Я не боюсь тебя больше, лишь слегка борохлят нервы,
Я не прошу прощений - мне не за что их просить
Я остаюсь здесь жадно глотать этот дым серый,
Жадно искать тот воздух, что мог когда-то убить...

Луны поцелуй пьянный насквозь прожигал губы,
В крошки разламывал кости, в кровь разбивал виски,
И каждый туманный вечер на спине расцветали якудзы,
А глаза с поволокой желтой лишь щурились от тоски...

Нет, я уже не замерзну в объятьях красного шелка,
В руках аргентинского танго, лукаво манящего в ад...
Кем для тебя была я? На привязи диким волком,
Лишь помнящим запах крови и океанский закат...

Я снова леплю себе новое сердце из глины,
То, в котором жил он, я вчера раскрошила в песок
И под корень отрезала крылья, пропахшие нафталином,
Честно закончив, что он когда-то не смог...

Он, увы, не отыщет меня в этих вдруг опустившихся сумерках,
В этой полночи, рвущей память на два пожелтеших куска
На два мира, в которых мы с ним как-то наспех умерли,
Как-то наспех друг другу приставиди дула к вискам...

Август знаю умрет с первой пощечиной осени,
И останется в памяти с кровью запекшейся ссадиной
Я нарочно вчера с неба седьмого сбросилась
На девятый круг ада с мечтой у себя же украденной

луна скалилась что-то дико ее смешило
обнажая клыки небо пронзала насквозь
а я сеова леплю себе новое сердце из глины
чтобы суметь прожить эту чертову жизнь с ним врозь

В городе веяло праздником, выли пустые колодцы,
Солнце било в окно, разрушая систему нервную,
И мне было в радость, что он никогда не вернется.
Он, наконец-то был и повержен, и свергнут...

Дождь оттирал со стен надписи полублеклые
Листья желтели и предательски падали под ноги,
А я тротуары осыпала битыми стеклами, Пытаясь собрать воедино всех чувств моих органы...

Пыль подоконника сдержит улыбку несмелую,
Ветер ударит, расколит стекло оконное,
А я в потолок дым струею тонкою, белою,
И вниз из окна любовь, казавшейся мне бездонною...

А нам друг без друга, наверно, было бы лучше -
Без постоянных истерик, болезней нервно-психических,
Без следов на запястьях, без петель на шее потуже,
Без решеток на окнах и мыслей: "Тебя скоро вылечат"....

Неотправленных писем по полу разбросаны простыни,
Сигарета теплом согревает прозябшие пальцы...
Дым в волосах вруг покажется инеем...проседью -
Тебе б, как ему выветрится где-то через две станции...

Я так боюсь тебе сдаться, без боя отдав корону,
Отпустить из мыслей тебя, хоть понимаю, что надо бы...
Я так не хочу остаться в этом сером городе моно,
Я так боюсь одна рисовать эти пагоды...

В нашем глупом сериале это точно последняя серия,
Двадцать пять метров пленки всего на одну минуту.
Так кончаются сказки, в них теперь больше не верю я,
Их теперь больше не помню я, как просоленных улиц простуду...

Это не мы уже - все, что было давно стало пылью,
В кадре последнем вдруг повяли твои нарциссы...
А я все пытаюсь летать, не имея крыльев,
И не встречаться с тобой, как ордината с абциссой...

Руки дрожали от глупости... или от холода...
Трубку поднять, зареветь, закурив четвертую...
Он не ждет меня больше на другом конце этого провода
И не греет в руках фотографию полустертую...

Час двадцать два, а показалось: светает...
Снова пишу, а ведь зарекалась - до осени...
Мне б дотянуть до утра, в веки иголки втыкая...
Снова курю, а глупо надеялясь - бросила...

Он не такой, как я, чтоб всю ночь напролет - мультфильмы,
Я не такая, как он, чтоб с коньяком кофе,
Чтоб целую жизнь превращать в бесконечный триллер
И чтоб выдыхать на каждом его вздохе...

Мы убивали друг друга, наверно, раз тысячу,
Заранее разрезав запястья на "за" и на "против"...
Вновь в комнате пахнет давно отсыревшими спичками,
А у Большого Ковша снова звезда с неба сбросилась...

