Ливень закончился. Город накрыл брезент.
Стала прозрачнее ночь и светлее боль.
Хочешь добраться к земле – а ее все нет.
Только под воду тянет твоя же бронь.

Это не Спарта – гребаный Шоушенк.
Все твои путы – радость, умей ценить.
И забываешь, что значило быть собой.
И забываешь, что значило просто жить.

Это не вдох – смог, спокойствие, мятный вкус.
Это не страх – ты же знаешь, куда бежать.
Больше того – отступленья свои наизусть.
Просто, вдруг резко, - «Мне нечего больше ждать».

Нечего ждать. Всё сбылось. Или не сбылось.
Нечего ждать. Всё отсеяно, отболело.
Ты четко знаешь, чего ты достичь не сможешь.
Ты твердо знаешь, к чему ты придешь постепенно.

Ты знаешь, кто ты есть и в чем твои силы.
Ты не подскачешь выше себя ни в коем.
Ты забываешь всех, кого не любила.
Ты разлюбила тех, кого еще помнишь.

Это бессилие – и в то же время сила.
Но ты сидишь и бормочешь: «Что мне с ней делать?» -
Ты не взрослеешь, ты держишь свое светило
В комнате той, у которой забиты двери.

Ты удалила все номера – и даже
Если вдруг зазвонит, не возьмешь ни разу.
Мысли твои – просеянная, но каша.
Дурость твоя невинна – и тем заразна.

Это нормально, детка, все так нормально.
Просто когда-то давно ты решила жить.
Ливень закончился. Сядь и молчи. Но, странно,

Вроде, все круто. Но некому позвонить.

Ничего не бывает быстро.
Хочешь взлётов – тогда держись.
Ожидать на карнизе выстрела –
Это, в целом, наверное, жизнь.

Так стоишь – и в процессе то вяжешь,
То рожаешь, то строишь карьеру.
Пока вечность в других промажет,
Приближаясь к тебе постепенно.

На карнизах миры и строились,
Мини-войско брало мини-крепости.
Мини-Гоголь писал мини-повести.
А Ипатий строчил мини-летопись.

Там, склонившись над новой супницей,
Храбрый рыцарь устраивал тир.
И шептал своей юной спутнице:
«Представляешь, под нами – мир».

Ударяли дождинки в плоское –
И смывали деревни с отелями.
А девчонка, нахмурившись грозно,
Отвечала: «Ты врёшь. Я не верю».

«Доказать?», - подогрел дно чаши –
И войною пошёл брат на брата.
И наполнилась чаша кашей
Чёрной – нефтью ли, кровью ли, правдой ли…

А на самом краю, где-то снизу,
Крылья мерили тоже двое:
«Я впервые стою на карнизе», -
«Не в последний. Дыши. Запомни».

Ночь исчерчена дрожью – и мне в ней тесно.
Ночь темна, глубока – не допить до дна.
На планете огромной так мало места.
Без тебя я бы просто сошла с ума.

Перетёрты сомнения. В горле сухо.
Я сминаю свой страх, как каток – мартышку.
Ну чего ты расклеилась, как старуха,

Словно Герда ушла за своей ледышкой
Из твоей яранги? Сидишь и чахнешь,
И сухую рыбу кладёшь в газету?
Напиши на ней про чужие страхи –
И отбрось обугленной сигаретой.

Ночь изъедена молью до основания.
Выйдешь – полной вдохнёшь – из ноздрей валит май.
И вдруг станешь пред небом, как ягнец пред закланием,
Не способная выдохнуть даже «прощай»,
Опьянённая страхом каким-то детским –
Перед вечностью, будущим и пустотой.

И любое паденье звезды станет резким,
И любой слабый довод вдруг станет веским,
Чтобы снова вернуться в себя – живой.

И сожмёшь эту ночь, и раздвинешь стены.
И уткнёшься в плечо, без которого – мгла.
«Я когда-то умру без тебя, наверное.
Без тебя я бы просто сошла с ума».

У меня был друг. Он был славный малый.
Он играл на гитаре, курил гашиш.
А когда я совсем от него устала,
Он ушел в летний ливень по краю крыш.

И еще был один безразличный знакомый,
Он вздыхал и смотрел на меня, как на лампу.
Мол, - светла, а слетаются – тоже ведь клево.
Обалденно, пока абажур не запятнан.

У меня был кот. Толстый и довольный.
Бледно-рыжий, как дно пустоты Флобера.
Я за ним карабкалась. Было больно.
Он был мельче, гибче. И очень смелый.

У меня было даже фортепиано.
Нифига не умела. Но так пыталась.
Пока как-то сосед не наведался пьяный.
С топором. Мама после довольно ругалась.

У меня был страх. До сих пор остался.
И, возможно, даже возрос с годами:
По заслугам верно тому воздастся,
Кто был счастлив – и пренебрег богами.

У меня был смысл. Детский и навеянный.
Нереальный, глупый, сюрреалестичный.
Да зачем я этот куплет затеяла –
Тут вообще не важно. Тоска и личное.

У меня был ангел. Устал бороться –
«Черт возьми, печаль, не могу без рая».
Я ему улыбнулась: «Моё ты солнце» -
И, шутя, проводила до самого края.

У меня был ты. А вообще, я считаю,
Без тебя стихо вышло бы круче и жестче.
Так что точку оставим мы там, у края.
И так будет понятней. И в чем-то проще.

Ты знаешь, как себя теряют иногда?
Спокойно. По крупицам. Здраво. Трезво.
Не задавая лишнее «Куда?»,
Ибо уже не интересно. Честно.
Спокойно штопая пробоины в груди,
За ниткой нить. И каждой нити – свой черед.
Не зная, что там впереди, но «впереди» -
Уже таки уверенный расчет.
Спокойно. По ступеням. Шаг за шагом.
С уверенностью, свойственной Самсону,
Смотреть, как что-то сверху в тебя падает –
И восприимчиво считать это законом.
Спокойно. Остроумно. Рьяно. Строго.
Чтоб не заметили. Чтоб вдруг не догадались.
И понемногу чистить себя прогой –
А вдруг не всё. А вдруг ещё осталось.

