в чистом виде.

— А где наша гвардия?
— Очевидно, обходит с флангов.
— Кого?
— Всех!

— А говорили — такой умный человек!
— Ну мало ли что люди говорят…

— А разве ночь?
— Ночь.
— И давно?
— С вечера.

— Барон Мюнхгаузен будет арестован с минуты на минуту! Просил передать, чтоб не расходились.

— Барон Мюнхаузен славен не тем что он летал на Луну. Он славен тем, что никогда не врет.

— Слышал, у вас сын родился?
— Да. Уже два года.
— Бегает?
— Зачем? - Ходит...
— Болтает?..
— Молчит.
— Умный мальчик, далеко пойдет...

— Бросил жену с ребёнком!
— Я не ребёнок, я — офицер!
— Бросил жену с офицером!

— Будем бить через дымоход

Далее...

— Будучи в некотором нервном возбуждении, герцог вдруг схватил и подписал несколько прошений о разводе словами: «На волю, всех на волю!»

— В полночь у памятника.
— Кому?
— Мне.

— В Германии иметь фамилию Мюллер - всё равно что не иметь никакой.

— Война - это не покер! Её нельзя объявлять когда вздумается

— В свое время Сократ мне сказал: "Женись. Попадется хорошая жена — станешь счастливым. Плохая — станешь философом". Ещё неизвестно, что лучше.

— В стороночку, пожалуйста. Вы вообще уйдите.

— В такой день трудно жить, но легко умирать.

— Вы утверждаете, что человек может поднять себя за волосы?
— Обязательно! Мыслящий человек просто обязан время от времени это делать.

— Где командующий?
— Командует!

— Говорят, юмор жизнь продлевает...
— Это тем, кто смеется, жизнь продлевает, а тем кто острит — укорачивает.

— Господи, ну чем ему Англия-то не угодила?!

— Господин барон уже три раза про Вас спрашивал: «Не пришёл, говорит, господин пастор?» Нет, говорю, не пришел… «Ну и слава Богу, говорит». Очень Вас ждёт!

— Делайте что хотите, но чтобы через полчаса в лесу было светло, сухо и медведь!

— Как все? Не летать на ядрах? Не охотиться на мамонтов? Не переписываться с Шекспиром?

— Мне? Однобортный мундир? Вы знаете, что в однобортном уже никто не воюет? Мы не готовы к войне!

— Мне уже 19 лет, а я всего лишь корнет. И никаких перспектив!

— Мы разучились делать маленькие глупости. Мы перестали лазать в окно к любимым женщинам…

— Некоторые пары созданы для любви, мы же были созданы для развода.

— Но это факт!
— Нет, это не факт.
— Это не факт?
— Нет, это не факт. Это гораздо больше, чем факт. Так оно и было на самом деле.

— Не усложняй, барон... Втайне ты можешь верить.
— Я не могу втайне. Я могу только открыто.

— Ну вот и славно… И не надо так трагично, дорогой мой… В конце концов, и Галилей отрекался!
— Поэтому я всегда больше любил Джордано Бруно.

— Ну-с... будем исповедываться
— Я делал это всю жизнь.

— Объясните суду, почему 20 лет все было хорошо, и, вдруг такая трагедия?
— Извините, господин судья, двадцать лет длилась трагедия и только теперь всё должно быть хорошо!

— Она сбежала от меня два года назад.
— По правде сказать, я бы тоже это сделал.
— Поэтому я и женюсь не на вас...

— Разве Вы не умерли?
— Умер.

— О чём это она?
— Барона кроет.
— И что говорит?
— Ясно что: подлец говорит, псих ненормальный, врун несчастный...
— И чего хочет?
— Ясно чего: чтоб не бросал.
— Логично.

— Сначала намечались торжества, потом аресты. Потом решили совместить.

— Стрелял он не черешней, а смородиной, когда они пролетали над его домом.

— Тебя ждет тюрьма.
— Чудесное место... Здесь рядом со мной Овидий, Сервантес — мы будем перестукиваться.

— Утка готова.
— Отпусти её, пусть летает.

— Фрау Марта, у нас беда: барон воскрес! Будут неприятности!

— Часы пробили 2, барон стрелял 3 раза, стало быть 5 часов!

— Через полчаса начнётся бракоразводный процесс.
— Он начался давно. В тот день, когда я тебя увидел.

