280 КАРАТ [16]

Что-то я растянула все на 17 глав😱😸😸


16.
1938г., СССР
Это была самая благоприятная из всех имеющихся страна для того, чтобы прижиться здесь на десятилетия. Если все это время Могол жил в тайнике дома жестокого военного комиссара, то это означало одно – он мог питаться той негативной мертвой энергией, которую с собой приносил в дом хозяин.
Ста́линские репре́ссии — массовые политические репрессии, осуществлявшиеся в СССР в период сталинизма (конец 1920-х — начало 1950-х годов). По данным МВД СССР за период с 1921 по 1954 год было репрессировано 3 777 380 человек, из них: к ВМН — 642 980 человек, к содержанию в лагерях и тюрьмах — 2 369 220 человек, в ссылку и высылку — 765 180 человек.

Это был один из жесточайших периодов того времени. Под началом Николая Ивановича Ежова начался «Большой террор», на который приходился пик всех репрессий, называвшийся «ежовщиной». И он, Степан, выполнял одну из самых важных ролей в нем. Он и его отряд были палачами. Кто их знает, были ли вообще эти люди виновны, но патриот своей Родины, он считал, что Верховный суд ошибаться не может. Хотя все давно знали, что какая-то чернь засела там в глубине его жалкой душонки. Поставить человека к стене и нажать на курок, никогда не составляло ему особого труда. Ему доверялся «Сталинский расстрельный список». Вообще репрессии против различных социальных элементов рассматривались в качестве закономерной и необходимой меры, осуществлявшейся в интересах народа и строительства социализма в СССР.
В 1938году в рядах НКВД и милиции прошел большой арест, где сподвижников Ежова и его самого арестовали и расстреляли. На смену пришел новый руководитель, который так же оставил в истории страны огромный след – Берия.
Участь не миновала и самого Степана. Он знал, что рано или поздно за ним все равно придут. Поэтому своему единственному сыну он оставил письмо, в котором подробно указал, где хранятся его сокровища и черный алмаз, хозяином которого теперь стал пятнадцатилетний мальчик.

Газа, наши дни

-Черт, нужно ехать обратно. Здесь опасно оставаться – Катсдорф немного запаниковал, общаясь с водителем такси, который уже разворачивал машину. Хорошо, что в этой очереди мы были почти последние, поэтому нам легко удалось выбраться из ловушки. Буквально в двухстах метрах от нас один из снарядов угодил в бус с несколькими пассажирами. Взрывной волной в машину на всей скорости врезалось зеркало заднего вида, пробив штативом соседнее со мной окно на заднем сидении. Сердце быстро-быстро заколотилось. Где-то там вдали всё ещё раздавались громыхающие звуки. Едва мы добрались до окраины Газы, все снова затихло. Перед моими глазами стоял тот микроавтобус с людьми, который н несколько минут назад сгорел. Это была ужасающая картина. Но мы должны были спасти в первую очередь себя.
Саша попросил водителя остановиться недалеко от одного из обвалившихся домов. Если честно, я никогда в жизни не испытывала такого ужаса. Ноги тряслись, как и вообще все конечности. Это был, действительно, стресс, для девочки выросшей под крылом родных и близких, которая, по-сути, кроме развода и проблем-то вовсе не знала.
-Идем – потащил он меня куда-то. Солнце уже село, поэтому в вечернем полумраке разглядеть было что-то очень трудно. Шли мы на ощупь, не включая фонаря, так как сейчас все жители Газы были насторожены после очередного обстрела. И эта напряжённость витала в воздухе.
Катсдорф легко маневрировал между развалинами, чередующихся убогими лачугами, которые населяли окраины. Где-то вдалеке были слышны вот сирен, над городом подымались клубы дыма, а над горизонтом алела полоса, подсвеченная огнем. Видимо, в один из домов, угодил снаряд. Нет, мне точно нужен алкоголь, иначе сейчас все мои эмоции превратятся в одно сплошное рыдание.
-Саш мы куда? – шепотом поинтересовалась я. Говорить громче не было никаких сил.
-В убежище. После полуночи будем выбираться.
Шли не долго. Уже совсем стемнело, поэтому я видела только силуэты, попадающихся по дороге людей и домов.