И уходить в себя на две недели.
Выискивать, выпрашивать, вымаливать
С желанием убить – но, к сожалению,
Найти, понять, растаять, -
И оставить.

Всё исполнится, только верь.
Всё забудется, только жди.
Мы не знаем иных потерь,
Кроме тех, что у нас внутри.

Коль ружьё повисело – стреляй.
Заросло – не страшись высоты.
Научись узнавать печаль,
Отличая её от беды.

Если хлеб по карманам – раздай.
Если камни – построй дорогу.
Ходи в церковь, раз хочешь в рай.
Ходи честно, коль веришь в Бога.

Если хочешь обнять – обними.
Если хочешь ударить – уйди.
Помни, нам ведь ходить самим
По тому, что бросаем в пути.

Чувство власти – лишь плёнка тины,
Но со временем пруд сгниёт.
Если хочешь назвать любимым,
Не спеши предъявлять потом счёт.

Не бросайся из крайности в крайность,
Равновесие – посредине.
И запомни – у каждой случайности
Есть своё назначенье и имя.

В каждой луже мерцают звёзды,
А в пруду их вообще навалом.
Помни, всё, что комфортно, - просто.
И не бегай за идеалом.

Совершенны лишь лёд и принцы.
И снежинка под микроскопом.
Да и то – смотря с чьей позиции.
Да и то, извини, ненадолго.

Если больно – сожми кулак.
Если счастье – раскрой ладонь.
Не стесняйся поднять белый флаг,
Он всегда прекращал огонь.

И дыши, пока есть мечта.
После каждой зимы будет лето.

И ещё
– никогда, никогда!
Не живи по чужим советам.

Мой самый главный в жизни человек,
Не злись, пожалуйста. Я этого не стою.
Я стою ласки, опьяняющей, как крэк.
Я стою моря.
Твоих глаз густого моря.

Мой самый близкий в жизни человек,
Давай разделим на двоих одну подушку
И будем наблюдать, как странный век
Берёт на мушку.
Пролетающую мушку,

Диван, иконы, твои джинсы на диване.
Всё так непостоянно, так размыто…
И если я когда-нибудь устану,
И если злой и суетливой стану –
Ты просто дай мне целое корыто.

И просто сядем мы у моря в час заката.
И я скажу «спасибо» провидению
За то, что не за что бояться мне расплаты
И даже не за что вымаливать прощения.

За то, что искры в твоих чайных так же дороги,
За то, что ты магнит на расстоянии.
За то, что, если, Машей, прячусь в коробе,
ты, мудрым зверем, улыбнёшься с пониманием –
И донесёшь меня туда, где было радостно,
Где светлым отблеском горел каждый листок.
Я постою. Я взвешу, что осталось, но
Не подам виду, что запомнила урок.

Мой самый мудрый в жизни человек,
С тобой я что-то поняла, похоже.
Что счастье – миг, а ощущенье счастья – век.
И что любовь и дружба в чём-то схожи.


© Copyright: Аня Кравченко

Ветры город загнали в плен.
В доме тихо совсем, темно.
До свидания, Питер Пэн.
Я закрыла своё окно.

На подушке – узоров спесь.
Слишком долго... остыла месть.
«Я искала пыльцу, но здесь,
В этих шкафчиках, вряд ли есть».

Говорит: «Я тебе помогу.
Вот, смотри, подставляй ладонь».
Улыбается – кровь на снегу.
«Помолчи. Я сейчас… Позволь»…

- Я потеряна, как носок.
И устала, как три осла ...
читать целиком »

Я хочу написать тебе стих.
Пусть он будет несмел и тих.
Пусть он будет нелеп и крив.
Как улыбка. Как ветер. Как штрих.

Я отдам тебе в руки его.
Помолчу. Больше здесь ничего.
Подожду. Отступлю на шаг.
Дам возможность на сборы и флаг.

Я хочу подарить тебе день.
Просто сосны. Река. Свет и тень.
Козырёк облаков, словно сень
Для уснувших у пальцев колен.

Я хочу подарить тебе миг.
Пусть он будет, как всплеск, как крик.
Пусть он будет как шанс, как срыв.
Пусть он будет один на двоих.

Я хочу подарить тебе правду.
Пусть закроешься, скажешь: «Не надо», -
Рядом сяду с пустой обоймой.
Это нужно сейчас. Обоим.

Я хочу подарить тебе нежность.
После правды она так лечит.
Я хочу в твои смуглые плечи
Влить себя и остаться навечно.

Я хочу подарить тебе жизнь.
Никого. Никогда. Так сильно.
Этот путь в башмаках семимильных
Изрубил мои ноги вдрызг.

Я хочу подарить тебе сердце…
Без претензий, без инноваций.
Ты проверил карманы – здесь оно.
Удивила, куда деваться…
Я хочу подарить тебе сына…
Ужин… дружбу… очаг… понимание…
Человека, который спину
Вдруг прикроет… ключи… оправдание…
Поцелуй…ночь…пароль на запреты…
Взгляд, дарующий веру и силу…
Планы…будущее…секреты….

Я уже тебе всё подарила.

И ничем тебя не удивишь.
Взгляд покорен и голос тих.
Так возьми же хотя бы стих.
За любовь ты потом простишь.

Я слишком мнительна, друг мой, слишком.
А ты обычный смешной мальчишка.
И у тебя не хватает силы
Поведать мне, что такое Бог.
Путь от карниза – не лёд, а трасса.
Фу, как банально. Фу, как всё сразу.
Отшвартовавшийся от каркаса,
Мотор дрейфует к рукам – и в слог.

Сильны лишь репки по своей сути.
Их тянут жучки, коты и люди.
А у тебя не хватает сути,
Чтобы понять, что в руках ботва.
И вот сидим мы с тобой за стойкой.
Пропахли виски и дымом горьким.
И ты пытаешься выдать тонко,
Что ты не тот и что жизнь не та.