Напиши, пожалуйста...Честно говоря, не поняла твой последний коммент...Очень интригующе написано...

"Я не вернусь..." - прошептала одними губами,
Волшебной палочкой в руке дотлела сигарета,
Карабин отстегнулся, крылья сползли и упали,
Их подобрал заблудившийся призрак лета...

"Я не вернусь..." - по стеклу выводила пальцем
В вагонах пустых электричек, к кому-то все время спешащих...
Мне, наверно, было бы проще сразу отречься, сдаться,
Стряхнув пепел на прошлое, на клочья порвать настоящее...

"Я не вернусь..." - отражалось в весенних лужах,
Бензиновой пленкой заклеянных наглухо, намертво...
А я так хотела тебя...выплюнуть с кровью наружу
И гвоздями прибить табличку на сердце: "Заперто"...

"Я не вернусь..." - вторили сны опоздавшие,
"Я не вернусь..." - гущей кофейной на дне стакана...
Ты, родной, не заметил, что ангелы могут быть падшими,
Они слезы мешают с кровью в запертой изнутри ванной...
Странно...

Разбросав по квартире остатки былой агонии,
Мы обрезали друг другу крылья мастерски...
По окнам стекала вода, играла прозябшей симфонией
Моцарта, от которой слезы опять предательски...

Я не виню ни тебя, ни ее, обожаемых
Друг другом, судьбой и этой весною-убийцею...
А честно, было б, куда бежать, - сбежала бы,
Только б забыть...Не мечтать быть этой счастливицей...

Сонный город зевал чернильными окнами,
Оставляя следы на щеках, на обрывках памяти...
Зачем вы меня так, скажи, не подумавши, прокляли
И терновый венец, смеясь одевали старательно...

Я не знаю, теперь кто ты есть, но иди же и не оборачивайся...
Я не стану тебя вспоминать, проклятье анропоморфное,
За давностью лет и острые камни стачиваются,
И плевать, что имя твое мне навеки - крестом и Голгофою...

Я сдохла еще в четверг, мой хороший, а ты не заметил
Отсутствия своей тени, исчезнувшей ровно в полдень.
А что от меня осталось? Развянный по ветру пепел,
Искусанные вкровь локти и краска с весенних полотен...

Я сдохла в четверг, мой хороший, наверно, так было надо...
Не знаю, кому и ачем, сейчас уже, впрочем, не важно.
Я забуду тебя, взойдя на девятый круг ада,
Я забуду тебя, там забывает каждый...

Я сдохла в четверг, мой хороший, разбитой в осколки лужей,
Растоптанным кем-то льдом, переставшим казаться синим,
Спрятав подальше слезы (они так просились наружу),
Вдыхала пушистый дым, пропитанный никотином...

Я сдохла в четверг, мой хороший, обветрив в последний раз губы,
Нет, уже не с тобой, - целуя холодные стены,
Где имя твое кем-то выцарапано грубо,
Ему вряд ли придется сбежать и бетонного мрака плена...

Сомнения рвутся с треском, такая вот Фата-Моргана...
Их обрывки сложу в пропахший кофе конверт...
Для меня тебя нет, для тебя меня раньше не стало...
Ты не заметил, хороший, я сдохла еще в четверг...

Моя лестница в небо оказалась стремянкой расшатанной,
А я все же взбираюсь по ней и стараюсь вниз не смотреть...
Да, наверно, ты прав, и я окончательно спятила,
Завидуя первой скрипке, из труб выдувая медь...

Увы, мой хороший, теперь мне мало, что страшно,
Я дня через два уже точно достану до неба,
Мне бы скурить все за раз, чтобы до слез и до кашля,
Мне бы напиться до состония тяжелого бреда...

К вечеру с крыши шагнуть и пройти одной по всем улицам
Одинокого, серого, кем-то забытого города...
И, может быть, ты мне где-то внезапно причудишься -
Мне многое чудится с поводом...или без повода...

Я не плачу, хороший, мне плакать на редкость поздно...
Я уже не боюсь амплитуды стремянки расшатанной.
Еще на ступеньку повыше, и можно хватать с неба звезды,
Боюсь, только не куда их мне теперь складывать...