Наконец, мы вышли на слабо освещенную улицу, где посреди была огромная куча какого-то непонятного мусора. Катсдорф огляделся по сторонам и шмыгнул под арку, ведущую во внутренний дворик. После стука, дверь отворилась и меня снова поволокли за руку.
Помещение внутри выглядело намного лучше, чем снаружи.
Интересная особенность арабского дизайна в том, чтобы создать обстановку богаче, чем она есть на самом деле. Причем на экстерьер такая тенденция не распространятся. Вся роскошь скрыта за безмолвными стенами, как и красота восточных женщин под чадрой.

Это было просторное помещение выполненное во всех традициях восточного стиля: никаких изображений и скульптур животных или людей, так как это запрещено религией, а на голых стенах песочного цвета в основном мозаика из восточного орнамента, много кованных перегородок и много света, струящихся из под потолка. На полу несколько ковров, и по всей видимости, они ручной работы. Центральную часть гостиной занимает приземистый диван, больше напоминающий просто уложенные в ряд диванные подушки. И их тоже, кстати, много. Посредине стоит низкий столик, на котором расположены чаши со сладостями.
-Ибрагим, это моя жена – представляет меня, встретившему нас мужчине, Катсдорф. Можно было бы возразить, что всё-таки я бывшая, но эмоционально выжатый лимон говорить про это был не в силах.
-С ней не будет проблем? – уточнил Ибрагим.
-Нет. Просто ей нужно немного отдохнуть. Мы попали под обстрел.
-Сочувствую. Как немного утихнет, выдвигаемся, а пока устрой ее на своей кровати – мужчина хоть и был немного груб, но в принципе, восточное гостеприимство оно таковым и оставалось.
Катсдорф отвёл меня в одну из комнат, располагающихся в глубине дома, где уложил на узкую кровать. За ним сразу же вошла молодая девушка с подносом в руках. Меня напоили каким-то до жути ароматным чаем и просто ушли. Все происходило быстро и без слов. Но уже через минуту я почувствовала лёгкую тяжесть в голове, а по телу начало расползаться чарующее тепло. И просто уснула.
А во сне я видела Марка. Я понимала, насколько сильно я скучаю по своему мальчику и как сильно мне его сейчас не хватает. Я не знаю, кому и как, но когда у меня были какие-то проблемы, успокоить меня мог только он своими крепкими мальчишечьими объятьями и фразой «Мам, все будет хорошо». И наверное, сейчас я искала его на подсознательном уровне. Да, меня это хоть немного, но успокоило.
-Катюш, вставай, нам пора – ворвался в мой сон голос Катсдорфа. Ну почему так, почему снова мне нужно куда-то идти? А это ты сама виновата, родная! Надо было сесть дома и ждать, пока твой бывший муж сделает все сам. Это ведь совсем не твои проблемы.
Да! Я выдохлась! Вот просто взяла и сдулась как тот воздушный шарик. Получается, что для таких приключений я совсем не гожусь.
Открыла глаза, сонно подтянулась, села на кровати, пытаясь скинуть с себя негу безмятежности. Да, пора! Пора уже отсюда выбираться и ехать домой.
-Кать – позвал тихо Саша – Ты можешь взять камень?
-Я? А почему я?
-Так надо. Просто если что-то вдруг случится, беги. Там у моста, откуда мы попадаем в Израиль, есть густой кустарник. Если что, проберешься через него. А там будет ждать Артур.
-Ты чего это? Почему я побегу одна? - не поняла я.
-Это я предупреждаю на всякий случай.
До бывшего еврейского поселения, где находился вход в тоннель, мы добирались пешком. Кроме Ибрагима, с нами было ещё трое человек. Я не знала кто они и откуда, но точно знала одно, что на душе было как-то не спокойно. После просьбы Катсдорфа, камень я спрятала более, чем надёжно. Тут помогли длинные волосы, которые я собрала сначала в тугой хвост, вставив камень под резинку, а затем закрутила его в дульку. Благо, длина позволяла.
Шли порядком, не меньше шести километров от окраины Газы. Если бы не сон, я бы, навряд ли добралась сюда в таком бодром состоянии. Душу наполняла радость, что ещё чуть-чуть и все закончится. Камень у нас, а это означало, что Катсдорф мог вытаскивать Кару, если в этом есть вообще необходимость, и налаживать свою личную жизнь, но уже без меня.