Я отмотаю на пять, пожалуй.
Пустыня - комната. Я устала.
И нет ни сил, ни мотивов, ни жалоб,
Чтоб просто выпустить и завершить.
Согласна. Глупо. По-детски. Нелепо.
На разном грунте – чужая репа.
Прости, у каждого – свои склепы,
Чтоб что-то вспомнить и воскресить.

А если честно, я так устала
Копаться в досках чужих причалов.
В моей судьбе не хватает драмы –
И я завидую своей судьбе.
Давай представим вот так, по-хорошему,
Машина времени: шаг – и прошлое.
Боюсь, не выдержу этой сложности –
Конструктор, роющийся в ботве.

Дурацкий стиль и судьба такая.
Я понимаю, что не понимаю.
Ты говоришь, - не дойдешь до рая.
И я готова тебя поддержать.
Пока ты пляшешь по самому краю,
Пока другие тебя прощают…
Я – мышь, которой тебе не хватает,
Чтоб получилось.

Но мне решать.

Мир пропах самбукой с белладонной.
Жизнь – только в бокале и в кашпо.
Отчего вы не молились, Дездемона?
Вам бы это, право, подошло.

Мы спокойны, словно загнанные волки.
Мы дымим и смотрим в никуда.
Если в наших ссорах мало толку,
Значит, их и не бывало никогда.

Были разными – не спорю, не краснею.
Ты читала, я пролистывал бумаги.
Я смотрел в окно, а ты - в овраги,
Я вязал петлю, а ты – на шею.

Говорила мне всегда о психологии, -
Все мы корабли на этом свете.
То ли жизни, то ли нише, вроде,
Лишь бы, в общем, глубина была. И ветер.

Ряд на полке твоих книг – как шоу Трумана.
Не понятно, ну зачем ты их читала,
Если так бросала необдуманно,
Лишь слегка отшвартовавшись от причала.

Ни вины, ни памяти, ни грусти –
И прямы колени и ресницы.
Твои ногти нарисуют захолустье
На моих истерик черепице.

Жизнь – игра. И все мы в ней - кулисы.
Смотришь – режет. Закрываешь – нужно, нужно!
Взгляд твой одурманенно-бесстыжий
Под покровом пряди тёмно-русой.

Шаг вперёд. И освятить – не стоит ладана.
Не чурайся, не отшатывайся, милая.
Я до этого не знал, что ты так жадно
Любишь жизнь, не знал, какая в тебе сила.

У бокала есть хотя бы основание.
Эти несколько секунд до разрешения.
В каждой чёрточке твоей звенит отчаянье,
Обличённое бессмысленностью мщения.

Если надавить – овалы алые –
Замкнутость греха и красоты.
Не стереть, так материть устало
На плечах твоих его следы.

Не стерпеть, так выйти. Боже правый.
Был художником бы, чернью запятнал
Торжество ресниц твоих усталых
И багряный на плече полуовал.

Юнги-Фрейды – как печать Аустерлица.
Взгляд впереть – и пролистать всё своё прошлое.
Я тебя душу – мне это снится.
А в реальности - прощаться по-хорошему.

А в реальности мольберт – твоё исподнее.
Руки белые – святые позавидуют.
Я сегодня вдруг узнал, что преисподняя
Вовсе не как в книжках умных выглядит.

Вот так просто наши общие маршруты
Разошлись за несколько шагов.
До подъездной двери – двадцать суток.
И какие-то пятнадцать незвонков.

© Copyright: Аня Gata Кравченко

И я так многого боюсь сейчас...
Боюсь, что те, кто навсегда - на час,
Боюсь, что планы - не забитый гвоздь,
Боюсь истерик, темноты и просьб.

Боюсь стареть, терять, рожать, грустить.
Боюсь простить и ненавижу мстить.
Боюсь казаться ниже, пуще, злей,
Боюсь не нравиться. Боюсь взрослеть.

Боюсь себя, способности испортить,
Дурацких оправданий, коих сотни,
Ошибок /мне пора уж их не делать/ -
И детскости нелепой то и дело
В себе, в других, в осатанелом этом мире -
Когда все держат дротики, как в тире,
И рады цели, словно солнцу, или хлебу ли...
И рады цели, лишь бы сами ею не были.

Боюсь теряться и простеть, толстеть и спорить,
Боюсь того, что в толстых книгах кличут "горем",
Боюсь, что кто-то скажет мне однажды:
"Ты просто лужа. И не стоишь моей жажды".

Боюсь болезней близких, ложной ласки,
Что веришь в сказку, а в лицо - лишь брызги краски,
Ты пальцами объединишь их в трон -
Но лишь умылся - и король не оценён.

Боюсь бросаться с головой - не хватит смелости.
И неспособности своей боюсь к всецелости.
Боюсь, что ниточки - мосты. И трассы - нить.
Боюсь напиться, пошутить - и позвонить.
Боюсь, что шутка не удастся. Боюсь прошлого.
Боюсь всех расставаний "по-хорошему",
Друзей-мужчин, остаться недопонятой -
Но более всего - что не запомнят.

Боюсь остаться навсегда в том дне,
Когда тупик рождался здесь, во мне,
Когда, дотронься, и, казалось, - взрыв.
И так легко решалось,
И так легко терялось,
И так легко швырялось
главным
за двоих.

Боюсь стихов, боюсь вина, боюсь дождя,
Боюсь излишних откровений, старых песен,
Боюсь фальшивых пониманий: мир так тесен,
Когда ты знаешь, что насквозь видят тебя.

Боюсь закрытого пространства, смерти тоже,
Боюсь, ты скажешь: "Вы с ней так похожи,
Такие ангелы: не выбрать, а распять"
/всё, Достоевского сегодня не читать.../

Боюсь летать и обгонять по встречке фуры.
И прыгать с парашютом всё равно!
......................................
Ты называешь меня нежно дурой.
И нервно куришь в запотевшее окно.
© Copyright: Аня Gata Кравченко

Ты спросил, что нас держит друг с другом.
Я задумалась и промолчала.
Кораблей нет. Есть два причала.
Окольцованных общим досугом.