А осталось лишь смешивать дым с сигаретами, с холодом,
Им сегодня пропитан весь воздух, которым уже порознь дышим...
Я лишь попрощаюсь с с утра просоленным городом,
Закрою глаза и еще на ступеньку повыше...

Ты дыши, мой хороший, я твой сон теперь не потревожу...
И мне в радость, что нет к счастью пути обратного...
Я во имя твое делаю шаг осторожно...
И плевать, что лестница в небо оказалась стремянкой расшатанной...

Все говорят, что он гений, злодей, идеал, искуситель...
А я ползать устала у его ног в мольбах.
Может это весна пагубно так на меня, - простите,
Кошек всех настигает конец на электростолбах...

Так предательски падают звезды, разбиваясь со звоном:
Кто-то там на верху их тоже не смог удержать.
После долгого марта скитаний - поближе к дому,
Кошки тоже всегда возвращались, когда так хотелось бежать...

Вывести его имя, подышав на стекло оконное,
И цвет его глаз, такой по-осеннему пасмурный...
А нынче весна ведь...и небо такое бездонное...
Кошки тоже хотели б заклеивать раны пластырем...

Все чаще без света, в небо глазами-стразами
И в кухне все чаще сигаретами пахнет и виски:
Любить по весне - как-то на редкость заразно,
А мне б взять и исчезнуть с улыбкой кота чеширского...

Что найду я, скажите, по ту сторону зыбкого рая?
Мне его, все равно, не забыть...На это ушла бы вечность.
"Мне б секунду с ним рядом прожить" - в сотый раз умиирая...
Кошки тоже мечтают девять жизней своих поменять на одну человечью...

В обьятьях простуды весна под ногами валяется,
Не подскользнись, мой хороший, тебе падать так высоко...
Кто-то руки бритвой-в полоску, кто-то спивается...
Я же, честно признаться, так не срываюсь давно...

Растоплю зажигалкой печаль, чтобы с души закапало,
Поверну вены вспять, чтобы сердце забилось чаще...
На дорогах заплачет снег, отражаясь в глазах фиалковых,
Через двадцать запятнанных дней еще на год стану я старше...

На двенадцать разорванных надвое месяцев:
День - мне, ночь - тебе, ни минуты, чтоб нам двоим.
А можно - без паниики, запросто взять, и повеситься...
Глухо ответят стены:"Мы тебе все простим..."

Куда делась моя нелюбовь - немечта - невесомость?!
Скурить пять сигарет подряд было бы слишком банально...
Вздохнув, пошире меж нами раздвинуть пропасть,
И сорваться туда, проклиная синдром суицидальный...

Кто-то сходит с ума, кто-то пьет, кто-то молча страдает,
Кто-то льет кислоту на полотна весенних мазков,
А я каждый раз, не понятно зачем, выживаю.........

Не подскользнись, мой хороший, тебе так высоко падать...

Сегодня с утра мой профессиональный праздник!
Прислушайтесь, гордо звучит ведь - День Дурака...
Мне сам календарь разрешил до потери пульса всех дразнить
Сегодня. И пальцами тыкать на всех, пока не устанет рука...

"Я знаю, что психов хватает, но я-то поярче..."-
Подумаю, жестом привычным поправив корону...
И чтоб все на цыпочках:"Чего тебе надобно, старче?",
И чтоб в голове - один эгоизм нейронов...

Сегодня не думать о "завтра", а попросту взять и выспаться,
И утром не встретить соседа с похмелья немного нервного...
Чтоб эти 24 часа во Вселенной царила бессмыслица -
Ведь мне так не хватает порою кусочка апреля первого...

(The bananafish lead a very tragic life...("A perfect day for bananafish")


Куда мне, пропащей...Пропавшей без вести?
Зеркалами блестеть на весенних лужах?
Этим же вечером взять, и повеситься
На скрипучих качелях, от ветра простуженных?

Сколько в сердце искать мне кораблей кладбище
Всех тех, на которых ты был капитаном?
Уличной серости небу пожадничать,
Его синеву раздарив океанам...