Вошли мы в какой-то обшарпанный сарай, где имелись только стены и просевшая от времени крыша. Нам было запрещено говорить, поэтому делалось все в абсолютной тишине и темноте. Сначала убрали какие-то тряпки, которые были на голом полу, заваленные несколькими камнями и старой соломой. А вот за ними уже находилась небольшая деревянная дверь, как в старом погребе.
Пахнуло сыростью и прохладой. После теплой ночи, по телу разбежались тысячи мурашек. Воздух в этой норе был сырой и затхлый, но она оказалась намного шире, чем я думала. Двигались мы достаточно быстро, при чем стоя в полный рост, что уже было не мало важно. Но, конечно, время здесь текло по-другому, нежели там на верху. Когда ты со всех сторон зажат стенами, тут и клаустрофобии есть где разгуляться, хотя таким недугом ты и не страдаешь. Поэтому, чтобы не думать об этом, я мысленно считала шаги. Девятьсот сорок три непарных. И это достаточно внушительный размер тоннеля. Не менее пятиста метров это точно.
А когда в лицо пахнул свежий воздух, на душе как-то сразу стало легче. Тут мы точно не помрем. Значит, выход близко. Оказаться где-то у черта на куличках, где не видно ни зги, конечно не то, что я могла бы ожидать, но мысль о том, что мы на безопасной территории вселяла хоть какую-то надежду. Ага! Не тут-то было. Пока я стояла за спиной Катсдорфа, по нам бахнул яркий луч прожектора. Единственное, что он успел, это толкнуть меня в кустарник.
Оказалась я на земле, в колючей растительности, откуда подняться я так и не решилась. Сердце колотилось как у бешеного зайца, пока округу оглашали приговор в рупор «Вы арестованы. Сопротивление бесполезно». Мне шанс посопротивляться дали, поэтому я пыталась быть незамеченной. Ужасно ныл локоть, который я ушибла при падении, но я все равно двигалась. Где-то послышался лай собак, и это придало моим движением ещё большую скорость. Мне нужно было быстрее добраться до дороги. С Катсдорфом разберемся позже. Да, жестоко, но он, видимо, этого ожидал. А не он ли вообще это все устроил?
Не знаю на счёт этого, но когда вдали я увидела дорогу и силуэт автомобиля, пришлось даже обрадоваться. Поднялась на ноги, чтобы бежать, но… Что-то больно врезалось в затылок, в глазах потемнело и я почувствовала, что теряю сознание. Видимо, не суждено мне было добраться до дома.
« Больно» - это была первая мысль, которая пришла мне в голову, когда я очнулась. Хотя я ещё не подозревала тогда, что это было пробуждение от вынужденного обморока. Потихоньку в голову начали приходить последние события. И чёрт…Мне уже было знакомо это состояние со связанными руками и завязанными глазами. И меня снова куда-то везли. Хотя нет. Это всего лишь головокружение от удара. Кажется, меня уже привезли. Только куда? Вот об этом я даже не подозревала. По эху, который разносился по помещению от приближающихся шагов, я понимала, что оно большое, да и по запаху было понятно, что здесь давно никто не обитает. И меня притащили сюда. Для чего? Лишить жизни? Всё возможно. Уж лучше бы я сдалась полиции вместе с Катсдорфом, чем…Шаги уже были близко, при чем они были лёгкие. Явно в них звучал каблук, да и шлейф дорогих духов, которые нес за собой мой тюремщик, я могла бы узнать из тысячи. Они были неповторимы с нотками ириса и розы, приправленные пряностями. Как-то давно Саша обмолвился, что их ей делают на заказ. Ее парфюмер их так и назвал «Меседа». Если вдруг выживу, обязательно займусь тем, что создам для себя идеальный аромат.
-Тебе тоже нужен камень? – начала я прежде, чем заговорила она.
-Ну, а кто упустит возможность его получить?
-Он у Саши, а его, если ты в курсе, арестовали – хотелось ей дерзить. Не зря же она мне не нравилась. С глаз сняли повязку, и как оказалось, я не ошибались. Помещение напоминало какой-то заброшенный завод или склад. И все для меня. Надо же!
-У него нет камня – склонилась она надо мной.
-Так это ты его сдала?
-Нет, но у меня есть связи в полиции.
-Пусть твои ублюдки, которые бьют женщин по голове лучше поищут вокруг. Наверняка, он его выкинул.