— Якобина с детства не любила меня и, надо отдать ей должное, сумела вызвать во мне ответные чувства.

— Я на службе... Если суд решит, что вы — барон, я упаду вам на грудь. Если суд решит, что вы — Мюллер, посажу в тюрьму.

— Я решил воскреснуть.

— Я сам служу, сударыня. Каждый день к девяти утра я должен идти в мой магистрат. Я не скажу, что это подвиг, но вообще что-то героическое в этом есть!

— Господин барон пошел в лес на охоту и там встретился с этим медведем. Медведь бросился на него, а поскольку господин барон был без ружья...
— Почему без ружья?
— Я же говорю: он пошел на охоту...
— Ааа...

Мюнхгаузен стреляет. Слышен шум падающей птицы. Он подставляет блюдо и вытаскивает из камина жареную утку.
— О!.. Вкусно... Она хорошо прожарилась, пастор.
— Она, кажется, и соусом по дороге облилась...
— Да?.. Как это мило с ее стороны...

— Церковь противится разводам!
— Вы же разрешаете разводиться королям?
— В виде исключения. В особых случаях... Когда это нужно, скажем, для продолжения рода...
— Для продолжения рода нужно совсем другое!

— А чем я хуже? Бог, как известно, создал человека по своему образу и подобию.
— Не всех!!!
— Вижу. Создавая вас, он, очевидно, отвлекся от первоисточника.

— Развод отвратителен не только потому, что разлучают супругов, но и потому, что мужчину при этом называют "свободным", а женщину - "брошенной". Нет, нет.. не страшно, что я брошена, страшно, что ОН СВОБОДЕН!!

— Наше замужество, как это ни странно, началось задолго до нашего рождения: род Мюнхгаузена давно мечтал породниться с родом фон Дуттен, поэтому, когда у них родилась девочка, то я, в свою очередь, родился уже не только мальчиком, но и мужем. Нас познакомили еще в колыбели, и моя супруга мне сразу не понравилась.. В церкви на вопрос священника, готов ли я взять в жены Якобину фон Дуттен, я честно ответил: "Нет!" И нас тут же обвенчали.

— Помнишь, когда мы встретились с Шекспиром, он сказал: все влюбленные клянутся исполнить больше, чем могут, а не исполняют даже возможного...
— Это он сказал сгоряча. А потом, помнишь, добавил: "Препятствия любви только усиливают ее!"
— У нас их чересчур много, этих препятствий! Они мне не по силам. Господи, ну почему ты не женился на Жанне д'Арк? Ведь она была согласна...
— Я знал, что встречу Марту.
— Но я не гожусь для тирцать второго мая. Я обыкновенная женщина, Карл.. не требуй от меня больше чем я могу..

— Я все подпишу, господа! Раз тридцать второе мая никому не нужно, пусть будет так... В такой день трудно жить, но легко умирать... Через пять минут барона Мюнхгаузена не станет. Можете почтить его память вставанием!..
— Ну, ну, дорогой мой. Не надо так трагично! Все будет хорошо. Во всяком случае, весь город перестанет смеяться над вами.
— Жаль!! Я никогда не боялся быть смешным.. Это не каждый может себе позволить..

— С каких это пор вы стали ходить по врачам?
— Сразу после смерти.

— Первый год было хорошо, второй очень хорошо, а на третий она сбежала...
— Сбежала от такого богатства?
— Именно! Имея четыре экипажа и дом, она ушла пешком и на улицу...

— Господи! Неужели вам обязательно надо убить человека, чтобы понять, что он - живой?..

— Путь-то не близкий... (Смотрит на небо.) Как он доберется?.. Облака... Луны не видно.
— Когда видно, и дурак долетит. Барон любит, чтоб потруднее.

— Черт возьми, как умирать-то надоело...

— Господи, как вы мне надоели!.. Поймите же, что Мюнхгаузен славен не тем, что летал или не летал, а тем, что не врет.

— Томас, ступай домой и готовь ужин. Когда я вернусь, пусть будет шесть часов.
— Шесть вечера или шесть утра, господин барон?
— Шесть дня.

— Я понял в чем ваша беда. Вы слишком серьёзны. Умное лицо еще не признак ума, господа. Все глупости на земле совершаются именно с этим выражением лица. Улыбайтесь, господа. Улыбайтесь!