Сколько останется выстрелов грянутых
В девять грамм счастья под сердца стук?
Больше, чем ног, слишком рано протянутых
Было лишь слишком поздно протянутых рук...

А серый весной по-придательски в моде:
Небо сольется с высоток осанкой...
Честно сказать, он был прав тогда, вроде -
Хорошо нынче ловится рыбка-бананка...

Ежевичное небо в кулак зажимаю покрепче,
До того, чтоб сочились сумерки каплями пота из пор.
Окруженной периметром стен, мне, наверное, станет легче
На осколки разбить наших судеб китайский фарфор...

Не танцую на стеклах, в осколках зееркал не ворочаюсь,
Не сжимаю холодными пальцами впитавшую соль бумагу,
На которой ни слова тебе неразборчивым, мелким подчерком -
Я давно променяла все это на псевдоотвагу...

С ежевичного неба луна улыбнулась оскалом,
Трактуя кровавый закат, как синдром воспаленного лета...
Для меня - тебя нет, для тебя меня раньше не стало:
Я, наконец-то, сбежала из мыслей твоих, как из гетто...

Выше неба Ваш трон, не достану я, Ваше Высочество,
Я согласна, мне надо лечиться, пока до конца не спятила...
А виною всему мигрень и полудиплом переводчика
И тот факт, что без Вас мне не больно, мне невыживательно...

Я придумана кем-то, наверно, чтоб было проще, -
Из обрезков чужих персонаж. из романов чужих героиня-,
Чтоб, как в старое-доброе, заклеить порезы скотчем,
Чтоб любить твоим именем, ненавидеть...Тебя ли во имя...

Под ногами валялась весна, скрипело хрустальное крошево...
А я собираю в нем пазл - остатки здравого смысла,
Чтобы выложить льдом почерневшим: "Всего тебе, милый, хорошего..."
И домой - зализывать проявления твоего садизма...

Давно выброшены на берег обломки веры, потерпевшей крушение,
На солнце сушу промокщую от слез одежду,
Дышу на чуть туплые угли...С каким-то дурацким стремлением
Стараюсь разжечь сигнальный костер надежды...


///


Снова кухня, пепельница, кофе и Guf из CENTRa...-
Все это снова со мной, когда я - фиаско мысленно...
Пока он посвящает строки московским метрам,
Я пишу, в рифмах путаясь, о своем неповторимо-единственном...

Я не прячу под маской лицо эгоистки и дряни,
На посеревших крыльях сорвался давно карабин,
Заржавевший от снега нимб не подкрашиваю ночами
И запираю на сто замков в легкие никотин...

Я не прячу в перчатки запястья с узором в полоску узкую, е
Через рельсы стальные вен - деревянные шпалы бритвой...
Зажигайте софиты, делайте громче музыку,
Только не удаляйте с ринга, строгие судьи-арбитры...

Я в рукава не прячу искусанные вкровь локти
Оттого, что неважно, какие катры - важно, как ты играешь...
И пусть таких же, как я у тебя еще будет сотни -
Я же знаю, что ты и в десятке души не чаешь...

Только где б силы найти не явиться в твой дом непрошенной,
Фениксом воскресить избитую насмерть гордость,
Перья подчистить, поправить нимб перекошенный,
Чтоб, ладонью прикрыв глаза, в небо шагнуть, как в пропасть...

Сорвать бы с памяти грязные декорации,
Потушить бы софиты обрывками мыслей газетных...
А помнишь, мечтали ночами о Франции,
Вдыхая клубами пушистый дым сигаретный...

Мне б развеить его по ветру, как останки любви выжженой
И вспоминать о тебе, как о самом худшем проклятии...
А как хочется поменяться с ней всеми своими жизнями
Девятью...Собирая все что когда-то растратили...

Я лишь счастья тебе, сразу чтоб на четыре стороны,
Чтобы только вперед, чтоб на прошлое не оглядываться,
Чтобы горе и радости с нею делить поровну...
А мне сил, чтобы мимо пройти - не оправдываться...