Общим чаем, рубашками, креслом,
Сериалами по выходным,
Общим /спорным/ кроватным местом,
Общим «нет» для ненужных других,

Разным мнением, общим выбором,
Общим столиком, общим чаем,
Общей ссорою /зря они – выговор/,
Общим выбором песни случайной,

Общим гамбургером /кстати, вредным/,
Потолстением тоже общим,
Общим вечером, общим пледом
/диетическим, между прочим/,

Общим озером, лесом, полем,
Общим долом, рекой, колосками,
Остриём горным, резвым раздольем
И уилтшерскими кругами,
И берёзовой дланью родины,
И шезлонгом с под пальцами пенкою…
Единичным: «Вот я уродина», -
Общей фоткой для общей стенки.

Общим страхом и чувств закатом.
Раз обидой, то тоже общей.
Если хочешь, то «без возврата».
Если так уж, то: «раз ты так хочешь».

Если общим, наверно, - сомнением.
И способностью рушить кредо.
И одним на двоих прощением,
И одной на двоих сигаретой.

Общей мышкой и общей подушкою.
Общим запахом после секса.
Вместе поданной сыну игрушкой.
Ни одним не доеденным кексом.

Я привыкла – тариф на трафик.
………………………………………………………
…в подогретом вчерашнем бутере,
В камасутре /да кто осудит/…
Не испробованной /да ну нафиг/.

Моя нежность в ключах в прихожей,
И героях, на нас не похожих,
В пересмотренном старом фильме –
И в сегодня (беда-беда).
Моя нежность на пальцах по коже.
Эта осень, кто знает, быть может,
Будет нашей хотя бы на четверть…

…А быть может и навсегда.

Я уже никогда не смогу, между прочим,
Пережить эту тяжесть разлук.
Пусть все страхи мои разбиваются ночью
О кольцо твоих ласковых рук.

У тебя там вокзальная неразбериха,
Города утекают сквозь пальцы.
У меня тут спокойствие буйного психа
И желание не сломаться.

Это лето пропахло дождём и бензином,
Между строчек шумит прибой.
Узнаю твой характер в своих мыслях и сыне –
Всё решилось само собой.

Ничего нет свежее вчерашнего чая,
Ничего горячее руки.
Я скучаю, мой милый. О, как я скучаю,
Когда мы иногда далеки.

Так скучал Одиссей по по песчаной Итаке.
Силы были, осталось найти.
Обещай никогда не сказать слова «Хватит»,
Обещай никогда не уйти.

Будут ночи: горячие, темные, пряные,
Будут светлые тёплые дни.
Я хочу через жизнь – от сегодня до края –
Твоё имя в душе пронести.

И не знать никогда, никогда не изведать,
Никогда не дождаться разлук.
Это лучший мой август, это лучшее лето
Под защитой твоих сильных рук.

Это странное счастье - искать тебя вечность,
А потом перестать – и найти.
Не поверить. Коснуться. Обнять за плечи.
И уснуть на твоей груди.

Не помню я татуировок, цвета глаз, изгибов рук,
Когда он гладил кошку и мои колени.
Во мне и в нем душились маленькие гении –
И истекали каплями в золу.
И это был порочный странный круг,
Игрушечный состав, и колея, и трение, -
По неопределенному велению
Глотнуть вина – и прошептать «люблю».
_____
И я молчаливо, с тетрадью, сидела в окопах,
Как долбанный стрингер, впервые увидевший кровь.
А он не спешил в наступленье, и вышло, что вроде
Сама я придумала эту войну и любовь.

Первый раз не бывает мимо.
Если выжил – учись или выйди.
И любовь заселялась мнимо,
А мне лень было молвить «Изыди».

И самое главное так и осталось несказанным,
Теряясь в пустой канители обилия слов.
Морской узелок юнга долго учился завязывать –
Но в общем, не той оказалась почти что любовь.
Почти что любви не бывает. Бывает осечка.
Приходишь к врачу ты с саркомой – а он: «Гайморит».
И даже не знаешь, как быть. И легко, и беспечно.
И знаешь, что выживешь.
А все равно болит.

Я почти не помню, как он смеялся.
Коротко, отрывисто. Над серьёзным.
Я почти не помню, как раздевался:
«Слишком поздно, милая. Слишком поздно».
Не любовь лепилась такими встречами,
Не любовь вписалась ногтями в простыни.
Если ты пыталась увидеть вечное –
Слишком поздно, милая. Слишком поздно.

Слишком поздно было понять, что рано,
Что другие будут батуты в небо,
Что бинты другие завяжут раны –
Мне, совсем не раненой и нелепой.

И не помнить, как он пьет вино, по глотку, мягко.
Смотрит на окурок свечи – и молчит долго.
Я сама в тот момент была всей любви автор –
И любви тогда, в эту ночь, было так
Много…
Я не помню, как он ушел из моей жизни,
Помню лишь щелчок от замка, тишину подъезда.
И этап «прощай», пролетевший быстро,
Ярко, ненамеренно и нечестно.

А потом ты стоишь у пропасти, на краю.
И нет смысла удерживать и звонить.
И тревожная капля придуманного «люблю»
Не даёт тебе вымыть стакан и спокойно пить.
И ты пальцами щупаешь целостность своей груди –
Вот, на месте же всё, не урвал кусок.
А логичнее было бы просто: «Иди. Иди.
Я запомню тебя так, как ты бы и сам не смог».

И чудовищно просто, обыденно, не интересно –
Ничерта не провал. Не провал, не фиаско, не горе.
Ты сминаешь почти что любовь. Оставляешь в кресле.
И выходишь в окно.
За окном начинается море.
© Copyright: Аня Gata Кравченко

Помнишь, мы были самыми добрыми,
Самыми сильными,
Самыми смелыми.
………………………………………
Город бросается в небо окнами –
Мокрыми,
Скользкими,
Белыми-белыми.