Я понимала, что сейчас нахожусь не в лучшем положении, и что мне легче отдать камень, который по идее мне вообще не нужен, но был принцип. Вот просто из вредности. Посмотреть на сколько хватит ее любезности. Да, я играла с огнем. Ведь не просто так женщина в мусульманской стране имела такой «вес». Мне с такой тягаться точно не по силам.
-Я не верю тебе.
-Это твои проблемы – тут же щеку обжёг удар ладонью.
-В последний раз спрашиваю, маленькая дрянь, иначе я отдам тебя на растерзание своим мальчикам.
-А потом тебя, тварь, найдёт мой папочка и пристрелит, как утку в охотничий сезон – пошла я ва-банк.
-И кто у нас папочка?
-Хочешь познакомиться? Дай команду своим гончим.
Нет. Это была даже не борьба за камень. Тут было что-то глубже. И конечно, хотелось верить, что не Катсдорф.
-Я не прощаюсь, Котенок. А когда вернусь, то твоя шкурка здорово пострадает – говорила об этом с таким превосходным удовольствием, что становилось немного не по себе. Сломать меня? Я позволю кому угодно. Только не ей.
И снова время поползло медленной черепахой. Когда вокруг тебя мрак, и под потолком висит одна лишь лампа, вообще кажется, что оно стоит на месте. Конечно, разумно было сдаться, но я не могла. Просто не могла и все!
Я не знаю, сколько прошло с момента нашего последнего неудавшегося разговора, но снова где-то в глубине послышались ее шаги стуком шпильки о бетонный пол.
-Ну что, подумала?
-Я не знаю где камень. С чего ты вообще взяла, что он был настоящий?
-Я его видела собственными глазами.
- И не предприняла попытки его получить?
-Там, на той земле, я никто. И как бы тяжело это не было признавать, но я не могла до него добраться – призналась Меседа – А теперь, давай я ещё раз задам вопрос.
-И я отвечу так же – выдохнула я шумно, оповещая тем самым, что затея бесполезная.
-Хорошо! – она извлекла из кармана маленький перочинный нож, который в ее руке был едва заметен. Лезвие было крохотным, но оно больно врезалось мне в горло, оставив там саднящую отметину – Я знаю, где расположены крупные вены и артерии. Я их буду медленно надрезать. Возможно, тебе будет почти не больно. Но через полчаса ты истечешь кровью и подохнешь. И никто не узнает где ты. Тебя тут сожрут крысы, пока твое тело будет найдено – она говорила, а в ее глазах плясали искорки. Следующий надрез пришелся на предплечье. Да, вроде не больно, словно поранила пальчик, но по руке побежали алые струйки крови.
-Мне продолжать, крошка? – нагнулась она к моему уху. «Свёртываемость у меня хорошая. Скоро от этой мелкой ранки ничего не останется» - подумалось мне. Но Меседа продолжила свое занятие, от которого получала, видимо, удовольствие. Второе предплечье так же окрасилось красеым. Чёрт! Чекнутая идиотка. Чирканула ножом чуть выше запястья. Мне казалось, что все помещение наполнилось запахом крови. Мне становилось дурно.
-Хватит! Я правда не знаю, где он – закричала я голос, но женщина продолжила свою игру, переходя к следующей руке. Ну, на сколько ее хватит. И на сколько хватит моего больного упрямства. «Отдай. Она тебя убьет» - твердило подсознание, но разум понимал, что оставлять меня в живых у неё нет никакого интереса.
-Ладно-ладно! – будем думать дальше что-то – Я знаю где он.
-И где?
-Не со мной. Я спрятала его там в кустах. Где, только я могу показать.
-Врешь – прищурилась она, уставившись на меня в оба. Ее ножичек скользнул аккуратно по моей щеке, оставляя там неглубокий порез. А затем…Она схватила меня за волосы и резанула. У меня даже в голове не могло уложиться, как она догадалась. Но факт в том, что пока где-то там снаружи слышался шум, черный алмаз со звоном упал на бетон. В этот самый момент послышался грохот. Меседа вскрикнула, кинувшись к камню, но не успела, так как в здании послышалась автоматная очередь. Единственное, что успела я, это наклониться, так что стул подо мной упал на бок. Было больно, ужасно, но мне ещё хотелось жить. При этом алмаз оказался перед моим лицом, так что Меседа его просто не успела схватить. В здании появились люди в форме, которые держали в руках огнестрельное оружие. Я спасена?