Пред другими за то, что когда-то спятила,
пытаясь настроить каналы на лучшую слышимость,
чтобы звук твоего дыханья хоть на миг показался объятьями
и все тем же пушистым дымом под ночного Парижа крышами...

Как строга ты со мною порою бываешь, действительность...
Ни за боль, ни за правду, а просто от скуки полуночной...
Вчера снова ушла, сделала вид, что обиделась,
Чтобы мне потом легкие никотиновой дозой суточной...

Номер влажными пальцами- девятка и две единицы:
"Расскажите мне, где обитают ангелы?"-
А раньше без боя вряд ли сдала бы позиции...
Заливаю пустоты бездонной памяти залпами...

"Какой курс и какой валюты сегодня с утра был на крылья?-
А пропуск на небо в комплекте? Нет? С***... Хорошая шутка...
У меня был один...Еще с прошлого раза покрылся пылью...
Как строга ты порою, действительность...Постой, не вешай трубку..."

Склею парус слезами...И чтоб был он из алых фантиков...-
Хоть какое-то сходство...Как в школе - papier maché...
Много нас по весне: полупсихов и полулунатиков,
Что на растущий месяц выдергой гвозди в душе...

Вот такой у меня сплошной эгоизм нейронов,
Повреждение лобных долей, а может того и хуже...
Зря я в урну в сердцах умудрилась швырнуть корону,
Мне бы в ней босиком лед крощить на весених лужах...

Еще один человек без еще одной глупой мечты
Вживляет себе под сердце дико-животную бдительность,
Чтобы вновь уходить, мастерски поджигать мосты...
Как строга ты со мною бываешь, действительность...

Задушить свою гордость, да так, чтоб без боли и стресса:
"У него выше трон..." - преклоняй покорно колено,
И без слез бросить в урну корону той самой принцессы,
Что из зеркала впредь неудавшейся королевой...

Слева скипитр блещет, справа сверкает держава...
Мантия в пол..."Разделяй, мой хороший и властвуй,
Я сама себя, дескать, так глупо лишила права
Целовать тебе руки и вслух говорить:"Здравствуй..."

А назавтра - каблук, что повыше и первым делом - на плаху,
Позвоню личному палачу: у него теперь много клиентов...
Мои псевдостихи, все равно, не нужны ему нах**...
Лишь поэтому попрозаичней и без сентиментов...

Что ж Вы, Ваше Величество, без раздумий распяли детство...
"Казнить-нельзя-помиловать" - казалось бы, плевое дело...
Вас так долго ждала Ваша принцесса-невеста...
Повенчают на трон - станет скоро чужой королевой...

Небо сегодня - что надо, мне б его раскроить на платье,
А если совсем быть честной, то цена ему - медный грош...
Никто не заметит...Я отрежу чуть-чуть и хватит...
С краю, где посинее, там, где большой ковш...

Ты мне лучше кофе покрепче и сигарету потоньше...
Давно не пишу...- Я теперь как-то больше в прозе.
К черту лирику, с мыслью "Пусть повисит подольше..."
Своею железной логикой прибила ее на гвозди -

У всего есть своя Голгофа, нужно лишь отыскать ее,
А дальше все по старому, как мир, запылившемуся сценарию,
И чтоб хвост - пистолетом, нос - по ветру, дорожка - скатертью,
Лицо накрасив глазами по-столичному карими...

А Нива снова Питер твой полоснет бритвой
На два глупо-жестоких мира: на "до" и на "после",
Чоб раздельно писаться там, где раньше писались слитно,
Чтоб зачеркнуть "рядом", не посмеяв вписать "возле"...

Небо сегодня - что надо, мне б его раскроить на платье,
Цена ему - медный грош, но его не дано покупать...
Оно (не понятно, за что) меня любит, и нет страшнее проклятья...
Знает, видно, что скоро увидимся...Небо дико умеет ждать...

The story ended there, of course. Never to be revived...("The Laughing Man")


Она так любила Нью-Йорк, особенно шестидесятые улицы -
Там по осени самые желтые листья - конфетные фантики...
Он их недавно вымел вон из пикапа, прищуриваясь:
Нет ли среди них ее фотографии в университетской мантии...