Долго гуляли, свод неба мялся. Долго молчали, стараясь вспомнить, в чем из нас каждый давно потерялся, что называл в свое время любовью.
Словно лепились из прошлого днями. Словно, все, что в нас до этого было, взяли – и скомкали, перемешали, в кучу одну загребли – и забыли.
Тучи менялись – то Гитлер, то утка. Желтым аллея в фонтане вязла. И я смеялась, как проститутка –
Громко, наигранно, очень грязно. И фонари - стопроцентные, встречные, встречные-серые –
в самое небо. Хочешь, мы будем с тобою вечными?
Утка нырнула в луну за хлебом, дождь накрывает, смешавшись с пылью, смотрит в глаза, отступает и дразнит. Хочешь, мы будем с тобою живыми? Вечное детство, чарующий праздник.
Сесть – и молчать. И ласкают краями крупные капли куски березы. Мы говорим, как устали быть нами, столько, мол, боли – не хватит на слёзы.
/громко беспечность играла в пожатии пальцев, аллее, фонарном распятии, мы остаемся такими предвзятыми в сладкой тоске своего восприятия/
Дождь на ладони гнездился встречною. Я разбивалась в него глазами. Хочешь – поспорим и будем вечными? Просто назло им и между нами?
Ты посмотрел и пожал плечами. Вспых зажигалки сверкнул жар-птицей: « Будь осторожна в своих желаньях. Вдруг не сумеем. И нам не простится».
Словно впервые смотреть. Фонари погасли. Плетью ударили плечи росинки.
В Липких. Коричневых. Очень грязных -
Мир завершался в моих ботинках.
Слабо рассвет поиграл струною. Город проснулся, сопя несмело.
Помню, кружились над головою
звезды уставшие –
белые-белые.
Правая сжалась в кулак
как-то странно.
Вот это лишнее.
Нет.
Ну зачем?
Странное зарево.
Нужное зарево.
Вспых зажигалки –
и нет нас.
Совсем.

Мир отражал в каждом шаге беспечное. Лужица в пальцах к ногам скатилась.

Помнишь, хотели быть самыми вечными.
Жаль, не смогли.
К сожаленью, простилось.

Береги, - говорит, - себя, моя юная Белль.
У меня тут сугробы до неба, ревёт метель,
И не скоро дождётся ливней густых апрель,
Если б в ливнях какого-то чёрта был смысл. Просто
Составляет компанию мне старый чайник и плед.
И по плану тут конные, пешие и обед.
И подсвечника, кстати, две недели, как с нами нет.
На могилу ему я скрошил свою тайную розу.

Говорит: заезжай, если хочешь. Сейчас зима.
И земля вся накрылась и спит, словно век пьяна.
В рыжине седина, не спасает парик и хна.
Я гляжусь на себя в отраженье на дне подноса.
Лошадей ты оставь на развилке, я встретил бы.
Я давно туда не ходил, может быть, забыл.
Хотя помню, сосну обрубило, как свод трубы.
Я тебя дожидался под нею со стеблем розы.

Пруд застыл и покрылся сурьмою и хрусталём.
Он всё твёрже и чище, и бездоннее день за днём.
Я сточил все коньки, соревнуясь со смертью, на нём,
Так бездумно приятен пронзающий запах мороза.
На чердак поднимаюсь - и колет в моей груди
«Ну останься еще хоть на день, просто не уходи».
Может, фильм или книга – не знаю, где мог найти.
Слишком мрачный чердак. Его б скрасить. Хотя бы розой.

Дровосек заходил, от дождя весь, поди, дрожал,
Когда я к нему радостно по коридору бежал.
Предлагал поохотиться, видно, - достал кинжал.
Я ему помахал, отказался – в такие ли грозы!
Он потом рассказал, когда я его обнимал,
Что ты замужем, муж твой главой поселения стал,
Что красавчик он жуткий и, кажется, жуткий нахал.
Пригласила б хотя бы на свадьбу…. Принес бы розы.

Иногда я проснусь среди ночи, погашен свет.
Я лежу и привидится вдруг, что тебя просто нет.
Что тебя никогда не случалось, что мой секрет -
Просто пьяная сказка, придуманная бродягой.
А потом я лежу и смеюсь: ну какой же бред!
Я ведь помню, лежал на коленях твоих томик - Фет,
И камин оставлял в волосах твоих алый след,
Легкий отблеск тепла выделяя тебе, словно скряга.

Дровосек, убегая, и, видимо, торопясь,
Буркнул: «Вот ненормальный!» - по лестнице шумно катясь.
«Значит, правду сказали. Ни ногой сюда, отродясь.
Хорошо хоть о том, чем отмолвится, предупредили».
Я не понял, о чём он. Скажи, моя юная Белль.
Ты приедешь хотя бы в июле? Пройдёт метель,
Поиграю с твоим малышом и достану свирель….

Санитарка кивает, протирая окно от пыли.


© Copyright: Аня Gata Кравченко

Если спросишь ты, в чём моя сила,
Я отвечу тебе не тая:
Тем немногим, кого я любила,
Отдавала я всю себя.

Если спросишь ты, в чём моя слабость,
Помолчав, улыбнусь в ответ.
Дело в том, что от солнца и лампы
Получается разный свет.

Всё прозрачно и просто до дури.
Я расколотый грецкий орех.
Есть немногое резче пули –
Гордый взгляд и надменный смех.

Если спросишь меня, не жалею ли,
Что проходит всё так день за днём,
Я отвечу: нет смысла в сомнениях
У бездомного пред очагом.

Если спросишь, зачем и нужно ли,
Притворюсь, что мудрей совы.
Это просто такое чувство, и
Я бессильна пред ним, увы.

Если спросишь ты, в чём моя нежность,
Я слегка прикоснусь к плечу,
К волосам твоим и одежде.
И, наверное, промолчу.

Если спросишь меня о вечности,
Я не знаю такой длины.
Только линия безупречности
Под ногтями твоей спины.

Если спросишь меня, не пыталась ли
Изменить всё и всё сломать,
Сразу вспомнится снег в его святости.
Белый снег и пустая кровать.

