Уже не хочу ничего. Разочарована. И даже не в нем.
Назови теперь дочь моим именем.
Напиши эти буквы на венах.
Ночь напомнит, как стали чужими мы,
Спляшет румбу на наших изменах.
На ладони тревожные линии:
Не сгореть, может, не утонуть...
Жизнь смеялась над тем, как чужими мы
Постепенно... И кровь ела ртуть.
И в постели другой неизменно
Вспоминай, как устали гореть,
Что-то было дороже... И, верно,
Наше золото, в общем-то, - медь.
И, обугленным мелом в ладони,
Словно мел мог когда-то гореть,
Кто-то скажет: "Он так тебя помнил".
Я совру, что хочу умереть.
И осенне-июльского ветра
Глас расскажет, как стали чужими мы.
Как неслышен был крик без ответа...
Назови свою дочь моим именем.
К.А.М. Gata
Напиши эти буквы на венах.
Ночь напомнит, как стали чужими мы,
Спляшет румбу на наших изменах.
На ладони тревожные линии:
Не сгореть, может, не утонуть...
Жизнь смеялась над тем, как чужими мы
Постепенно... И кровь ела ртуть.
И в постели другой неизменно
Вспоминай, как устали гореть,
Что-то было дороже... И, верно,
Наше золото, в общем-то, - медь.
И, обугленным мелом в ладони,
Словно мел мог когда-то гореть,
Кто-то скажет: "Он так тебя помнил".
Я совру, что хочу умереть.
И осенне-июльского ветра
Глас расскажет, как стали чужими мы.
Как неслышен был крик без ответа...
Назови свою дочь моим именем.
К.А.М. Gata