Она нервно-красиво курила свои сигареты:
Дым, обнявшись с духов ароматом выписывал кружево...
Он ненавидел ее вопросы, она - еще больше его ответы...
Слишком разные...Но дьявольски друг друга заслуживали.

Детство в костюме бойскаута как-то молчало предательски
В тени центрального парка, в ранец надежду пряча...
Откуда взялось умение так лицемерить мастерски
У него: " Ты ж знаешь, детство, не плачут команчи..."

Он был рад порвать к черту границу между Китаем и Францией
И, уничтожив улики, стерев отпечатки, прочь убраться из собственной сказки...
И чтоб напоследок, со свойственной ЕЙ кошачьей грацией
Убить в себе навсегда "человека, который смеялся"...

Я не пишу о любви, это было бы слишком банально,
Как-то по-детски слащаво и, честно сказать, неискренне.
Я своим отстающим от действий мыслям огнем стоп-сигнальным,
Потому что, когда о любви я - в стихах никогда нет истины...

Потому что, когда о любви - не подает она признаков жизни...
Помню, чертову дюжину раз мне грозилась исходом летальным...
Я не пишу о любви, она мне - уродство сквозь призму...
Я не пишу о любви, мы с нею уже настрадались...

Скоро наступит весна - любимый сезон ненормальных,
Таких же, как я, кто без связей причинно-следственных,
Проклиная на каждом углу свой синдром суицидальный,
Не пишет стихов о любви...Лишь о ее последствиях...

Помню, как-то сказал мне:"Давай, ты будешь конфетой,
А я твоим самым красивым и ярким фантиком...",
Усмехнулась неестественно криво, вкурила пятую сигарету
и, вонзая в небо ресницы, убила в себе романтика...

А потом тек апрель тушью черной из глаз фиалковых,
Расчертив щеки под морской бой, как тетрадный листок в клетку...
убит капитан, потоплен последний трехпалубный
С алым парусом, с глупой надписью:"Чертова детскость"...

Потеряли надежду вахтеры объяснить всем вокруг, кто нас сдвинул,
Как-то грязно-рязвязно-красиво без перед будущим страха...
В памяти до сих пор та весна запахом мне ненавистных примул
И горечь во рту:...мои стихи не нужны ему на х**...



Я наконец научилась менять мастерски яркие фантики,
я их на куски, на обрывки в приступах полуночного варварства...
Много нас по весне полупсихов и полулунатиков
с ямочками на щеках:"Мне б тот, самый яркий, красивый пожалуйста..."

Он никогда не скучал -
Не умел...
Да, так банально и просто...

Много курил и молчал,
Никогда не болел
Так, чтоб на душе коросты


И водиночку не пил
Почти. Это все память
По пятницам...

Хотя, помнится, говорил,
Хочет спятить...
Впрочем, без разницы...


С весной был на "ты"
Пошло-развязно
За талию по-приятельски...

Уличные коты
К нему безотказно,
Предательски...


Только со мной все не так
Грязно-фальшиво,
В ступоре...

Дрожащей рукою флаг
Белый, красивый...
Глупая...

Ни вздоха о нем, ни вздоха, пожалуйста...
Он не любил, он хотел, чтоб я ему принадлежала,
И у него получилось, не без помощи прошлого августа,
У него получилось, так просто начать с начала

После той, чей запах хранят еще его простыни,
Чей образ порою стучался к нам в окна безжалостно...
А я высыпала из окон остатки любви ее горстями...
Теперь дожидаюсь, чтоб с моей точно также...Хоть кто-то...Пожалуйста...

Ни стона о нем, ни стона...Куда уж там,
Все равно, выдают всю правду глаза-предатели...
На осколки, на клочья его...Пожалуйста...
Отыскать и убить его в самых темных углах памяти...

Ни взмаха ресниц, ни грамма печали остаточной,
Чтоб не искать серых глаз его в толпах прохожих с жадностью...
Чтоб без метафор, эпитетов, без предложений придаточных,
Не закурив ни одной: "Не возвращайся, пожалуйста..."