Я шагну к ней, оправлю прошлое,
Закатаю тоску – и в плед.
Что ж не спросишь меня, хороший мой?
Я, наверно, нашла бы ответ…


© Copyright: Аня Gata Кравченко

разве так это сложно - кричать о счастье,
Целый день протекает в предчувствии встречи.
А потом говоришь ему: "Милый, здравствуй", -
и становишься сразу на две тонны легче,
Словно очень тяжёлый рюкзак устало
Наконец сбросить с хрупких плеч.
И мне ново, как утро, и, как мир этот, старо,
Что он будет меня беречь.

Что всё так же предательски ворот сутюжится,
И все так же солёным отдастся вкус,
Что прочертятся линии - пальцами, пяльцами:
Всё напамять, да наизусть,
Я не знала нежнее, я не знала коварнее,
Чем тот самый свой детский страх,
Когда руки мои проседают устало,
Успокоясь в его руках.

Черт возьми, я такою нелепою горечью
Все стихи до него исцарапала,
Что теперь просыпаюсь безлунною полночью -
И гадаю, о чем же плакала.
И гадаю назло - и ерошу сознание -
И мечусь от себя до себя.
Он мое понимание, мое оправдание,
Паранойя моя, жизнь моя.

Так нелепей, банальнее, определеннее -
Чай остыл, но мне так больше нравится.
И не то чтобы мы свое эго не помнили,
мы с ним просто уже не считаемся.
Мир начерчен на блюдце - размыто-сплывшийся.
Майский ливень шевелет кроны.
Разве так это сложно - кричать о сбывшемся,
Когда счастье зажато в ладони?


© Copyright: Аня gata Кравченко

И ничего уже не греет, что ли.
И ты звонишь не мне, а этой Оле,
Которая таблеточкой от боли
Даёт тебе две силы воли для броска.
А эта Оля ничего так, кстати.
Я засыпаю, как всегда, в своей кровати
И думаю не то чтоб о расплате -
О новом платье и машинке для сынка.

Скажи мне, нас несёт с тобой немного?
И я начну, наверно, скоро верить в Бога.
Ведь чем-то надо окупать свою тревогу,
И кто-то должен ставить мне зачёт.
А помнишь, как мечтали у порога
О том, что брак - совместная дорога.
И что, когда один задержится немного,
Второй его, конечно, подождёт.

Я знаю, что ты делал прошлым летом.
Мы покупали вместе сигареты,
Презервативы и кино с гензелегретой -
тупой блокбастер со счастливейшим концом.
Я называла тебя лучшим мужем,
Ты говорил, что не смотрел ни разу чуши,
Подобной этой. И, счастливая, как клуша,
Я тебе спину поцарапала кольцом.

А мне билет на поезд был бы кстати.
Туда, где юг, где раньше жили мои братья,
И где теперь клянутся в мести на распятьях
И спорят, у кого серьезней долг.
А мне заняться бы загаром и фигурой,
Чтоб тверже взгляд, стройнее ноги, четче скулы,
Чтоб воспевали лиры и бандуры,
Словно прекрасному не отмеряют срок.

Мне есть, к чему стремиться - это ясно.
Мне так спокойно, что почти что классно.
А ты мне врешь - так виновато, что напрасно.
Я максимум отвечу: "Ну и что ж".
Бывает. Это жизнь - куда реальней.
Будь поуверенней и каплю пунктуальней -
И не придется мне спросить про опозданья,
Пока я тебе здесь готовлю борщ.

Такая показуха, Боже правый.
И знаешь, я, наверное, устала.
Во мне есть что-то, но чего-то слишком мало -
Простой окурок редко разжигал пожар.
А у тебя такие шея и затылок,
Что можно даже проронить пару слезинок:
Красиво, черт возьми. Спокойно, милый.

Я сохранила весь наш быт, пока ты спал.


© Copyright: Аня Gata Кравченко

А он говорил ей нередко,
Затягиваясь папиросой:
"Потребность всем нравиться, детка,
Рождает большие запросы".
Она улыбалась, жевала
Губу и давилась текстурой.
Он брови нахмурил устало:
"Вот-вот. Я об этом. Подумай".

А он говорил ей нередко,
Пуская клубы в поднебесье:
"Лепить из себя стерву, детка, -
Чертовское мракобесие".
Она длинным ногтем давила
На пульс его, вену сжимала.
Со вздохом обнял, через силу:
"Вот-вот. Я об этом. Достала".

А он помогал ей нередко:
Когда вдруг машина ломалась,
Когда доставала соседка,
И если мечта не сбывалась,
Когда унитаз тек и трубы
Кричали: "Давай мужика нам",
И если просили губы,
И если просила мама,
И если казалось, что мир весь
Настроен на срыв и удар,
И если тревожная известь
Вонзалась в волос пожар,
И если икона падала,
И если дрожали руки,
И если хотелось быть лучше,
Чем "эти дешевые суки",
И если был вечер постылым,
И если в груди горячо,
И если хотелось милым
Кого-то назвать в плечо.

Он был и спокоен, и резок.
Она отходила в сторонку:
"Сними себя с долбаных фресок", -
И терпкий плевок ей вдогонку.

Она приходила и каялась.
Сидели на кухне, молчали.
Дурацкая прелая зависть
Сквозила в его печали.
Бессмысленная фееричность
Сквозила в ее повадках.
Созревшая и обычная
Тоска проседала осадком

У края его подбородка,
На кончиках ее пальцев.
"Потребность влюбить в себя, детка,
Рождает стремленье остаться".
Она улыбалась: "Конечно,
Такая вот переоценка".
Он тихо сглотнул - и навечно
Остался прикованным к стенке.

Она уходила под утро.
Она на мосту курила.
"Потребность считаться мудрой
Рождает этюд "забыла"".
Нелепо и в общем-то вряд ли
Достойно стихов и имен.
Она тихо плачет в парке.
Он холост. И не влюблен.

© Copyright: Аня Gata Кравченко

Да, мама, мне здесь не хватает сказок.
Где в небе осталась лишь горсть алмазов,
Беспечно дроблёных в сухие стразы,
Почти разворованных дымом труб.
Тут так круто внемлется сквозь решётки,
Сквозь пластик, стекло, новостные сводки.
Когда вместо легкой твоей походки
Становится лишней крылатость рук.

