вцепляться теперь в перила так, как будто идешь ко дну. Ты еще одна самка; особь; так чего поднимаешь вой? Он еще один верный способ остро чуять себя живой.
Тебя что, не предупреждали, что потом тошнота и дрожь? Мы ж такие видали дали, что не очень-то и дойдешь. Мы такие видали виды, что аж скручивало в груди; ну какие теперь обиды, когда все уже позади.
я всех их, собственно, и люблю за то, что все как один шпана: пусть образованна первоклассно и кашемировое пальто, - но приджазованна, громогласна и надирается как никто
Ты, в общем, целую пятилетку романов втиснула в этот год: так молодую легкоатлетку швыряет наземь в секунде от рекорда; встанешь, дадут таблетку, с ладоней смоешь холодный пот; теперь вот меряй шагами клетку своих раздумий, как крупный скот, мечись и громко реви в жилетку тому, кто верил в иной исход.
Беда никогда не приходит одна.
Обычно она дерзей.
Беда приносит с собой вина,
Приводит с собой друзей,
Я не умею разлюбить; могу полюбить только кого-то еще. Все несбывшиеся, канувшие, бросившие планомерно копятся у меня не в сердце даже, а где-то в костных тканях, скелет формируют; составляют что-то наподобие годовых колец.
Вместе с влюбленностью, меж тем, внутри включается мощный софит, подсвечивающий и впечатывающий в память каждую молекулу действительности; резкость увеличивается, контрастность; звук чище, пронзительнее; жизнь становится не моно, но стерео.
это когда вы либо все время в противофазах с человеком, который тебе нравится: ты свободна, но у него кто-то есть; потом у тебя кто-то есть, и вы опять пересекаетесь где-то, улыбаясь друг другу ты чуть виновато, он понимающе; либо он просто ветрен, и раздолбаист, и сводит с ума, а ты сидишь в уголке и осторожно тянешь руку - но получается с кем угодно, кроме тебя.
ты искренне желаешь ему счастья, но иногда думаешь с ухмылочкой, что ни с кем, кроме тебя, оно-таки ему не светит.
Иногда кто-то из твоих любимых актеров приходит к тебе, утыкается лбом в плечо и говорит: я больше не могу, поговори со мной.
И ты идешь трещинами от того, что человеку, который давно уже и прочно занимает пусть небольшую, но постоянную комнатку в твоей голове, так плохо сейчас, а ты ничем не можешь ему помочь...