Ни строчки о нем, ни строчки, пусть даже в прозе...
Ни строчки, на вкус отдающей гниющей бездарностью...
Ни строчки о нем, даже если душа вдруг попросит,
Хотя, вряд ли уже...Но все же, ни строчки, пожалуйста...

Ни вздоха о нем, ни вздоха, пожалуйста...
Он не любил, он хотел, чтоб я ему принадлежала,
И у него получилось, не без помощи прошлого августа,
У него получилось, так просто начать с начала

После той, чей запах хранят еще его простыни,
Чей образ порою стучался к нам в окна безжалостно...
А я высыпала из окон остатки любви ее горстями...
Теперь дожидаюсь, чтоб с моей точно также...Хоть кто-то...Пожалуйста...

Ни стона о нем, ни стона...Куда уж там,
Все равно, выдают всю правду глаза-предатели...
На осколки, на клочья его...Пожалуйста...
Отыскать и убить его в самых темных углах памяти...

Ни взмаха ресниц, ни грамма печали остаточной,
Чтоб не искать серых глаз его в толпах прохожих с жадностью...
Чтоб без метафор, эпитетов, без предложений придаточных,
Не закурив ни одной: "Не возвращайся, пожалуйста..."

Ни строчки о нем, ни строчки, пусть даже в прозе...
Ни строчки, на вкус отдающей гниющей бездарностью...
Ни строчки о нем, даже если душа вдруг попросит,
Хотя, вряд ли уже...Но все же, ни строчки, пожалуйста...

К чертям или, может быть, дальше - но суть единая:
Ставки сделаны, господа, кости брошены, карты розданы...
В сигаретном удушье застыли вчерашние лилии
И остались со мнойумирать на впитавшей твой запах простыни...

Мне б вонзиться в тебя, чтоб насквозь глазами-стразами
И, отодвинув ворот рубашки, в шею жадно клыками...
Было б неплохо узнать, где подцепила такую заразу?-
Условный рефлекс, когда от тебя вдруг ее духами...

В стену пепельницу, мысли, слезы - цветные таблетки...
От грехов почерневший снег оттирать рукавами платья
Бессмысленно, особенно твоей фарфоровой марионетке,
Окрестивши тебя сперва чудом, потом проклятьем...

Попытаться спасти свой мирок - от левой до правой кулисы,
Зная, любовь - это химия, смешивать компоненты:
Ненависть, страх...- их так много у твоей куклы-актрисы...
Блестящая игра. Занавес. Апплодисменты...

Она боялась верхних этажей, открытых настежь окон
И рукавов у рубашки не по размеру длинных.
Ей было чуждо немое отражение в стеклах
И мягко обитые стены палат одиноко-пустынных...

Ей было мало искусанных вкровь пальцев
И ее фиалковых глаз со свойственным им отсутствием смысла.
Она перебила сотню зеркал, загадывая на счастье:
Послать к черту все сны, в которых они были близко...

Она любила, когда ночами к ней прилетали гости -
Они делали ее на страх и на редкость сильной.
Только в ненастье по-прежнему ветер разламывал кости,
Разрывая на клочья раны там, где раньше росли крылья...

А иногда ей казалось, что скоро совсем ее вылечат
И весной обострение можно стерпеть...Практически.
Сколько еще ей шагов, скажите, пятьсот, тысячу?
До права назваться "нормальной". Почти. Психически...

Она боялась верхних этажей, открытых настежь окон
И рукавов у рубашки не размеру длинных.
Ей было чуждо немое отражение в стеклах
Лишь оттого, что не было больше крыльев...

Он вошел на порог и расправил шуршащие крылья.
Они были шире дверного проема и от этого слегка примялись...
Она и мечтать не могла, чтоб сказки перерождались былью
И, закурив четвертую, язвительно заслеялась...

Помнится, они были разной масти, но из одной колоды,
Кропотливо перетасованной на красное и черное
Как у Стендаля...По привычке, не по погоде,
Обнявшись, шагали с крыш, забыв про погоду нелетную...

В комнате пахло паленым и кофе, рассыпанным на пол...
Что там, в пепельнице, неужто ль обрезки мыслей?
Суицидальный синдром - опрокинуть четвертую залпом:
"Ты за мной? Еще вчера обещали выслать..."