Да, мама, мне здесь не хватает места.
Все сказки остались в далёком детстве,
Где от каждой ссадины было средство
В вишнёвых садах и тени каштанов.
А здесь слишком много и ведьм, и эльфов.
Халифы чужие сжигают верфи,
И в каждой душе не хватает сейфов,
Чтоб прятать заначки на дне карманов.

Здесь только вороны на сводах храмов.
Они не поют, не поют мне, мама!
Да где ж, у кого, как в старинной драме,
Потребовать певчего соловья?
Кому мастерить изумрудный город?
Кто столь несерьёзен, игрив и молод?
Кто свой утаит в этих сказках голод?
Кто сделает то, что не в силах я?...

А что, если птицы поют от боли?
Мой сказочник умер, шепнув мне: «То ли,
Когда на глазах не осталось соли,
Никто не поверит таким глазам».
Годами хранила его заветы
В обугленной кромке своей сигареты.
А тут не смогла даже дать совета,
Шепнув напоследок: «Спасайся сам».

Ах, мама, где девочка в синем платье?
Нечестность претит ей, на страх наплевать ей,
Чего ей бояться, с какой бы стати:
Драконы взлетают с её пера.
В бетонных коробках и мусорных грудах
Зарыт сундучок с её верою в чудо.
Его не искала и больше не буду.

Срок годности чуда истёк вчера.

Хоть все капли - уже цветы,
След от стрел сохранит броня.
Там, где я без тебя - ты,
Там, где ты без меня - я.

Не прирученная петлёй.
Крикнешь слово - лишь звон в ответ.
Там, где я без тебя - боль.
Там, где ты без меня - свет.

И полжизни за ту звезду,
Что начало из всех начал.
Там, где я без тебя - жду.
Там, где ты без меня - ждал,

Когда будет трава землёй,
Когда чёрное станет белым.
Будешь ты без меня - мой.
Буду я без тебя верной.

Это слишком глухой тупик,
Каждый камень готов поранить.
Там, где я без тебя - крик,
Там, где ты без меня - память.

И она мне нутро сгрызёт,
И внутри поселится жало.
Там, где я без тебя - всё.
Но тебя без меня - мало.

И затихнет в руках светил
Мир - спокоен, и пуст, и счастлив.
Там, где ты без меня - жил.
Там, где я без тебя... разве?


© Copyright: Аня Gata Кравченко

Нет предательства – не будет и расплаты.
Лунный серп вскрывает вены небесам.
Я купила это право невозврата
За возможность не смотреть тебе в глаза.

Ну зачем ты? Ну признаюсь, да, случалось.
Было остро и срывает до сих пор.
Но, ты знаешь, я, наверно, ошибалась,
Когда думала, что это приговор.

Столько истин, что язык уже в мозолях,
Но поступков за словами ровно ноль.
Это право называть тебя любовью
Не прошло суровый внутренний контроль.

Говоришь: ну перестань, давно не дети.
Я плевала в этот факт из-за спины.
Так что, видишь, на божественном кастете
Остается часть моей слюны.

Столько сказок уж написано о рае,
Я, пожалуй, расскажу еще одну.
Мне порою снится, что я знаю,
Как тебя вернуть. Но не верну.

Переменчивость – чудовищная штука –
Каждый взгляд, как острая игла.
И раз ты не видишь во мне друга,
Значит, я им правда не была.

Подытожено. И пусто, как в квартире
Перед выездом – присядем на дорожку?
Раз ты так хотел оставить меня в мире,
То, пожалуй, подожди еще немножко.

И ни грамма, ни крупицы сожалений.
Отпускать любимых – грех или судьба?
Взглядом смерив синяки твоих коленей,
Понимаю, что не зря сюда зашла.

Нас ведь только укрепляют эти штормы,
Нас преграды закаляют, словно сталь.
Так что убери с лица притворную,
Не оправданную нежностью печаль.

Ведь мы все были в грехе зачаты
И, пожалуй, не без удовольствия.
Так добавь же в мой мохито мяты,
Покури в окно и успокойся.


© Copyright: Аня Gata Кравченко

В моем возрасте женщинам стоит писать о счастье.
Ибо, если не пишется, знать, не на то потрачены
Годы бешеной страсти и душных ночей горячих,
Не тому ты сжимала ладони, не тому говорила «Здравствуй»,
Словно падала в пропасть. Тонули карнизы в рассвете,
Не на тех ты коленях встречала свои субботы.
Не за тем поворотом дожидались тебя с работы,
И не те ты глаза так хотела своим бы детям.

В моем возрасте женщине сесть бы и успокоиться,
Чтоб горячий глинтвейн, чтобы плед, чтобы лоб разгладился.
Чтоб ты знала всегда, как пройдет предстоящая пятница,
Чтоб была ты женой, и подругою, и любовницей
Одному и тому же. Не менять расстоянья вокзальные
На чужие улыбки, не мерить по срывам голоса
Сквозняки, что плетут паутину в углах и волосы.
Чтоб была ты своей. Постоянною. Специальною.

В моем возрасте женщине важно считаться нужною.
Ей тревожно и страшно, когда не хватает статуса
Мамы, босса, жены - быть активной, желанной, загруженной.
Хоть какую-то стену, за которую можно спрятаться…
Иногда вдруг приснится, как кружило в чудовищном вальсе,
Как под левым кололи десятки смешных ежат.
И ты вспомнишь код сейфа, где крылья твои пылятся.
Но пока здесь так райски, положи, пусть еще полежат.

Ты крадешься на цыпочках, рот изогнув трагически,
Твои пальцы хранят мягкость перьев и чуть дрожат.
И, скрывая озноб, ты нырнешь в одеяло стоически,
Рядом с тем, без кого ты не в силах вернуться назад.
Ему тоже ведь снится – наполняются плечи силою,
Под ногами не бездна – безграничная пустота…

В моем возрасте людям пора уже стать счастливыми.
Только по-настоящему. Чтобы уже навсегда.


