ты дешев, чтобы сойти хорошим, твои слащавости показны.

И мне, слава богу, хватает экшена по самое нифигасебе.


Да, я верю, что ты ее должен драть, а еще ее должен греть и хранить от бед.


Ты молись, чтобы ей не ведать вот этой адской, пустынной, резкой,
Аж королевской - смертельной ненависти такой.


Дорогой мой, славный, такой-сякой.
Береги там ее покой.


Девочка, где этот сбой в программе, где эта грань,
Что происходит, когда сажают комнатную герань,
А вырастает дремучий лес?


и яд себе же, и антидот.


Девочка-как-все-плохо, гляди, фунт лиха, вот интересно, а он почем.


А писать надо так, как будто бы смерти нет.
Как будто бы смерть – пустой стариковский гон.


Милый Майкл, ты так светел; но безумие заразно.
Не щадит и тех немногих, что казались так мудры.


Очень страшно не дождаться той одной фанатской пули,
Рокового передоза, неисправных тормозов.


ты дешев, чтобы сойти хорошим, твои слащавости показны.


и вдруг показался мне остро, непростительно красивым - у него глаза при определенном освещении насыщенно-фисташкового оттенка, ресницы бесконечные, чернющие, и сорок тысяч разновидностей ухмылки; и еще волосы, глянцевитые, черные, непослушные, взъерошенные вечно;


Скольким еще дышать тобой, плавить бронхи,
И никому – любить тебя так, как я.


День мерить от тебя до тебя


Я-то все жду, когда ты меня отпустишь.
Я-то все жду, когда ты меня простишь»


Спать не давать – так целому городку.


А еще ты такая славная с этой челкой.
Повезет же весной какому-то
Дураку.


И когда вдруг ему казалось, что ей стало больше лет,
Что она вдруг неразговорчива за обедом,
Он умел сгрести ее всю в охапку и пожалеть,
Хоть она никогда не просила его об этом.