© Copyright: Аня Gata Кравченко

Ребяяят!!! Ну почему, почему так много плагиата на лт??? Сейчас лавтайм в основном состоит из чужих, не авторских стихов, ну ладно, будьте добры, подписывайте хотя бы!!!! Не надо глупого "я не знал, кто автор, поэтому не подписал". Мы в 21-м веке живем, гугл никто не отменял. Яндекс и совесть тоже. Вы даже © тупо не ставите.... Я не хочу терять сайт, который люблю... Понимаю, что всем пох, и что тех, кому было не пох, давно уже нет... Ни в коем случае не против новичков, ЗА новичков, да ведь их нет тоже!!! Понимаю, что сайт умирает, что тут "трупный дух, тут трупью пахнет")), и все же... В память о прошлом...
Пожалуйста, если уж лт перешел на систему копирайтов других авторов (год уже как), указывайте это авторство, пожалуйста.
Блин, сайт ведь реально умирает. Это очень грустно...
И \для старых авторов\. Не надо мне писать "как грустно, что лт сдох". Вам ничего не стоит продолжать выкладывать свои новые стихи здесь. Вы крутые - и стихи крутые. И "копировать" - "вставить" не так уж сложно. Давайте сохраним этот сайт, пожалуйста.... Если уж админы о нем не думают, давайте хоть мы....

Если вдруг горизонт наш затянут тучи,
Поизносятся нервы, слова и броня,
Помни, Кот, просыпаться с тобою намного лучше,
В миллионы раз лучше, чем без тебя.

За окном строит вьюга свои карусели,
И порою не хочется ждать и домой.
Но я помню, что ужин намного вкуснее,
Если ты в этот вечер будешь рядом со мной.

Долгосрочные планы, мечты и проекты,
Дом у озера, пёс и окно прямо в сад.
И мы знаем, что это будет лучшее лето,
Если нам хватит силы его подождать.

Мы старательно прячем себя в этих планах
Вместо счастья жить этим, сегодняшним днём.
Но пока ты поёшь, когда бреешься в ванной,
Мы любую беду с тобой переживём.

Пусть усталость в висках оседает камнями.
Прислониться к стене, две минуты – и в путь.
Ведь пока я и ты продолжаем быть Нами,
Я готова цепочку этих дней затянуть.

Улыбнись. Я привыкла считать это чудом –
От зеленого – к карему в рамке ресниц.
И я знаю. Я помню. Я верю. Я буду.
Ещё целую вечность. Нашу общую жизнь.
© Copyright: Аня Gata Кравченко

У принцессы Эльзы стальной дворец.
Каждый, кто приходил, предлагал венец.
Каждый старец, пройдоха или юнец
Звон сулил колец.
У принцессы Эльзы пять берегов,
А в чертогах двери все на засов.
Каждый храбрый муж золотой улов
Ей отдать готов.
У принцессы прихоть: младая кровь.
То смеется громко, то хмурит бровь.
Вся страна в печали: сказала вновь –
Подавай любовь ...
читать целиком »

И вроде большая. Вроде, уже не 20.
И надо бы больше обдумывать, меньше ждать.
Мой внутренний Картман просит меня сорваться,
Мой внутренний Кайл заставляет его молчать.

И как-то тревожно читаются эти сказки,
Когда каждый третий твердит, что пора взрослеть.
Мой внутренний Шерлок ищет в дыму подсказки,
Но мой Мориарти ловко запутал след.

А верить советам – право, такая роскошь,
Логичней проститься, простить и совсем уйти.
Но внутренний Чип как обычно спешит на помощь -
И глупо сгорает где-то в конце пути.

А помнишь… подъезды пропахли сурьмой гашишной
И резали взгляды по телу больней ножа.
А нынче мой Карлсон устало сидит на крыше
И смотрит с тоской на стареющего Малыша.

Как много дорог не истоптаны, не открыты,
Как много историй останется под чадрой,
Когда мой разбитый старик своим целым корытом
Кичиться за ужином будет перед женой.

Бывает и так, что проснешься в поту под утро,
А все несвершения сжали тебя в дугу.
Без этого дабл не просто листать камасутру
Вчерашний идей, воспаленных в твоем мозгу.

Одеться бы, выбежать в утро, идти, спотыкаться,
Спешить довершить всё, что планами было лишь…
Да только большая. Да только уже не 20.
И ты успокоишься, перевернешься –
И спишь.


© Copyright: Аня Gata Кравченко

Это дождливое утро. Ноябрь. Смог.
Серые капли лезут за ворот прохожим.
Там, у двери, где рассвет перелазит порог,
Хрупкое счастье жмется к стене осторожно.

Только робеет слегка и молчит невзначай,
Переминаясь с одной ноги на другую.
Счастье, не бойся, останешься с нами на чай?
Может быть, даже завтраком побалую...

А проведи с нами день: все равно никуда не спешим,
Будем валяться и пить молоко, смотреть фильмы.
В этой квартире, среди домовых-сторожил
Глазки твои уж давно оказались своими.

Просто забыть все заботы, на миг показаться детьми,
Взять и надуть разноцветных шаров гирлянду,
Как в Новый год, на бенгальские пялясь огни,
Слышать в себе твоих радостных слов канонаду.

Вместе построить из карт розоватый дворец
И поселить в нем принцессу и третьих симсов.
Кольца кидать, соревнуясь, в отдел для колец –
И проиграть, и ничуточки не разозлиться.

Выйти за дверь в этот хмурый ноябрьский день,
Долго бродить и вернуться довольно- уставшими.
И наблюдать из окна, как вечерняя тень
Делает город брюнетом почти настоящим.

За шоколадкой на кухню – не сложный маршрут,
По подбородок укутавшись в плед, пить какао.
Снегу писать смс-ки: «тебя уже ждут» -
Это, поверь мне, уже абсолютно не мало.

А оставайся у нас навсегда, здесь уютно:
Светлые стены, дождь в окнах и воздух тих.

Счастье кивнуло и, что-то обдумав как будто,
Добрым теплом разделило себя на троих.


© Copyright: Аня gata Кравченко